«Солнца яркий луч Путь найди во мгле Я прошу, верни Что так желанно мне»
Рассчитывай только на себя и никогда не ошибешься в расчетах. Такому принципу его учили с детства, когда еще первый, тренировочный двуручный меч из дерева сосны в руках казался непосильной, но такой приятной ношей. Всегда в первую очередь думай головой, а потом уже сердцем. Ведь разум холоден, а сердце пылко и может быть скоро на расправу. Хорошо это, плохо ли, он еще не решил. И, видимо, уже не успеет. Сегодня отец попросил его сходить на Утес Звездолова и собрать лучших образцов цветов сесилии, которые были необходимы для изготовления нового сорта белого вина. Поручить это дело он мог только своему самому доверенному лицу — безмерно любимому сыну Дилюку, которого с детства обучал тонкостям искусства виноделия и всегда прислушивался к его, пусть иногда и довольно экстравагантным, идеям касательно того, как можно усовершенствовать состав благородного напитка. И не зря, ведь свежий взгляд юноши в сочетании с огромным опытом за плечами мастера Крепуса давали в совокупности невероятный результат. Не зря вино, рожденное на винокурне Рассвет, пользовалось популярностью не только в Мондштадте, но и далеко за его пределами. Путь к Утесу был неблизкий, а потому Дилюк, практически не смотря под ноги, ведь знал всю карту города и его окрестностей наизусть, мог наслаждаться привычными, но от того не менее любимыми видами: полуденное солнце только входило в раж, лаская своими лучами давно уже жаждущую его света траву под ногами, кристальные бабочки с их узорчатыми, невесомыми крыльями порхали среди деревьев, не замечавшие до этого момента его уверенной поступи белки хаотично хватали когтистыми лапками упавшие на землю шишки, напоследок мелькая пушистыми хвостами среди изумрудных ветвей. И шумная группа Похитителей сокровищ, избивающая какого-то неудачливого торговца, чья разбитая, груженая заморскими товарами телега стояла чуть правее от беснующейся толпы. Глаза Дилюка вспыхнули на мгновение, брови гневно сошлись на переносице, а рука уже тянулась к материализовавшемуся за спиной темному двуручному мечу с красной окантовкой по краям лезвия. Их было слишком много для него одного, примерно двадцать пять человек и почти все вооружены арбалетом, дубиной или, на худой конец, лопатой. Для человека без Глаза Бога, даром что выносливого и прекрасно тренированного, такая толпа представляла собой опасность. Его не только могли легко окружить, но и запросто подстрелить в спину, ведь представители этой чудной банды никогда не чурались грязных уловок. Однако просто стоять и смотреть, как безоружного человека избивают у него на глазах, он не мог. Подойдя ближе, он окрикнул гогочущую толпу, пока что держа меч на изготовке. Бандиты ошеломленно обернулись, окинули взглядом стройного юношу в белой рубашке и черном сюртуке, после чего, спустя пару мгновений неестественной тишины, вдруг зашлись уничижительным хохотом. Дилюк нахмурился лишь сильнее, крепче сжимая ладони на литой рукояти. — Мальчик, шел бы ты отсюда по добру по здорову. Пока мы добрые, — едко обратился к нему один из Похитителей, опирающийся на воткнутую в землю лопату, даже не сняв с лица платка, повязанного на манер маски. Остальные бандиты, разразившись гулким смехом, поддержали товарища. Дилюк перевел взгляд на видневшуюся сквозь толпу фигуру торговца, неподвижно лежащую и держащуюся за живот, и стиснул зубы. — Вы орудуете на земле, подконтрольной рыцарям Фавония. Отпустите его или я буду вынужден применить силу, — напряженно повел плечами Дилюк, мысленно прикидывая, как отвлечь внимание толпы от их жертвы, при этом самому не попав впросак. Похитители, стоящие в первых рядах, переглянулись, после чего каждый из них крепче перехватил свое оружие в руках, а кто-то уже тянулся к арбалетным болтам за спиной, напитанным разной