please, carry me home

«Чёрт!..» Последняя тварь из Фрагментума оказывается сражена метким и мощным ударом копья, с омерзительным чавканьем вонзившегося в проклятую плоть, и в тот же момент Дань Хэн неожиданно теряет равновесие, едва не повалившись на собственную жертву и раскрыв рот в беззвучном крике — одно неудачное, недостаточно точное движение, и опорная нога его по инерции вдруг выворачивается под неестественным углом, разрываясь невыносимо болезненной вспышкой от колена по всему телу, — только древко собственного оружия, насквозь прошедшего сквозь вражескую тушу и упершегося теперь в грудь, становится для парня опорой и бережёт от падения. Несколько бесконечно долгих и опасных мгновений голова его совсем пуста, только бьётся, пульсирует жилка на виске и дрожит разгорячённое битвой тело, а ногти глубоко, твёрдо врезаются в спасительное древко. Очнувшись, Дань Хэн машинально оборачивается, ищет взглядом Стеллу и Март 7, — обе девушки, кажется, в полном порядке и, смеясь, оправляют одежду друг друга, — а после пытается пошевелить левой ногой, которую едва ощущает за болевой завесой. Не выходит — только бедро чуть покачивается, откликаясь на сознательный импульс, а всё, что ниже — недвижимо, нелепо смотрит в сторону, немного не доставая до земли, замаранной кровью порождений Фрагментума. К горлу исподволь подступает тошнота. «Вывихнул», — поджав губы, чтобы не застонать, заключает Дань Хэн и, перенеся вес на правую ногу, с усилием выдёргивает копьё из туши, и тут же опускает его рядом, возвращая почти уже ставшую привычной точку опоры. Плохо дело — идти сейчас ему будет более чем тяжело, связь тут не ловит, до экспресса, как и до города, не так уж и близко, а колено вправить девушки вряд ли смогут, разве что Март подморозит сустав, чтобы немного облегчить симптомы, но о таком и просить совестно. Сам ошибся — сам и расхлёбывай, справишься, думает Дань Хэн, но по мере того, как уровень адреналина, всколыхнутого дракой, постепенно снижается, боль в ноге ощущается всё явственнее, и голова парня безвольно падает на тяжело вздымающуюся грудь. Вот же дерьмо, аж перед глазами плывёт… Он даже не замечает, как и в какой момент Стелла оказывается рядом, и только поражённо вздрагивает, когда она касается его подбородка своими горячими пальцами и легонько подталкивает вверх, побуждая посмотреть на себя. Она вся взъерошена, распалена, но во взгляде девушки не боевой раж, а нечто более глубокое, трогательное, столь же нежное и в то же время неловкое, как руки, покрывшиеся уже мозолями от постоянных упражнений с битой, которые придерживают сейчас голову Дань Хэна. Медленно пропустив через себя воздух, он выдавливает хмурую усмешку, точно видя наперёд все напрашивающиеся подколы в свой адрес и заранее отвечая на них, — парень даже слышит визгливый голос Март 7 откуда-то неподалёку, не видя, впрочем, её саму и не понимая, что именно она говорит, — но Стелла молчит, всё смотрит на него, напряжённо, пронзительно. Почти как на те далёкие звёзды, что мириадами проносятся каждый день за окнами экспресса и всё же всякий раз вызывают у неё бессознательный трепет. «Ну и дурацкая ассоциация!» — так, вероятно, думает не только Дань Хэн, но и сама Стелла. Светлые брови её едва заметно хмурятся, а губы подрагивают — хочет сказать что-то: вероятно, о том, какой он дурак, что не стоило ему так удаляться от них с Март и в одного лезть на такого крупного монстра, полагаясь не только в бою, но и вообще во всём исключительно на самого себя, — парень готов уже возразить, объяснить, что дело здесь отнюдь не в этом, но Стелла так не произносит и слова. А уже мгновение спустя ловко и уверенно подхватывает Дань Хэна на руки и, быстро, но осторожно распределив его массу по предплечьям, прижимает к груди так крепко, что грохочущая дрожь её ненастоящего сердца совершенно оглушает его. Весь мир в его глазах переворачивается в этот момент, как физически, так и ментально. Дань Хэн не успевает даже сообразить, что произошло, не говоря уже о том, чтобы воспротивиться. Первое время от шока он ничего не видит и не слышит, лишь смутно ощущая в груди что-то, не поддающееся однозначному и рациональному определению и, к счастью или к горю, прикрытое расползавшейся от аккуратно подхваченного колена тошнотворно колкой вуалью. Впрочем, жар чужого тела с одной стороны и приятный холодок взбудораженного его подъёмом и движением воздуха с другой немного притупляют боль и постепенно приводят парня в чувство, но для возражений к тому моменту становится уже слишком поздно — Дань Хэн понимает, что находится на руках у Стеллы, которая довольно бодрым, но тяжёлым шагом несёт его куда-то, и одна мысль об этом, не говоря уж о виде её остренького подбородка прямо над собой, заставляет его густо покраснеть. Бессознательно он пытается отвернуться и спрятать лицо в её одежде, но от девушки слишком сильно пахнет потом и кровью — ожидаемо, учитывая, скольких