Орлица и охотница

Черные огоньки становятся в ряд, Злое чувство взор застилает С лица летит тупая слеза, В ней червонный закат сгорает. Янтарной искрою падает вниз, Как солнечный луч последний. Но застывает предательства миг… Когда клекот слышится бледный. Крылья тихо в небе летают, Обгоняя иные ветра. Черные перья тень застилают Глаз синева — осколок дождя. Самка орла облака покоряет, Твердь рыжую раня когтями: Над зимою таежных окраин Вьется, танцуя всеми костями. Села. Оперенье мило клюет. Делаю шаг. Глядит на меня. Лапы клинки кварцовых звёзд. Взгляд как призма ночного стекла. Пар, небо, воздушная фата, Траурно-свадебный острый нож! Трав примятых нежная вата, Осанку гордую не согнешь! Коснуться, обнять желаю Шелк орлицы рукой накрыть… Но снег поднялся — взмывает Птица отзвуком тысяч лир. В пламенеющее светило Уносится красавица прочь. Движения её плавные плыли, Точно листья оживших крон. Без людей, одинокая, Вернусь я из леса домой. Как там моя синеокая? Нашла ли свое гнездо? Вопросы душу ломают. А время ко мраку клонится: Подходят к самому краю Тени пышных розовых плит. Иней окно безответно целует. Грусть ледяная грудь сечет. Отражение зиму рисует, Серебра ниткой узоры ткет. Но тут мир обыденный рвется. Вой холода тепло сгоняет Из стен, куда страх ныне жмется, Лишь разум туманно сияет. Голос, как сталь, тихий звенит. Разворачиваюсь, целюсь, Ружье на пол тотчас летит. Замирает в безветрие шелест. И смущение щеки палит: Чёрных волос красота Бьет, пленяет, и сердце горит, Точно очей её синева! Женщина дикая та глядит На смешную, чудную меня. Перо опавшее в руках вертит, Как колкий колос ячменя. В рубахе серой мирно сидит, Спиной к окну повернувшись, И на челе её слабо блестит От снега свет отхлынувший. Суровый пронзительный взгляд. Руки грубы от мозолей. Но прекрасна, как зимний сад, Искренность в ухмылке соколей. Мы следим, обе в вечности. Я ружье стараюсь поднять, Она в своей безупречности Пытается меня понять. «Не бойся. Чем я страшна? — Пропевает ласково звук, Тихо вырывая из сна. — Я безобидна, как юг. Ах, неудачи охотница! Неужели не узнала меня? Это я на копне бурелома Вкушала окончание дня». Перо подметает воздух, Паутина в углу колыхается. В животе ударило обухом, И ноги невольно шатаются. Орлица, птица недавняя, Ко мне в поздневечерний час, В виде женщины своенравной, Пришла на кружечку чая. Пусть деву и сразу узнала, Как в лунном свете следы, Шепчу сухими устами: «Верни живой из этой борьбы!». Женщина улыбается мне. Встает со стула тихо, В темно-алом солнца вьюне, Подходит, глядит точно лихо. «Ну что ж, птичья миледи, Какой вы чай предпочитаете?», — Не в силах дать бой комете, Светлого чувства таинства, Говорю неуверенно. Женщина улыбается: Хитрость волшебнее вереска На губах зарождается. Опасной она не была, Как огненная лужа воска, Наверху растекалась закатом, Срывая с сини седую косу. Я любуюсь, как пес за костром, Как орлица чабрец отпивает, Словно вернулась к себе домой, И в открытую за мной наблюдает. Ночь давно привалилась к окну, Темень спустилась к зимней тайге. Дымкой рисует руну Пар дыхания на черном стекле. Гостья незванная слишком тиха, Боится мне что-то сказать. Перья в агатовых волосах, Мерцают, как чистая тьма. И боль сама собою прошла, Пока я смотрела в живые Цвета плотного льда глаза, Озёра туманов лесные. Будто я почти влюблена В полёты её и ропот. Казалось, орлица мне занесла В душу ольховую рощу. Снова желаю шелка коснуться, Теперь прямых теплых пальцев. Закрыть пустоту больную Надеюсь недолгим счастьем. Руку к ней подымаю. Сознание запутал чабрец. Не сразу, глупая, понимаю, Девушке птицу любить — грех. Сумерек грива истлела… Охотница, её орлица, В думах собственных елей Сонно догораем зарницей. Пристально в небо беззвёздное Смотрит птица-волшебница. «Подозрительно грозное», — Твердит вместо щебета. С ней выхожу на мороз. Дубленка свисает с худого плеча. Рубаха жарка, точно огонь, Стужа ей, кажется, не страшна. Свеча месяца блекло горит. Женщина гордая идет вперед. Воздух вокруг трещит от зимы, Роняя осколочный лёд. Убираю волос рыжий И вручаю орлице перо, Глядя неловкой серенькой мышью На полосу дремучих лесов. Она это видит. Вздыхает. Взгляд синий печален и пуст. Она, мягко касаясь меня, Пробует ртом ветер на вкус. «Мы хорошо посидели», — Прерываю молчания дух. Орлица с мыслью о цели Отвечает сквозь темноту: «Что правда, то правда. Но мне пора возвращаться. Ах, какая досада, Хотелось с людьми ещё пообщаться!». Тишь зимняя меня снедает. «Как чай горячий? Не горчил?». «Чабрец сладок и согревает, Прямо, знаешь, тепло хранит». Мы обе прощально киваем. «А встретимся снова? Скажем…». «Завтра. В полночь. С тобой погадаем, И друг дружку получше узнаем». Между пушистых кедров, Где дыхание мое рывками течет, Просыпается чувства росток — Сердце под ребрами жмет. Подруга мило перо сминает, Будто хочет узнать, когда Безумные вихри она оседлает, В небе исчезнув, как в водах слеза. Надежда аспидным пером За ухом острым ложится И раскрывает парой листов Два сильных крыла орлицы. Хвост, клюв и когти вновь отрастают: Оперение птицы ту обнимает, Точно мхи по камням ступают, И золой её заметает. Облик старый приняв, взлетает В северную вечную тьму, И лунным серпом сверкая, Скользит в дымящийся муст. Тоска красивая стрелой пронзает: Стою. Вроде ещё жива, Да счастье простое по струнам слагает… Белые огоньки становятся в ряд.