элементальной энергией. Плохо. — На рыцаря ты не похож… Да и неважно. Сейчас ты либо разворачиваешься и уходишь отсюда на своих двоих, либо остаешься тут навсегда, — наигранно расслабленно постукивая по древку лопаты, пробасил негласный главарь этой шайки. Дилюк замер лишь на пару мгновений, а после вдруг резко замахнулся тяжелым мечом, рассекая перед собой воздух, вынуждая бандитов рефлекторно податься назад, от неожиданности врезаясь друг в друга спинами. Услышав очень знакомый свист и стрекот, он резко пригнулся, избежав попадания в него арбалетного электро-снаряда. Рагнвиндр был проворен, быстр, умело обращался с мечом, словно тот не весил добрую пару кило, однако большое количество врагов с иногда примитивным, но все же оружием как ближнего, так и дальнего боя, с отсутствием понятия чести чрезмерно осложняло дело. Пытаясь отвлечь внимание бестолковых бандитов на себя и увести их подальше, надеясь, что тяжело дышащий и периодически покашливающий торговец находился в относительном порядке, Дилюк продолжал бой, стараясь обезоруживать ближайших противников, в то же время держа их в поле зрения перед собой, дабы не быть легкой мишенью для арбалетчиков. Подобно живому пламени он избегал атак исподтишка, уворачивался от то и дело разрезающих воздух арбалетных болтов и отбивал атаки здоровяка с лопатой, не позволяя ему пустить себе пыль в глаза. Не замечая подвоха, все Похитители сосредоточились на юрком юноше, который будто насмехался над ними, не получая ни единого ранения и продолжая медленно отступать все дальше, вверх по Утесу. Ему удалось обезвредить около семи человек, временно лишив их сознания, когда, совершая очередной маневр уклонения, Дилюк вдруг поскользнулся на так некстати попавшем под подошву сапога гладком камне, неловко приземляясь прямо на спину, в небольшое скопление ароматных сесилий. Вспышка боли пронзила позвоночник, и он не сдержал короткого выдоха сквозь зубы, когда на мгновение почудилось, будто сделать вдох просто невозможно, словно легкие оказались стиснуты железной цепью. Язвительный смех разорвал враз накрывшую его внезапной вспышкой тишину. — Ну, дружок, ты, похоже, израсходовал всю свою удачу на сегодня. Да, парни? — обратился все тот же главный к остальным бандитам, разводя руки в стороны и ухмыляясь так, словно это он самолично уложил юношу на лопатки, а не слепая, неосмотрительная случайность. Дилюк же, проморгавшись, чтобы избавиться от пятен перед глазами, осторожно поднялся на ноги, стараясь сохранять равновесие. Никто, однако, не попытался снова уложить его на лопатки, несмотря на злорадные ухмылки на их лицах. Рагнвиндр глубоко дышал, глядя на оставшихся в строю Похитетелей, перекрывших ему отход с Утеса. Их все еще было довольно много, около двадцати человек, и целящиеся в него одновременно пятеро арбалетчиков четко давали понять, что момент неожиданности, позволивший Дилюку заполучить преимущество в начале схватки, уже исчерпал себя. Теперь при любом лишнем движении его попросту нашпигуют стрелами. Вдобавок ко всему, он, похоже, приложился о землю не только спиной, так как от затылка к вискам теперь от любого звука простреливала мерзкая, до негромкого звона в ушах, боль. Желание зашипеть сквозь зубы увеличивалось с каждой секундой. — Вот, что бывает с теми, кто играет в героя. Два шага назад, парень. Только в этот момент оказавшийся дезориентированным Дилюк понял, что стоит спиной к краю Утеса. Всего в паре шагов. И пути отхода, кроме как вниз, в тихую сейчас полуденную голубую пучину, у него нет. Да как же его угораздило… — Марш, я сказал! — рявкнул главарь шайки, нервно махнув рукой. Выбора не было. Какой же бесславный конец. Дилюк сделал осторожный шаг назад по мягкой траве, не оглядываясь назад. Если он обернется — голова закружится лишь сильнее. Хотя какая уже, к черту, разни- Он даже не успел ничего осознать, затуманенным взором пересчитывая Похитителей, как вдруг раздался свист, и его плечо вспыхнуло болью. Дилюка повело в сторону, и он, мучительно вскрикнув, схватился за пробитое пиро-болтом плечо и торчащий из него снаряд, одновременно пытаясь удержаться на ногах, но… Оступился, не видя уже почти ничего перед собой. И обессилено упал вниз с края Утеса._________
