Сломленный

Отец смотрит на него так, что под этим взглядом хочется сложить голову и пойти на смерть. Но он смотрит в ответ. Отвести взгляд – проиграть. А ему нужно защищать братьев, кузенов, Порче. За последнего он уже получил свое. Вытащил мальчишку со склада, вынес почти на себе, сдал медикам и исчез. Люди отца нашли, неведомым образом и окольными путями. Следы от плети на спине зудят, заживая. Футболки снова только черные. Нашедший его в безликой каморке Танкхун долго укачивал брата в руках, костыляя отца на все лады ему в ухо. Вытребовал весь рассказ целиком и смотрел сквозь него полубезумным взглядом. Ким тогда выполз из комплекса, дотащил себя до кондо и заперся намертво, зарекшись куда-то выползать без табельного. Зато в кармане куртки чужое фото. С него улыбается оленьими глазами мальчишка, за которого Кимхан Терапаньякул готов терпеть и кнут отца, и гнев Кинна за сорванную по указке сделку, и что угодно в целом. Потом случается переворот. Дядюшка Кан успешно отправляется кормить рыб, Вегас едва не уходит следом. Ким держит в руках бьющегося в истерике Макао, который дерет ногтями по незажившим следам. За спасение Порче ему опять прилетело. И спрятаться дома не вышло, пришлось продавать кондо и съезжать на склад. Он в комплексе, в какой-то каморке недалеко от стрельбища. Хотел зайти выбить пару обойм. Но по пути понял, что раны разошлись и футболка – хоть выжимай. Сдергивает с себя темную ткань, смотрит в зеркало, старается сдержать в груди рвущийся наружу крик. Боли Отчаянья Безысходности Нельзя дать сбой Не сейчас, когда на карту поставлено слишком многое. Когда кузена от смерти отделяют только бдящие денно и нощно у его кровати Пит и Макао. Когда Порче живет и дышит спокойно благодаря его кровавой сделке с собственной совестью. За спиной открывается дверь. В комнату входит Порш, прикуривающий на ходу. Ким смотрит ему в глаза в отражении, даже не дергается, когда его разворачивают и прижимают к широкой теплой груди, предусмотрительно не касаясь свежих ран. Только поднимает к себе руку с зажатым в ней залакированным полароидом. – Все хорошо, Нонг. Я тебя держу. Он ломается. Надрывно, громко, некрасиво. Осыпается глухим дымом в чужих руках. и не находит в них ни осуждения, ни презрения, ни ненависти. Только заботу, безмолвную опору. Порш, бывший ему чужаком, оказался ближе семьи. Мужчина понимает его за подбородок, заставляет посмотреть на себя и снова прижимает к мокрой от его слез рубашке. Совершенно наплевав на испорченную ткань. Одной рукой гладит его по голове, успокаивает и делится теплом. Ким думает, что братья обнимаются удивительно похоже – отдавая этому всю душу, заворачивая не только в тепло тела, но и словно запуская под ребра. Ким слышит, как мужчина кому-то звонит. – Привет, сделай мне коридор от курилки внизу до подвалов пестрого и ягуара дерни. Порш сбрасывает звонок и смотрит на него. – Идти сможешь? – он кивает, – пошли тогда, расскажешь кто и за что тебя так. А потом мы с ягуаром устроим ему месть клана Терапаньякул по особому рецепту, – мужчина говорит спокойно, голосом отвлекая от боли и напряжения, – не думаю, что моя кошка будет рад такому развитию событий. Ой, что будет, когда Че с Птицей узнают. Валерьянки надо купить. И текилы. Он даже не удивляется такой осведомленности Порша об их кодовых именах. В конце концов, тот был начальником их охраны однажды. Пока мужчина разводит свой монолог, они добираются до дверей в подвалы. Ким в них ни разу не был, поэтому очень удивляется, увидев в стене за основными дверьми дополнительные. На кодовом замке и двух сканерах – отпечатков и сетчатки. Порш открывает двери и заводит его внутрь. Помещение обставлено весьма прозаично. Пара обычных двухярусных кроватей и пара шкафов с самым необходимым. Небольшая ванная комната с душем и набором банных принадлежностей на пятерых. Ким позволяет усадить себя на одну из кроватей и поворачивает голову в сторону Порша. – Птица знает. Мужчина кивает, скрывается в ванной. Ким слышит звук бегущей воды и спустя минуту его изодранной спины касается прохладная ткань. Порш действует аккуратно, но уверенно. Сказывается