Поцелуй меня

Оби-Ван замирает у входа в палатку, в замешательстве глядя на бывшего падавана, который лежит у него на койке и лучезарно ему улыбается. — Оби-Ван! — пылко приветствует его Анакин и садится. — Пришёл наконец. Оби-Ван со вздохом проходит внутрь, после чего взмахом руки закрывает за собой полог. — Вижу, ты уже отпраздновал с солдатами, — сухо говорит он и, направляясь к столу в углу палатки, снимает левый наруч. Анакин хмурится. — Не надо так. Оби-Ван кладёт наруч на стол, а затем начинает отстёгивать другой, насмешливо глядя на Анакина. — Как? — Вот так, — обвиняюще наставив на него палец, отвечает Анакин. — Я тебе больше не падаван. Оби-Ван на секунду застывает, хмурит брови. — У твоих обвинений всё меньше и меньше оснований. Понятия не имею, что я натворил на этот раз. — Ну вот, опять, — указывает Анакин. — Опять это недовольное лицо. — Он медлит, лоб его пересекает морщинка. — Оно мне в детстве в кошмарах снилось, по-моему. Оби-Ван открывает было рот, но быстро его закрывает, решив, что на этот раз благоразумнее будет промолчать. Он вновь принимается отстёгивать правый наруч, чувствуя на себе взгляд Анакина, чьё обычно пламенеющее отражение в Силе теперь отчего-то приглушено. Оби-Ван бросает на него мимолётный взгляд и почти застывает на месте. Анакин просто сидит у него на койке и наблюдает за ним с полнейшей… безмятежностью, иначе и не скажешь. Ждёт, когда он закончит. Очень терпеливо. — Сколько же ты выпил? — осторожно интересуется Оби-Ван. Анакин сразу же ощетинивается. — Я не пьян. — Я ничего такого не имел в виду. Анакин хмыкает. — Ты вечно что-нибудь да имеешь в виду. Ты по-другому не умеешь. Растерявшись, Оби-Ван не знает, то ли обидеться, то ли рассмеяться. — Не умею? — переспрашивает он, подняв брови. — Говоришь что-нибудь этим своим тоном, и все тебе всё рассказывают, — поясняет Анакин, досадливо на него глядя, хоть и не так сердито, как обычно. — Вот как сейчас. — Это называется вести беседу, — говорит Оби-Ван, стараясь сдержать рвущееся на волю веселье. Анакин фыркает. — Так вот чем вы с Вентресс занимаетесь при каждой встрече? Качая головой, Оби-Ван наконец-то стягивает второй наруч и кладёт его рядом с первым. Это конкретное минное поле лучше уж обойти. Есть в Анакине сейчас определённая мягкость. Ушла обида, которая отравляла в последнее время их общение. Даже от чувства бессилия, знакомого с начала войны каждому джедаю, осталась одна лишь тень. Разумеется, это всё потому, что Анакин сейчас не вполне трезв, но разрушать эту умиротворённость неосторожным словом совсем не хочется. И не только потому, что вид у Анакина… почти довольный. — Итак, — заговаривает он наконец и скрещивает руки на груди. — Наверное, ты не просто так сидишь тут, а не в столовой палатке, где веселье в самом разгаре. Взгляд Анакина сразу же проясняется. — У меня к тебе просьба. На удивление официальная формулировка сбивает Оби-Вана с толку. — Какая? — с внезапной настороженностью спрашивает он. Анакин хлопает ладонью рядом с собой. — Иди сюда. — Это приказ, генерал Скайуокер? — с иронией спрашивает Оби-Ван. — Не ерепенься только. «Ах так, значит». — Я тебя и отсюда прекрасно слышу, — с широкой улыбкой отвечает Оби-Ван. — Это я знаю, — раздражённо говорит Анакин. И всё же в глазах его теплится огонёк, притягивающий Оби-Вана за струны души. — Но мне нужно, чтобы ты был рядом. На мгновение улыбка Оби-Вана тускнеет. Давно он не чувствовал, что нужен Анакину. Что тот ему рад. Оби-Вану этого… недоставало. Недоставало уверенности в том, какое же место он занимает в жизни Анакина. Недоставало с силой, задумываться о которой ему не хочется. Отогнав эти мысли, Оби-Ван подходит к койке и садится к Анакину лицом. — Ну вот он я, — беспечным тоном произносит он и разводит руки в стороны. — Что тебе нужно? Анакин садится к нему ещё ближе, так что они соприкасаются коленями, и забирает его правую руку в свои, глядя на него немигающим взглядом. Оби-Ван не противится, уж слишком его этот жест забавляет. Забавляет и вызывает… кое-что ещё. Чувство, назвать которое он долго уже не решается, но продолжает крепко держать в узде. — Можно я тебя поцелую? — тихо, но твёрдо просит Анакин, и мир вокруг Оби-Вана резко замирает. «Чего?» — Чего? — едва узнавая собственный голос, переспрашивает Оби-Ван. — Можно я тебя поцелую? — с большей настойчивостью повторяет Анакин и смотрит беглым взглядом ему на губы. — Если ты решил так пьяно пошутить, шутка вышла дурная, — с резковатыми нотками в голосе говорит Оби-Ван, не обращая внимания на бешено застучавшее сердце. Он пытается подняться, но не может — Анакин почти с отчаянием держит его за руку. — Нет, — возражает тот, и глаза его испуганно округляются. — Ты чего… Никакая это не шутка. И я не пьян. Оби-Ван смотрит на него долгим взглядом. Притворства он не чувствует, и Анакина его вывод совершенно точно искренне расстроил. И