Не знать, кто ты такой, еще не так страшно. Не помнить о себе ничего, кроме имени — вот, что пугало намного больше. Однажды Кэйа очнулся под водой, лежа на песчаном дне, не зная, ни как там оказался, ни где он вообще находился. Того, почему он смог спокойно открыть глаза и сделать рефлекторный вдох, не начав захлебываться, он тоже поначалу не понимал. До того момента, пока, приподнявшись на локтях, не увидел вместо ног переливающийся перламутром в солнечном свете темно-синий хвост с большим плавником, окантованным по краю белоснежной, будто посеребренной инеем полосой чешуек вместо когда-то бывших там ступней. Сказать, что он запаниковал в тот момент, было бы колоссальной недосказанностью. Кэйа был в ужасе. Он слишком часто дышал, панически оглядывая свое преобразившееся тело и ощупывая гладкую чешую дрожащими пальцами холодных рук. Затем, вдруг осознав, что все еще свободно дышит, обхватил ладонями свое лицо, в глубине души уже понимая, что искать, и спустился пальцами по скулам вниз, к шее, чтобы, нащупав что-то странное, резко отдернуть руки и замереть. Спустя пару мгновений, подавив уже почти было сорвавшийся с губ вскрик, крепко зажмурившись и досчитав до трех, Кэйа открыл глаза, которые, казалось бы, не могли блестеть от слез здесь, под толщей теплой воды, и осторожно коснулся сначала кончиками пальцев, а затем и всей правой ладонью накрывая слегка трепещущие при дыхании полосы жабр. С того дня прошло уже примерно шесть суток. За это время он почти смог освоиться в своем новом облике и перестать вздрагивать, периодически оглаживая ладонью жабры, даже худо-бедно научился пользоваться обретенным хвостом. И выяснил, что ему, скорее всего, никак отсюда не выбраться. На второй день после того, как он очнулся на морском дне, Кэйа взял себя в руки, подавляя апатию и вязкий, затягивающий в себя страх, заставившие его пролежать много часов на дне среди водорослей и турмалиновых ракушек, сжавшись в клубочек и обняв себя руками в попытке унять лихорадочно бьющееся сердце, и, напрягая неизвестные доселе ему мышцы сильного, красивого хвоста, поплыл дальше, вглубь моря, желая разведать обстановку. Ему удалось выяснить две вещи. Первая: едва заметный прозрачный барьер удерживал его в четко очерченном водном пространстве, и разбить его кулаками или камнями, а также разрезать острыми краями морских раковин, не представлялось возможным. Преграда лишь подсвечивалась мутно-белым светом в месте контакта, не поддаваясь усилиям Кэйи. Второе открытие было таково: всплыть на поверхность возможно, но крайне нежелательно. Выражаясь яснее: как только он вынырнул на поверхность, успев разглядеть лишь вершины двух утесов, ставшие крайними точками границы барьера, сердце вдруг пропустило удар, легкие мучительно сжались, и все тело охватил сильный лихорадочный жар, словно каждый участок кожи, обдуваемый морским бризом, горел, подобно тканевой салфетке, равномерно и стремительно, после, как в цепной реакции, электрическими импульсами прошивая каждую клеточку тела до самого кончика хвоста резкими вспышками боли. Он был заперт, лишен ног и возможности хотя бы попытаться позвать на помощь. Кто и за какие прегрешения его так наказывал, он не имел ни малейшего понятия, ведь из памяти его стерлось все, кроме, разве что, имени. Кэйа очень надеялся, что это был всего лишь временный эффект. Ведь если он был за что-то проклят, то как он должен осознать свою вину, не зная, что натворил? Днем и ночью он