непростой опыт уличных драк. – Кимхан. Он поворачивает голову через плечо. Порш, не переставая избавлять его спину от кровавых подтеков, укладывает руку ему на шею, мягко давит у самого основания. – Дыши, Нонг. И рассказывай, кто и за что. Он вдыхает. Втягивает зубы, как перед прыжком. Порш расправляет полотенце и накрывает его спину целиком. Холод мокрой ткани успокаивает ноющую кожу. Становится немного легче. – За Порче. – При чем тут Че? Он рассказывает. Теряясь в словах и путаясь в собственной речи. Вываливает правду обо всей той боли, что от него понес Порче, не боясь праведной мести. Хуже, чем сейчас, уже не будет. В конце говорит об отце и страшном обещании «взяться за хрупкого мальчонку всерьез». О сделке, в которой, в обмен на безопасность семьи и милого Ангела, он отдает отцу себя. Как всегда, привык уже. Когда-то давно выторговал собой спокойствие для Кхуна, обменяв себя на психику брата. Даже умудрился ненадолго сбежать и почти забыть. Ничто не помогает найти общий знаменатель так, как четыре коробки доказательств грязных дел отца, которые он пообещал продать тому, кто дороже заплатит. И купить на вырученные деньги Австралию. За словами и слезами не замечает открывшуюся дверь. – Порш? – голос брата звучит странно, словно тот зашел только в конце, и не понимает ничего, – что происходит? Почему Ким… Порш поднимает полотенце. Он слышит звук оседающего на пол тела. Знает, больше чем чувствует, как Кинн трет рукой плечо, ощущая фантомные и давно затянувшиеся полосы на своей спине. Отец не щадил ни одного из своих сыновей. – За что? Он не успевает ответить. Говорит Порш, вернувшийся из ванной с заново вымоченным полотенцем. – За семью, – мужчина поворачивается, смотрит на его брата, – а теперь посмотри мне в глаза и скажи, что тебя не предупреждал, что так будет. Что чертов паук не просто затаился, а как обычно что-то задумал. – Порш… – Двадцать шесть лет как. Подай аптечку, – мужчина двигается ближе к нему, говорит тихо, даже ласково, – тут шить надо, Нонг. Обезбола нет. Ким кивает. – Нормально. Переживу. Порш кивает тоже. Берет из рук Кинна аптечку и делает свое дело. Все трое молчат. Только Кинн, сев перед ним, кладет руку ему на бедро в успокаивающем жесте. Ему хочется кричать, что он не слаб и помощь ему не нужна. Но у него никто не спрашивает. Когда Порш заканчивает и снова накрывает его спину прохладным мокрым полотенцем, скрывая изуродованную кожу, брат тянет его к себе, с силой укладывая на плечо. – Что делать будем? Ким успевает первым в этот раз. – Ничего. – Ким… – Нонг прав, – Порш ему кивает, берет за свободную руку, в молчаливой поддержке, – пока Вегас в больничной койке, мы не можем его защитить. Да и Че с Као нужно убрать. Малой полетит в Японию, запихнем олеандр с ним и пусть сидят там. – Почему Япония? – У Пита там связи, да и Као, вроде, с Якудза через брата знаком. В этот момент он теряет всяческую связь с миром. Истерика, боль и потрясение вымотали его до дна. Он удобнее устраивает голову на плече брата и старается держать нить диалога, но рука в волосах и успокаивающее сердцебиение не оставляют ему и шанса. Несмотря на ноющие спину и голову, он засыпает в спокойствии и умиротворении. Впервые с того раза, как уснул, держа в своих руках милое солнце Порче. *** Проходит почти месяц Все трое не разговаривают о случившемся. Ким думает, что это к лучшему. О своем срыве он помнить не хочет. О том, что у него есть слабости – тоже. От отца он огребает еще один раз. Не сильно, скорее для профилактики. В тот ж вечер в себя приходит Вегас. Через два дня все жалкие остатки Побочной семьи и Порче растворяются в воздухе. Так качественно, как даже у него бы не получилось. Отец рвет и мечет. Ким тихо улыбается в очередную кружку кофе. Старому пауку осталось всего ничего. Он сверяет бумаги и кивает. Завтра Ким приезжает в комплекс ночью, проконтролировать ход операции своими глазами. В кармане куртки огнем горит напоминание о цене провала. Все проходит гладко и Кхун, встретивший его на половине пути, провожает до нужной комнаты. Пока охрана растаскивает тела. В кресле сидит отец. Глаза у него едва из орбит не