Машка и Медведь

Из-за двери Машка слышала, как бабушка, скупо шмыгая носом, разговаривает по телефону. Короткие, почти по военному бездушные фразы были непривычными для девичьих ушей, потому что женщина всегда была шумной, эмоциональной, взрывной, эдакая горячая кровь в винной бутылке. "Неужели нет свидетелей? - даже спрашивала она сухо. - Мало кто живёт? Поняла". Когда Машка уже спустя семь лет очутилась в Дубках, ей сразу вспомнились эти слова, потому что деревня выглядела мертвой. Ослепительное горячее августовское солнце, легкомысленные бабочки, прожорливые стрекозы, игривые ромашки вдоль пыльной кривой дороги и длинные голубые пики дельфиниума, с удивлением и возмущением косящиеся на девушку из кюветов у кривых заборов. Машка нахмурилась, осматривая косые безжизненные дома, поросшие сорной травой крылечки, облупившуюся краску на резных рамах и пробитые то тут, то там крыши, вслушиваясь в жужжание пчел и шмелей, силясь во всей этой какофонии звуков, запахов и образов найти хоть один, похожий на человеческий. Когда чуть дальше по дороге мелькнула собачья тень, вынырнув и скрывшись в кустах на другой стороне, Машка сорвалась с места так, будто была гепардом на охоте: вцепилась руками в лямки рюкзака, всполошила кедами пыль, фыркая, когда она забилась в нос следом за запахом цветов. В несколько широких для своего роста прыжков она оказалась у распахнутой кривой калитки, часть штакетника на которой была заменена настоящими лыжами, покосилась через забор на заросший крапивой сад, вытянув шею. - Э-э, здравствуйте? - хрипло крикнула она в бурьян, морща нос. - Есть кто? С минуту вокруг все так же жужжала тысячей насекомьих крыльев летняя жара. Машка уже было отчаялась в этом "городе мертвых" встретить хоть одну живую душу, даже вздохнула протяжно, сорвав ягоду с путанного куста малины рядом с забором, когда из-за облезлого штакетника выглянула седая голова. Девушка вздрогнула, вскрикнув, а в калитке показался щуплый дедок с козлиной серой бородкой и пузырями на коленках, обтянутых старыми советскими трениками синего цвета. - Кончай базлать, зелень, - просипел он голосом волка из "Ну, погоди!", прошаркал дубовыми галошами по заросшей травой некогда плитке и облокотился на столб, смотря чуть исподлобья. - Чё надо? Машка сглотнула вязкую от испуга слюну, но приосанилась, пытаясь хотя бы ростом деда поставить на место, благо, была на полголовы повыше. - Узнать хочу кое-что, - ответила она бодро. Дед хмыкнул. - Я Митрича засыпать не буду, не проси. Поди баба его тебя захороводила сюды притащиться, м? - он прищурил косой, как и его забор, глаз, скаля дырявый рот. Машка дернула плечами, но с места не сдвинулась. - Да, мне похер на вашего Митрича, я по другому вопросу, - ответила она дерзко, а дед захохотал и закашлялся. Пока он пытался не то выхаркать лёгкие, не то отбить ими мелодию "Another one bites the dust" , Машка быстро сунула руку в карман, выуживая фото и протягивая ему. - Гляньте, может видели? - спросила она мягче, наклонив голову. Дед утер слезы, ткнулся носом в карточку, харкнул смачно в кусты и покачал головой. - Не, не срисовываю, - отмахнулся он торопливо. - Да, вы даже не посмотрели, - надула губы Машка, тыча фотографией ему в лицо. - Это семь лет назад было. Тоже летом. Дед поднял удивлённо кустистые брови. - Малой, ты совсем бедовый или как? Я что вчера было, не мигну, а ты про семь лет... - протянул он с сомнением, но на фото все же зыркнул. - Я впрягаться не хочу, - он даже головой покачал, хотя и подался вперёд. - А чё стяслось-то? Машка засопела. - Убили. Дед охнул, но остался стоять, как был, только руку сунул торопливо в карман треников, вытянул из них сигаретку и воткнул в беззубый рот. - Ты таким лучше б не светил, пацан, когда нюхать дальше будешь... - заметил он деловито. Машка посмотрела на него внимательно. - А тут ещё кто-то есть, кто помочь сможет? - спросила она напряжённо. Дед закурил, затянулся, снова закашлялся, шмыгнул носом, утерся рукавом, развесив блестящие гирлянды по манжетам и посмотрел мимо нее. - Если борзеть не будешь, - ответил он важно. Машка снова надула губы, убирая фото обратно в карман. - Вы говорите прямо - куда пойти? У кого узнать? У меня времени не так много, скоро ж вечер, - сказала она с досадой, понимая отчётливо, что от блатного деда толку