осматривал морское дно, перебирал невероятной красоты ракушки, играл со спешащими то на поверхность, то обратно в воду крабами и плавал наперегонки с оказавшимися дружелюбными местными рыбками: оризиями и лжедраконами разнообразных цветов и размеров. Он пытался, каждый раз безуспешно, преодолеть невидимый барьер, разбить его, перепрыгнуть, найти хоть какую-то щель или трещину. Вновь и вновь надеялся преодолеть боль, пронизывающую все его существо при контакте с таким желанным воздухом над поверхностью воды. Не отчаиваться было чрезвычайно трудно. Особенно будучи все время совсем одному, в тишине… Громкий всплеск откуда-то сверху вырвал его из потока мыслей, заставив всем телом вздрогнуть от неожиданности, выронив из рук блестящие на прогревающем воду свете солнечных лучей ракушки в песок. Подняв голову вверх, Кэйа, не поверив своим глазам, увидел четко различимую человеческую фигуру, беспомощно раскинувшую руки и… опускающуюся на дно? Отмерев, он, парой движений хвоста рассекая взволновавшуюся воду, подплыл выше, направляясь к тонущему. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, Кэйа испуганно вдохнул воздуха встрепенувшимися жабрами, мягко взявшись за чужое предплечье. Из плеча же этого человека торчала стрела, а его кровь постепенно окрашивала воду в красный, распространяя вокруг острый металлический запах. Кэйа принялся лихорадочно осматривать бледного юношу с алыми, движущимися в воде подобно языкам пламени волосами, выглядящего сейчас чрезвычайно уставшим. Они постепенно опускались все глубже под воду, круги на поверхности уже почти исчезли, превращаясь в привычную тихую морскую гладь. Кэйа же, словно завороженный, все эти мгновения не мог отвести взгляда от лица напротив. В этот момент какое-то чувство, которому он не мог дать названия, засвербило под ребрами, а разум опустел. В этот момент он просто знал, что нужно делать. — «Alone he sleeps in the shirt of man» (А он все спит в одной рубашке) Его прохладная ладонь легла на чужую скулу, разноцветные глаза, сапфирового и янтарного оттенков, были прикованы к этим бледным аристократичным чертам и приоткрытым губам, с которых срывались, тут же уплывая все выше, последние пузырьки жизненно необходимого воздуха, пока с его собственных слетали мелодичные слова, заслышав которые все живые существа неподалеку замирали, обращая все внимание на открывшуюся подводному миру картину. — «With my three wishes clutched in his hand» (В руке держа все три моих желания) Кэйа протянул левую руку к стреле, засевшей в плече парня в его руках, продолжая петь и игнорируя увеличивающееся кровавое облачко над ним, сосредоточенно прикрыв глаза. — «The first that he be spared the pain» (Первое: пусть боль его не мучает) Одна белая прядка в его коротких, за исключением одного локона на затылке, синих волосах вдруг начала светиться холодным, ярким светом, как и белоснежные чешуйки в окаймлении хвостового плавника, плавно движущегося взад-вперед, помогая оставаться на месте и не опускаться глубже на дно. — «That comes from a dark and laughing rain» (Каждой темной и дождливой ночью) Стрела вдруг рассыпалась на дюжину голубоватых огоньков в его руке, а кровь, что еще мгновение назад продолжала утекать из раны, начала притягиваться назад, собираясь в тончайшие струйки, возвращаясь к своему владельцу тем же путем, что и была потеряна. — «When he finds love may it always stay true» (Когда найдет свою любовь, пусть будет вечно она чистой) Кэйа открыл глаза, вновь пристально рассматривая уже заметно вернувшее себе краски лицо напротив. Рана же, вобрав в себя всю кровь, стремительно затянулась под его ладонью. — «This I beg for the second wish I made too» (То будет всегда моим вторым желанием) Все еще не до конца понимая, что руководит его действиями, завершил свою песню Кэйа, будучи теперь уверенным, что