вылезают. Но ни один мускул не дергается. Брат аккуратно усаживает его на диван и вкладывает ему в руку нож. Они переглядываются. Стоящий сбоку от него Порш говорит: – Это должен быть ты. Ким кивает. Смотрит отцу в глаза и делает аккуратный надрез на чужом предплечье. Отец не кричит, просто не может из-за коктейля в своей крови, только смотрит на сына глазами, обещающими ему Преисподнюю. Он не чувствует ничего. Вкладывает нож в руку Кхуна и выходит. Коридоры наполнены телохранителями, среди них ни одного, кто был бы верен Корну. Ким знает, что Порш вычистил большую часть, а остальных утром порешала сплоченная команда под руководством лично Кима. Он заходит в свою старую комнату, падает лицом в подушку и просто вырубается, не заботясь даже о чужой крови на одежде. Они выжили. Остальное – потом. Тайланд спокойно воспринимает перемену власти. Кхун, которому передали «любимого папочку» выбивает из старика столько информации, что Арм устает записывать. Кажется, в семье появляется новый "главный по допросам". Кинн решает вернуть остальную часть семьи домой раньше срока. Ким долгожданной, казалось бы, встречи, боится до глубины души. Но храбрится, надевает самую непрожигаемую из масок. И все равно внутри просто кричит побитым волком, когда из машины вылетает Порче, с разбегу повисая на брате. Следом выползает Макао, поддерживающий, на пару с Питом, серо-зеленого Вегаса, которого тут же усаживают в инвалидное кресло. Он не замечает, как Порче дергается к нему. Только то, как Порш останавливает брата за плечо и что-то быстро ему шепчет. Ким разворачивается и уходит. Он заслужил Порче и правда будет лучше без него. Он поднимается в свои комнаты. Принимает быстрый прохладный душ, стараясь не потревожить заживающие раны и выходит в пижамных шортах в комнату. Ким в такой прострации, что не замечает ничего вокруг, пока у самой кровати его не обнимают со спины теплые руки. Мозг хочет среагировать на чужака. Сознание узнает знакомое ощущения покоя быстрее. Его истерзанной спины касаются теплые губы – Ангел Голос сипит и срывается. – Это за меня? Хиа мне сказал. Мне так жаль, ПиКим. Только не его милый Порче. Он не выдержит. – Дай оденусь. Скрыть этот ужас от прекрасных оленьих глаз. Уползти на склады, зализать раны, пока не сойдут коркой и только потом вернуться. Если вообще будет нужен такой. Сломленный. Раздробленный до основания. Не имеющий больше ни цели, ни стремления, ни души. Только старую боль и потерянное горячее сердце. Хочется спрятаться и больше никогда никому не показываться. У Порче другие планы. – Сначала мазь, – еще раз прижимается губами к коже, – можно, ПиКим? И куда только делась вся ненависть из бара? Чужие руки теплые, мягкие, заботливые. Ким поддается. Садится на кровать, стягивая кофту. И слышит за спиной судорожное дыхание. Оборачивается, даже не морщась от прострелившей спину боли. – Ангел. Все хорошо, не плачь. Порче выдирает руки из его ладоней и аккуратно разворачивает обратно. – Не хорошо, Пи. И я буду плакать. А сейчас посиди немного, я намажу тебе спину и обязательно обниму, хорошо? Ким затихает под чужим неожиданным напором. Боится спугнуть приятное наваждение в виде теплых нежных пальцев и успокаивающего дыхания. Порче справляется быстро. Опыт лечения брата в нем тоже еще не успел подернуться пылью. Парень прижимается губами к его плечу. Не касается намазанной охлаждающей мазью спины. Укладывается на кровать, забавный и растрепанный в тонкой пижаме с мармеладными мишками. Тянет его к себе, укладывая между тонких бедер прямо на грудь, головой к сердцу. Вплетает пальцы в его волосы. – Подремай, Пи. А потом поедим. Он кивает и обнимает Порче обеими руками под плечи. Дышит в такт с чужим дыханием. Впервые молится, чтобы это не заканчивалось. Не хочет терять такое приятное ощущение заботы. Несколько одиноких слезинок скатываются по его лицу, оставаясь незамеченными. Сон забирает его в свои объятья, нежные, как руки Порче, мягко поглаживающие его по плечу. Он просыпается все также. Согреваемый теплом своего Ангела, чьи пальцы намертво запутались в его волосах. Под ухом мерно и спокойно стучит любимое сердце.