не будет. - Ну, - выдохнул он едкий дым и крякнул. - Пахлим, узнаем, кто там попутал... Машка дернула бровью, потому что совершенно не понимала, о чем дед говорит, но послушно поплелась следом, мазнув взглядом по циферблату - половина второго. Время было, но она по рассказам Катюши знала, как стремительно оно сгорает в деревне. Шли медленно, мужчина шаркал галошами, дымил, плевался, как альпака и пах, будто ею и был. Он несколько раз останавливался, романтично смотрел в кусты по сторонам от дороги, в свойственной ему манере описывал бывших жильцов того или иного заброшенного жилища, пока наконец не подвёл девушку к жизнерадостному жёлтому домику с резными окошками. - Тимофеевна! - гаркнул он Машке на ухо, а та отшатнулась, посмотрев на деда, как на сумасшедшего. - Тимофеевна, тут человечек побазарить пришел за жмурика... Машка покосилась на него с сомнением, осмотрелась, не слышал ли их кто-то, но старик был до безобразия невозмутим, а секундой позднее и вовсе расцвел беззубой улыбкой. Машка перевела торопливо черные глаза на объект его радости, уткнувшись взглядом в дородную, массивную женщину с красными губами, огненно-рыжими волосами и очками-половинками, вышедшую с сигаретой в зубах на красивое крыльцо в легкомысленном цветастом халатике. - Ты чего разорался, Семён? - спросила она его низким, до печенки пробирающим голосом, который был так пленительно певуч, как не сочетался с ее лицом, похожим на переваренную картофелину. - Дык вот, привел к тебе пацана искать кобылу, - развел руками дед, а женщина окинула Машку прошибающим насквозь взглядом, выпустив дым через нос. - Ты кто такой? - спросила она задумчиво, поднимая тонкую, исщипанную до ниточки бровь и приспуская с носа очки. Машка выпрямила спину, посмотрев в ответ дерзко. - Я девушка, вообще-то, - хмыкнула она, довольная тем, как дед рядом хрюкнул и выругался, шмякнувшись на седую от времени чахлую лавку у забора. Женщина усмехнулась и сделала царский жест рукой, мол, продолжай, а Машка тут же достала из кармана фото. - Вот, я ищу хоть кого-то, кто видел этого человека, - она посмотрела на собеседницу прямо. Та неторопливо выпустила дым в сторону, взяла в руки фотографию, отводя ее чуть в сторону от лица, держа двумя пухлыми пальцами с золотыми кольцами, а потом посмотрела на девушку поверх карточки. - А тебе какое дело? - спросила она медленно. Машка сглотнула. - Это мой папа, - ответила она еле слышно, чувствуя, как трещит все внутри и как болит сердце только от упоминания этого слова. - Он... Его убили семь лет назад. Глаза Тимофеевны вспыхнули, а дед наконец встрепенулся после шокирующих подробностей, которые ему никто раньше не рассказал. - Так ты это... Того, к чему тогда бодягу разводила? Я-то думал, на кой впрягаешься за вшивого, а тут вон оно чё - батя... - засипел он, но Машка даже ухом не повела, смотрела внимательно на женщину, а та - на нее в ответ. - Идём, - кивнула, наконец, Тимофеевна, развернулась и решительной царственной походкой направилась в сторону крыльца, увитого девичьим виноградом и заросшего астрами. Машка двинулась следом, зашаркал за ней и дед, только вот его в дом не пустили, сверкнув очками-половинками и наказав "валить домой и уши под окошком не греть". Семён на это разобиделся, прошлепал надутыми губами, что он не какой-то там "фраер с кушем", а цинканул вовремя и заслужил возможность "раскачать немножко", хоть и "из пятого угла". Тимофеевна сменила его снисходительным взглядом, ухмыльнулась тремя золотыми зубами, а потом дверь перед хитрым носом захлопнула, отрезая себя и Машку от августовского зноя. - Проходи, не стесняйся, - сказала она миролюбиво, нырнув ногами с поступившими синими звёздочками вен в розовые китайские шлепанцы, после чего прошла из крошечных сеней в просторную комнату, на двери в которую висела шторка из цветных бусин. Машка скинула кеды, отодвинув их ногой в сторону и сиганула следом, толком не всматриваясь в интерьер, а тут же подходя к круглому столу у окна, где на стуле уже сидела Тимофеевна. Женщина вытащила пачку сигарет, уложив на резную накрахмаленную скатерть, двинула в центр пепельницу из цветного стекла, закурила, вновь сдвигая очки на кончик носа. - Ванечкина дочка, стало быть, - сказала она, неторопливо закуривая, а Машка разом побледнела и нашла в себе силы лишь