жизнь юноши уже находилась вне опасности. Затем он бережно обнял того за талию и плечи, крепко прижимая к себе и позволяя аловолосой голове безвольно опуститься на собственное плечо, щекоча длинными пламенными прядями, и принялся стремительно плыть вверх, к спасительному для человека воздуху, даже не думая о том, что ждет там его самого. Свечение, испускаемое им до сих пор, медленно угасало по мере приближения к поверхности. Когда же морская гладь вновь оказалась потревожена двумя разрезавшими ее фигурами, Кэйа, все еще крепко держащий бессознательного юношу в своих руках, содрогнулся от тут же накрывшей его вспышки боли, крепко стиснув зубы и негромко рыкнув. Наваждение уже прошло, и он понятия не имел, как смог излечить этого парня, однако думал он сейчас вовсе не об этом, и даже не о яростно жгущем его кожу воздухе, а об этом человеке, который без его помощи просто погибнет. Ведь он был единственным, способным помочь ему в данный момент. Странно, но пока Кэйа, придерживая юношу, откинувшегося на его грудь спиной, плыл, взбивая мощными взмахами хвоста клубы морской пены, легкие не каменели, а сердце, хоть и бьющееся учащенно, не норовило вот-вот остановиться, ни от боли, ни от электрических вспышек под кожей и за ребрами. Ему было очень больно, но не так, как когда он всплывал на поверхность до этого. Не так, как когда небольшая тяжесть необычно правильно ощущалась на его плече. До берега уже можно было подать рукой. Кэйа, крепче стиснув зубы, сделал сильный рывок вперед, оказываясь уже почти что у берега, где вода доходила человеку примерно до уровня груди, вдруг сильно ударяясь затылком о тут же засветившийся барьер. Кэйа зашипел, зажмурившись на мгновение, но не шелохнулся, дабы не позволить спасенному соскользнуть с его плеча. Не для того он его вытаскивал, чтобы тот утонул на мелководье. Перед глазами уже начинали мелькать белые пятна. Боль безостановочно требовала вновь погрузиться под воду, а проклятая преграда не давала ему хотя бы безопасно уложить юношу на берег. Однако тот вдруг закашлялся, а спустя пару мгновений слабо приоткрыл глаза, часто и глубоко дыша и резко хватаясь за уже абсолютно здоровое плечо рукой. — Тебе скорее нужно на берег. Пожалуйста, очнись… — из последних сил хрипло шептал Кэйа сквозь зубы, однако не делая попыток изменить их положение или отпустить юношу, продолжая крепко обнимать его за талию. Человек должен найти в себе силы преодолеть эти последние пару метров самостоятельно, иначе они оба могли погибнуть. Едва очнувшийся Дилюк повернул голову вправо и решил, что это ангел, на долю которого выпало встречать его в мире мертвых, иначе как было объяснить то, что он видел прямо перед собой. Рагнвиндр замер, широко распахнув глаза, когда встретился взглядом с этими волшебными разноцветными радужками на смуглом лице, обрамленном необычайно прекрасного синего цвета мокрыми волосами, сейчас облепившими его скулы. И кивнул в ответ на вымученный, но такой проникновенный шепот, который отдавался эхом где-то у него под самыми ребрами, не растрачивая силы ни на вопросы, ни на сомнения, только лишь следуя этому магическому импульсу, что передали ему эти невероятные глаза. Словно в трансе, он принял вертикальное положение, не отводя взгляда от человека напротив себя, после чего, отпустив раненое плечо, накрыл ладонью скулу до невозможности напряженного лица напротив, вдруг уверенно сокращая расстояние между ними и без доли неловкости или неуверенности едва ощутимо коснулся губами холодной, практически ледяной щеки. Отстранившись спустя мгновение, он, уже не осознавая своих действий, поплыл в сторону берега, не обращая внимания на тяжесть своей мокрой одежды, напоследок заметив усталую, словно благодарную, кроткую улыбку, спрятавшуюся в уголках губ незнакомца. Преодолев это мизерное расстояние до спасительного песчаного