уж что тому плохо удаётся, так это притворство. Вздохнув, Оби-Ван пытается поднять руку, вот только её по-прежнему крепко держат. — Отпусти мою руку, — тихо велит Оби-Ван. Анакин хмурится, но руку не отпускает. — Зачем? — Затем, что она мне нужна, — более требовательно откликается Оби-Ван. Анакин с подозрением прищуривается. — Если отпущу, ты уйдёшь? — Разумеется, нет, — не веря ушам своим, восклицает Оби-Ван. — Куда идти прикажешь, палатка-то моя. Анакин ещё мгновение смотрит на него внимательным взглядом. А затем неохотно его отпускает. Оби-Ван с глубоким вздохом стискивает пальцами переносицу, пытаясь усмирить сумятицу в мыслях. И несущееся вскачь сердце. — А теперь, — заговаривает Оби-Ван, удостоверившись, что взял себя в руки. — Потрудись-ка объяснить, что всё это значит. Анакин растерянно моргает. — В смысле? Почему хочу поцеловать? По-моему, тут всё понятно и так. Оби-Ван окидывает его невозмутимым взглядом. — Ничего подобного. С каких это пор у тебя такое желание? Анакин отводит на секунду взгляд, на скулах у него вспыхивает румянец. — С четырнадцати лет. Оби-Ван открывает было рот, но слова не идут. Сбитый с толку, окрылённый надеждой и вместе с тем потрясённый донельзя, он тянется к Силе. Ощутив осторожно-пытливое прикосновение к своему сознанию, Анакин ловит его взгляд своим и опускает щиты. У Оби-Вана сбивается дыхание, и весь его мир сужается до ослепительного пламени — привязанности Анакина к нему. Для чувства, обнажённого перед ним сейчас полностью, — с его тьмой, желанием, и светом — найдётся ещё одно слово. Более подходящее. Но его признать Оби-Ван ещё не готов. — По-прежнему думаешь, что я пьян? — говорит Анакин голосом, в котором надежда борется с настороженностью, и губы его изгибает несмелая полуулыбка. — Ты и правда пьян, Анакин, — мягко говорит Оби-Ван и запоздало осознаёт свою оплошность. Когда её уже не исправить. Анакин мрачнеет, плечи его каменеют. — Ну подумаешь, выпил два стакана того красного, которое разливал Файвз. Стало тепло, и голова закружилась. — Он с вызовом вскинул подбородок, точно подзадоривая ему возразить. Чего у Оби-Вана и в мыслях нет. — Но оно не создало с нуля мои чувства, которым уже семь лет. Вскинув руки, Оби-Ван примирительно улыбается. — Прости меня. Я… неправильно выразился. В тебе я не сомневаюсь. Но… — Как же с тобой сложно, — хмуро перебивает Анакин. — Нельзя было просто остановиться на «прости меня»? — Но мне кажется, — с нажимом говорит Оби-Ван, но потом продолжает уже мягче: — разумнее будет оставить дальнейший разговор о… нас, — чувствуя, что заливается краской, он отводит взгляд с досадой на самого себя, — хотя бы до завтрашнего утра. Анакин хмурится и тянется было снова взять его за руку, но передумывает и просто некрепко сжимает ладонь в кулак. — Зачем? — с намёком на жалобные нотки спрашивает он. — Нет ника… уф. Действовать лишь по наитию Оби-Вану никогда не нравилось. Но иногда, в редчайших случаях размышлениями можно пренебречь. И нет ничего естественнее, чем податься вперёд и прикоснуться к губам Анакина своими. Приоткрытые губы у того мягкие и податливые, пахнут дикими ягодами с примесью алкоголя. Хочется лучше распробовать вкус, опрокинуть Анакина на койку, чтобы открыть для себя все оттенки аромата его кожи до единого. Приходится напрячь немалую часть своей силы воли, чтобы отстраниться, невзирая на слабый протестующий стон и полуприкрытые глаза напротив. Не говоря уж о том, что Анакин всё цепляется за его одежду, пытаясь привлечь обратно к себе. — Ты мне должен настоящий поцелуй, — говорит он обиженно и отпускает его, осознав, что уступать Оби-Ван не намерен. Будто бы обладая собственной волей, взгляд его падает Анакину на губы. Нижнюю тот прикусил, и от этого вида в горле у Оби-Вана неприятно пересыхает. — Завтра, — спустя мгновение говорит он — не так спокойно, как обычно. Игривость пропадает у Анакина из глаз, и, видя их открытое, уязвимое выражение, Оби-Ван проводит пальцем по его щеке. Анакин льнёт навстречу его ласке. — Глупо это, — ворчит он. — Я не передумаю. — Вот и отлично, — откликается Оби-Ван. — А теперь ложись-ка ты спать. На мгновение лицо Анакина отражает невысказанное желание, но он ничего не говорит и начинает подниматься. Оби-Ван вздыхает — и с нежностью, и с досадой в равной мере. Он ловит Анакина за руку и тянет его обратно на койку. У Анакина тут же проясняется лицо — будто бы солнце выглянуло из-за туч. На двоих койка не рассчитана, особенно для тех, кто немаленького роста, и всё же они на ней как-то помещаются: оба на боку, Анакин лежит головой у него на груди, Оби-Ван обнимает его одной рукой. — Будешь рядом и утром? — голос Анакина приглушён, но беззащитность слышна всё равно. — Обещаешь? Глубоко вздохнув, Оби-Ван ещё крепче прижимает его к себе и целует в лоб. — Даю тебе слово. А пока поспи. И Анакин в кои-то веки беспрекословно ему подчиняется.