кивнуть. Так давно в ее присутвии отца по имени не называли, и несмотря на то, что прошло уже семь долгих лет, по слуху и сердцу резануло так, что на черные глаза тут же навернулись шипящие болью слезы. Женщина, впрочем, тактично сделала вид, что этого не заметила, выпустила душистый дым в сторону занавесок на окошке, задумчиво смотря на краснеющие за окном яблоки. - В-вы с ним знакомы? - спросила Машка сдавленно. Тимофеевна наморщила лоб, поднимая брови-ниточки к самой кромке красных волос. - Были, да, - подтвердила она спокойно. - Я на опознании была свидетелем, когда нашли, - добавила она медленно, потом мазнула взглядом по хилой девушке напротив и спросила: - Тебе может самогончику? Тебе лет сколько, детка? Машка поджала губы, проглотила похожий на дохлую лягушку слезный ком, заталкивая его поглубже в грудь, после чего выпрямилась на стуле, как палка. - Девятнадцать мне. Пить не буду. Расскажите лучше про папу, - и посмотрела черными голодными глазами. Тимофеевна смерила взглядом в ответ. - Что рассказывать? - махнула она рукой и отвернулась к окну. - Дела у Ванечки были, в Верее, Можайске, Шаликове, Боровске... - Что за дела? - перебила нетерпеливо Машка, подавшись вперёд, с жадностью втягивая сигаретный дым. Женщина посмотрела на девушку многозначительно. - Разные, - уклончиво ответила она. - Незаконные, что ли? - выдохнула в ужасной догадке Машка, плюхаясь обратно на стул. Сердце заколотилось где-то под подбородком. Тимофеевна кисло усмехнулась. - Ты, детка, не накручивай. О покойниках, знаешь, либо хорошо, либо никак, - она снова затянулась. - Добрый был твой папенька, а пострадал по глупости. Машка пожевала нервно губу. - Вы знаете, что в тот день случилось? - спросила она тихо. - Мы ведь искали... Долго. Он ушел и не сказал ничего, - она подняла на женщину полные боли черные глаза. - Мне тогда двенадцать было. Тимофеевна посмотрела в ответ с сочувствием. - Извини, детка, но я подробностей не знаю, - сказал она мягко и добавила, когда увидела на Машкином лице разочарование. - Вроде решал дела в Цыплине, говорил, что заедет вечером, да так и не приехал, - она вздохнула. - Может там кого поискать? Машка нахмурилась. - Это далеко отсюда? - уточнила она, мысленно уже прикидывая, как будет ночевать в одном из заброшенных домиков в Дубках. Тимофеевна затушила решительно сигарету в пепельнице и звякнула кольцами на пальцах. - Если по дороге, то долго, часов пять, там почти тридцать километров, - вздохнула сочувствующе женщина. - А напрямки часа за три управишься, но через лес. Машка пожевала губу. - Там тропинка-то есть? - спросила она огорчённо. - Раньше дорога была лесная, но мы в ту сторону давно уж не ходим, ноги не те... - объяснила Тимофеевна, с кряхтением устраиваясь на скрипящем стуле поудобнее. - Надо оно тебе, детка? Семь лет уж минуло... Машка посмотрела жестко, сжав губы. - Стала бы я из Москвы сюда переться, если б не надо было? - спросила она едко. Женщина посмотрела внимательно и вздохнула, подтягивая к себе лежащий на краю стола сканворд. - Сейчас из калитки выйдешь, сверни налево, до конца улицы. Там между двумя домами, один без крыши, прям по тропинке и в поле, - она принялась быстро и методично рисовать на полях одной из страниц небольшой план. - Бывшее СНТ "Медик" пройдешь, там не ошибешься, одни трубы печные остались, через дорогу, - кольца на пальцах приятно позвякивали, когда она нарисовала кривую линию мимо квадратика с подписью "Каменка". - У ели большой на дорожку насыпную, по ней через речку и сразу в лес, а там только прямо и не сворачивай, - Машка понятливо кивнула, а Тимофеевна посмотрела строго. - Лучше б машину тебе, там полчаса и на месте... Девушка хмыкнула. - Я за полтора часа, что сюда от Вереи шла, только одну встретила, - сказала она насмешливо. - Это ж сколько мне карету эту ждать придётся? - она помотала головой. - Я лучше через лес. - Не страшно, детка? - Тимофеевна посмотрела внимательно. Машка оскалилась в хищной улыбке, а потом вытащила из нагрудного кармана рубашки Петькин кастет. - Мне уже ничего не страшно, - сказала она с давно выжженой в груди болью, улыбаясь при этом с азартом. Тимофеевна покачала головой, ткнув пальцем с длинным красным ногтем в лист сканворда. - Прямо, поняла? - строго напомнила она. - Снова Машковых опознавать я не хочу.