тварей она, судя по всему, завалила, — и, сглотнув, Дань Хэн вновь вынужден взглянуть на Стеллу, что даже не обращает внимания на его робкие шевеления, будучи, видимо, абсолютно сосредоточенной на дороге. Немного мокрые, рваные прядки пепельных волос мерно покачиваются у лица девушки, отбивая такт её шагам и разрежая небо, а грудь часто, натужно вздымается прямо над рукой парня, оказавшейся зажатой меж его и её телом — Дань Хэн буквально ощущает, как пульсирует в ней опухоль всех миров, и смотрит на Стеллу так долго, так пристально, что, кажется, уже начинает различать капельки пота на её шее, и это совершенно невыносимо. Неловко. Стыдно. И скорее даже неловко, нежели стыдно, ведь собственная безалаберность и бытие обузой почему-то оказываются последним, о чём парень способен сейчас думать. А о чём он, в общем-то, думает? Столь о многом, что будто бы и ни о чём. Есть только Стелла и он, Дань Хэн, которому так поразительно комфортно быть в её напряжённых, сильных руках, так спокойно от этой странной близости, расползающейся по телу сладостным жаром, и так хорошо, что Дань Хэн почти не чувствует усталости и боли, до того чуть не лишивших его сознания. Уютно, почти безмятежно, наверное, как… дома? Что это значит?.. Глупое чувство. Не то, которое должно быть. — Стелла, — зовёт он вполголоса и едва ли сознавая, зачем. — М-м-м? — она откликается мгновенно, несмотря на кажущуюся сконцентрированность и отрешенность, и, остановившись, осторожно заглядывает ему в лицо, отчего Дань Хэн невольно поджимает губы и сглатывает — глаза её, живое, трепетное солнце, сокрытое за янтарную призму, слишком близко, чтобы не прожигать насквозь. Стелла медленно присаживается на одно колено, испуская усталый вздох, и, продолжая придерживать ноги парня, усаживает его на землю так, чтобы суметь дать себе отдохнуть, но при этом не потерять контроля над ситуацией. И продолжает в упор смотреть на Дань Хэна с каким-то странным, но тёплым выражением. Молчит. Ждёт. Они оба весьма немногословны, когда серьёзны. Разница лишь в том, что он серьёзен почти всегда, а вот Стелла… Она обладает удивительным умением отпускать довлеющее хотя бы на время и дурачиться, не сходя при этом с ума. Дань Хэн может спросить у неё, где Март 7, но, вероятно, та отправилась вперёд них на экспресс, забрав всё оружие, ведь с такой ношей Стелла, как бы она ни была сильна, точно бы не справилась, а всех тварей Фрагментума в этой области они уничтожили, так что опасаться с высокой долей вероятности уже нечего. Дань Хэн может спросить и о том, почему Стелле вообще взбрело в голову нести его на руках, когда они с Март вполне могли бы решить между собой, кто останется охранять травмированного парня, а кто сгоняет на экспресс за господином Янгом, который решил бы проблему с ногой и в полевых условиях, но знает, что на подобный вопрос она не сможет ответить и сама. Первопроходец нередко поступала так, как вопреки всем доводам разума, которые в их компании, как правило, озвучивает не кто иной, как сам Дань Хэн, подсказывала ей интуиция, и интуиция эта всякий раз оказывалась до того необъяснимо чутка и правдива, что, пусть это и иррационально, ей можно довериться?.. Поэтому Дань Хэн задаёт самый безумный вопрос, на который только оказывается способен. — Тебе не слишком тяжело? — голос его хриплый, уставший, тихий, но и этого достаточно — сидя, Стелла дышит совсем не глубоко и грудь её, до того ходившая ходуном, сейчас едва касается края плаща Дань Хэна, а всё же он отчётливо слышит каждый вдох и выдох девушки, различает каждую ресничку на её широко распахнутых глазах, каждый след от зубов на раскрасневшейся нижней губе... — Мне? Тяжело? — сообразив, чего от неё хотят, Стелла шутливо закатывает глаза и оглушительно цокает языком, фыркнув. — Пф-ф-ф, да вовсе нет! Почти пришли ведь уже. Зря задержались только, — подумав, она легонько щёлкает окаменевшего лицом Дань Хэна по носу и смеётся. — Дурак! Как они вернулись на экспресс и кто и как в итоге вправил Дань Хэну колено, ни у кого из них в памяти, в общем-то, не остаётся. Стелла помнит только, как робко попросила у Вельта мазь с ибупрофеном, обмазалась ей, как могла, добралась до своей комнаты и, рухнув плашмя на кровать, заснула совершенно мёртвым сном. По пробуждении же голова её столь туманна, что она не сразу даже понимает, кто она и где находится, но, пошарив рукой вокруг себя, Стелла неожиданно обнаруживает на тумбочке небольшую записку, на которой странно неровным, но всё столь же красивым и узнаваемым почерком выведено следующее: Спасибо за то, что избавила меня от боли. Надеюсь, тебе действительно не было тяжело. Береги себя. — Дань Хэн. Мышцы её перетрудившихся рук всё ещё нещадно тянут, но, прижимая записку к груди почти подобно автору оной, Стелла чувствует, будто они наполняются новой силой, а опухоль внутри неё обращается в нежные белые цветы. Сквозь боль она улыбается.