берега, Дилюк рухнул на колени, а потом начал постепенно склоняться на бок, все ниже и ниже, после, едва коснувшись головой земли, засыпая с ощущением холодного покалывания на губах и собственной щеке. Кэйа же, как только тепло чужой ладони истаяло на его коже, а оставленный на память невинный поцелуй словно бы приглушил на мгновение охватившую его тело боль, с едва слышным вздохом опустил отяжелевшие веки, уходя с головой под воду, отдаваясь на волю отливу, затягивающего его обратно на глубину. Он даже не успел осознать, что мгновение назад дышал вовсе не жабрами._________
Крепус Рагнвиндр был человеком спокойным и не вспыльчивым, уверенным в себе и своих решениях, а также внимательным и заботливым касательно всего, что было ему дорого. Наблюдая за успехами своего единственного сына, мечтавшего однажды присоединиться к Ордо Фавониус, а потому безостановочно тренировавшегося еще с малых лет с упорством, которому мог бы позавидовать любой взрослый, он чувствовал невыразимую словами гордость. Пусть его сын уже не был маленьким мальчиком, чьи коленки ему так часто приходилось промывать и дезинфицировать, утирая слезы с раскрасневшегося личика, а красивым и почти полностью сформировавшимся юношей, что уже прослыл чуть ли не самым завидным в будущем женихом Мондштадта, он, как и любой любящий родитель, не мог не переживать за него по поводу и без. Сегодня он попросил Дилюка сходить на Утес Зведолова за сесилиями, чтобы приготовить новый душистый сорт вина, который должен был стать востребованной новинкой приближающимся жарким и душным летом. И, хотя путь и был не самый близкий и безопасный, он знал, что его сын способен одолеть кучку хиличурлов или преподать урок группе распоясавшихся Похитителей сокровищ, задумай те напасть на него. Однако время уже клонилось к закату, небо начинало окрашиваться в оранжевый, а птицы, еще пару часов назад оглушавшие своими трелями всю округу, начинали разлетаться к своим гнездам. Дилюк уже давно должен был вернуться. Дел сегодня у него было немного, да и те все касались исключительно бюрократической стороны винодельного бизнеса, а потому, убрав уже разобранные и подписанные документы в верхний ящик дубового стола, Крепус поднялся с обитого темно-бордовой тканью рабочего кресла в своем кабинете, собираясь прогуляться до нужного утеса. Он ничего не терял в любом случае: либо он встретится по пути с Дилюком и они вернутся домой вместе, либо тот прибудет на винокурню в его отсутствие и дождется его там, либо… Либо он поможет сыну выбраться из передряги, в которую тот, со своим отчаянным, пылким и честолюбивым характером мог вляпаться. В конце концов, послеобеденный променад никогда не будет лишним. Когда же Крепус, исследовавший Утес и обнаруживший, помимо следов колес некой телеги, потерявшей здесь пару-тройку деталей, примятую не менее чем двумя дюжинами пар ног траву и добрался до его пика, то заметил пару капель крови на самом краю и сердце его на мгновение екнуло в тревоге. Осторожно посмотрев вниз, он сразу же заметил аловласую фигуру, неподвижно лежащую левее от пика Утеса, на песчаном берегу, и тут же устремился назад, спеша спуститься и проверить состояние пострадавшего от чьих-то рук сына. Преодолев расстояние за пару мучительно долгих минут, со скачущим в груди сердцем Крепус упал на колени возле бессознательного Дилюка, осторожно переворачивая его на спину, поддерживая его голову левой рукой, а другой нежно касаясь его лица, тут же перемещая ладонь на спокойно поднимающуюся и опускающуюся грудь. Дышит. Цел и невредим, за исключением… Сюртук и рубашка в районе правого плеча были порваны и слегка опалены, словно были проткнуты горящей стрелой. Однако до того, как сердце Крепуса еще сильнее сжалось бы от волнения, он заметил, а после и прощупал, предполагаемое место ранения. И ничего не обнаружил. Ни раны, ни крови… Ни царапинки. Только лишь гладкая, бледная кожа виднелась сквозь продырявленную одежду. — Дилюк. Дилюк, сынок, очнись… Пожалуйста, очнись. Веки юного Рагнвиндра затрепетали, слабо приподнимаясь, но расфокусированный взгляд вдруг необычайно остро впился в нависшее над ним встревоженное лицо отца, левая рука вцепилась в рукав его темного плаща, а губы прошептали нечто странное: — Кэйа… Где Кэйа?.._________
