Ту что должна спасти

Я была как окурок в стакане спрайта. Как отквовенный красный мазок на зеленой драпировке. Забытая нить шва в ране. Уже загноившей, но не достаточно беспокоящая. Забытая, чуждая всему. Родинка на щеке идеального лица. Единственный Бонд в пачке чапмана. Яркое пятно несчастья на фотографии семьи в праздник. Я *не* знала. Знала. Чуяла. Как чуют дворовые псы слабость, я чуяла свою ненужность. В бессмысленных разговорах в которых ты почти не участвовала. В срочных неотложных делах. Забытых обещаниях помнить и позвонить. Ты меня забыла как забывают закончившийся маркер. Только вот ответ так в том что маркет когда-то писал. Я же нужной и целой не была никогда. И ты, Тони, это знала. Только это было -не-важно. Поклон, на колени, танец, поклон, подношение и молитва. Глупый вопрос. — Я буду когда-нибудь нужна людям? — мать усмехается. — Ты им всегда нужна, только помнят они об этом только корда пелена слез застегнет глаза и от страха и близости смерти нельзя вымолвить ни слова. — опускаю глаза и проливаю красную цену пущенную ритуальным ножом на алтарь. Кровь холодит руки и спускается потоком через запястья. — Спасибо, мама. — Не за что, ребенок. — Она во всем своем ужасе и мужестве. Мудра, как всегда впрочем. Тони уже не помнит запах грязи и крови. Растит дочь и не помнит несчастий мира. И не-помнит меня. Иногда лишь долго вглядывается в уже не совместную фотографию. Долг зовет. И я снова в делах небесных у матери Войны на руках заливаюсь кровавым горем прошлого. Она лишь гладит по голове и смотрит своими все понимающими глазами. И по 195 божественному году с утра среды, лишь тихим шелестом хлопковых одеяньев и звоном доспехов предупреждая о приходе. Молчит смотря в небесные- чужие глаза того кто несет смог Войны в небо и ее покровительство. Лишь после произносит. — Земля еще позовет тебя, ты нужна будешь там очень скоро. Люди все еще призывают войну и ее детей. Хотят бороться за мир и вселенную. Глупцы. — Бережно вкладывает в мои руки письма от Тони. Посвященные мне. Уже давно погибшей мне. Вспомнила наконец. Не положенно помнить погибших детей божеств, но у нее была особая мотивация. Война знает как я берегу эту женщину и знает, что она — то что я оставила там из самого ценного. Видит мои сны иногда замечает наблюдающей за делами Земными. Не положенно. Но она не препятствует и ничего не говорит. Приносит вести иногда. — Ты можешь уберечь то что тебе дорого в этот раз. Не пожалей. На твоих плечах память столетий и кровь тысяч душ. Тебе нести это все время. Твоя судьба уже предрешена — Однажды вернешься сюда в еще более израненным сердцем. В твоих руках лишь решение того почему — по разбитому горем по почившей женщине и несбыточным желанием, по обменянному и счастливому столетию или по смерти того кому ты не успела отдать его и признаться в этом. — Толчок вниз почти смертельный ха-ха И в пылу сражений пробегая между смертных я ищу одну единственную. Ту которую должна спасти. Мать понимающе сверкала глазами зная мой ответ. Не положенно давать знание о судьбе, но она уже устала вытирать мои слезы. Нарушение божественных законов может её низвергнуть, но любимый ребенок и хороший солдат ценен. Благодарный и счастливый после целой жизни с любимой тоже. В железной клетке глубоко внутри трепещет неимоверно человеческое сердце — самое греховное в детях божеств. Его оплетает Цветы Ликориса и Лавра. Но победа не спасет от совести и души. От мыслей. Война — лучшая матерь на свете. Измазанная копотью железная женщина отлетает в стену. Я появляюсь в хаосе битвы и влетаю в собственную стихию растворяясь россыпью сахара в кипятке. Протягиваю руку и поднимаю. В этот раз не её костюм паука меня защищает — одеяния хлопковые оттенка красного зарева и блестящие доспехи. Подарки матери. Клинок — мое оружие и вера в то что я спасу самое дорогое — ее. Не вера в любовь, мир и будущее, так знание себя как хорошего солдата и вовремя принесения матери жертва спасают мои мысли от хаоса. Мы в порядке. Война бережет свои орудия и тех кого покровительствует. Щелчек веры пальцами и конец битвы. Все взгляды на меня — людей монстров и тех кто что-то между. И только Тони понимает что что-то не так бросается вперед и ловит хрупкое теперь совсем людское тельце. Я слышу голос матери. — Ты тут еще долго будешь.Истратила почти весь человеческий потенциал этого тела. Береги ту что принесет тебя на руках до конца и чистое небо. Я не хочу видеть этот мир ближайшие пару столетий. — киваю понимая отдаленно лишь суть. Большая палата наполненная чистым воздухом, рука в бинте — или то что от нее осталось. Малая цена думается мне. Пахнет мазями лечебными и заклятиями. Тони заставила Стренжа. Вот только магия все ж человеческих детей не трогает порождения божеств. Глаза Тони обремененные горем и молитвами. «Лишь бы жила. Все что угодно, только не она» Протягиваю целую руку и она целует не задумываясь. — Ты изменилась. Как прошли последние 5 лет для тебя? Я горевала, знаешь? — утягиваю подбитую, любовь мою, на кровать. Она пахнет как и раньше — адеколоном чуть сладким, железом, коньяком. Родной запах — Знаю. — Перебираю волосы длинные с проседью и заглядываю в глаза. Видела и рыдала в голос вместе с тобой. Тогда на могиле и много раз после. — Все это уже неважно. Главное что сейчас и больше никогда я тебя не отпущу.- Целую в голову и каждую морщинку на не помолодевшем от страданий лице. Теперь все в порядке. Звон колоколов вдали — знамение. Благое верится нам.