Дилюк еще долго упорно не хотел покидать пляж, вглядываясь в морское полотно на фоне персикового оттенка небосвода перед собой, надеясь встретиться взглядом с… Кэйей? Это имя возникло в его сознании в ту же секунду, как он открыл глаза на руках отца, и сорвалось с губ, будто могло воскресить перед глазами недавнее видение. Он было рванулся в сторону воды, словно его тянуло туда невидимыми нитями, однако Крепус, крепко ухватившись за его плечо, не позволил бредящему сыну, который мог запросто простудиться на ветру в мокрой одежде, даром что укрытый отцовским плащом, вновь лезть в чуть не убившую его воду. По пути на винокурню Дилюк рассказал отцу обо всем случившемся на Утесе Звездолова и пообещал, что завтра обязательно вернется и соберет нужные цветы. Тот же только тяжело вздохнул, переживая сейчас вовсе не об этом, поспешив уверить в этом сына. — Я могу попросить Эльзера, а ты сможешь отдохнуть. Тебе сейчас… — Я в полном порядке, папа. Ты же сам в этом убедился, — упрямо поджав губы и сверкнув глазами, ответил Дилюк. — И мне нужно узнать все о… том парне. — Ты уверен, что… Кэйа тебе не привиделся? Дилюк остановился, вынуждая придерживающего его для самоуспокоения за плечо отца замереть вслед за ним. — Но рана… Она не могла просто исчезнуть сама по себе. И ты сам сказал, что нашел кровь на вершине. Если бы не он, я бы… точно не выжил, пап. Дилюк взглянул в глаза отца, и тот увидел в них такую уверенность, благодарность и надежду, что только кивнул, мягко улыбнувшись. Сыну Крепус доверял больше, чем кому бы то ни было в этой жизни. Если он говорит, что все было так, сомневаться в его словах он не будет. Лишь сделает все возможное, чтобы ему помочь. — Тогда мы обязательно найдем его. Теперь я обязан ему за твое спасение. Крепус сделает все, что в его силах, чтобы Дилюк нашел то, что ищет. А также в ближайшее время навестит штаб Ордо Фавониус, чтобы доложить о вконец распоясавшихся Похитителях сокровищ и о возможном свидетеле почти что совершенного преступления, неком торговце, который мог помочь опознать преступников. Но все это завтра. А сейчас их уже должен был дожидаться ужин и чай с вишневыми листьями, завариваемый для них каждый день всегда внимательной и проницательной Аделиндой. Кэйа же, очнувшись аккурат в тот момент, когда спасенный им юноша чуть было не бросился обратно в море на его поиски, тоже прошептал неизвестное ему доселе имя: — Дилюк… Лежа на спине на песчаном дне, в окружении редких подводных растений и проплывающих мимо рыб, он поднял подрагивающую ладонь и кончиками пальцев коснулся той щеки, на которой фантомным следом теплился чужой поцелуй. Это был не сон. Когда он потерял сознание, от боли ли, перенапряжения, он ни на мгновение не жалел о своем поступке, пусть и заставившем его испытать недюжинную долю страданий. Резко приподнявшись на локтях, Кэйа оттолкнулся от морского дна, молниеносно оказываясь практически у поверхности воды. Поколебавшись лишь пару мгновений, он вынырнул, тут же стискивая от боли зубы, терпя разгорающуюся по всему телу боль, чтобы рассмотреть… Он жив! Он смог доплыть до берега! Кэйа увидел, как спасенный им юноша, укрытый сухим плащом, опирался на плечо высокого мужчины с такого же алого цвета волосами, двигаясь в противоположную от пляжа сторону. Вновь скрывшись под водой и переждав начавший было усиливаться приступ, он вдруг улыбнулся. Улыбнулся уже второй раз с момента своего заточения в этом облике и этом месте. И оба раза причиной этой улыбки был… Дилюк. В том, что это неизвестное, такое красивое слово, было именем того парня с огненными волосами, он даже не сомневался. Но откуда он его узнал?.. Он даже ни разу не слышал его голоса, да и момента для обмена любезностями им не представилось. Кэйа, потянувшись было правой рукой ко лбу, задумчиво хмурясь, вдруг прервал жест на полпути и вздрогнул, но уже не от боли. На его предплечье, ближе к локтю, красовался нежно-голубой полупрозрачный плавник. Он резко поднял перед собой и левую руку, находя взглядом точно такой же плавник и на ней. Кэйа крепко зажмурился, стараясь унять учащенное дыхание и забившееся в два раза быстрее в груди сердце. Похоже, что он продолжает обретать все больше рыбьих черт. Вот только почему? Зачем?! Лишь бы сознание его не поравнялось с рыбьим. Хотя бы не до того, как он окончательно превратится в какое-нибудь чудовище. Справившись с приступом паники, не без помощи воспоминаний об образе бледного юноши, завороженно смотревшего в его глаза еще недавно, он решил привычно проверить границы своей волшебной тюрьмы. Шанс, что выход однажды появится, был ничтожно мал, однако просто сидеть в неизвестности и одиночестве было слишком невыносимо. Так же он получал хотя бы иллюзию контроля над происходящим. До границы, отделяющей его от остальной части моря, еще оставалось около десяти метров, когда вдруг Кэйа наткнулся вытянутой перед собой рукой на полупрозрачную стену. Непонимающе оглянувшись, он проплыл вдоль всех граней барьера, и осознал, что тот уменьшился не только в длину, но и в ширину, приближая отведенный ему водный участок ближе к суше. Получается, что если он не найдет способа спасти себя, то рано или поздно границы сомкнутся, вытолкнув его на сушу, где он мучительно и скоропостижно погибнет. Если раньше полностью не покроется чешуей и не утратит рассудок. Сохранять надежду на лучший исход становилось все труднее._________
На следующий день, после тщательного осмотра целителем из церкви (вопреки всяческим возражениям Дилюка о его великолепном самочувствии), Крепус с тяжелым вздохом отпустил его в город, все еще волнуясь за сына. Представляя его с арбалетным болтом в плече, окровавленного и падающего с огромной высоты в воду, он покрывался мурашками и загорался желанием не отпускать своего ребенка от себя дальше, чем до виноградников, а также самолично разобраться с каждым, кто так или иначе был причастен к этому происшествию. Если бы не его глубокое уважение к Ордену и системе правосудия, он бы определенно так и поступил. Он также пообещал Дилюку попытаться узнать хоть что-нибудь о мальчике с именем Кэйа, заслужив признательную улыбку и крепкое объятие от сына перед его уходом. Младший Рагнвиндр мог быть очень упертым. И этот случай оказался именно тем, что требовал проявить это качество во всей красе. Ведь найти человека, не зная о нем ничего, кроме имени и лица, было… непросто. Однако он никогда не пасовал перед трудностями, и сейчас начинать не планировал. Расспрашивать на улицах ему показалось глупой затеей, но больше ничего ему не оставалось. Однако все, к кому он обращался в Спрингвейле или в городе, лишь сочувственно пожимали плечами. Никто не знал человека с именем Кэйа. Даже размытое описание внешности, включающее в себя синие волосы и разноцветные глаза, никак не помогало в поисках. Но не мог же тот парень просто появиться из ниоткуда, верно? Да и выбравшись из моря он обязательно должен был пойти если не домой, раз он, кажется, не местный, то хотя бы в поисках возможного ночлега и укрытия, ведь так? Непонятное ощущение в грудной клетке продолжало навязчиво тянуть его к тому пляжу. Но какой смысл был искать своего спасителя там? Не живет ведь он прямо на пляже, в конце-то концов. Только сейчас Дилюк вообще задумался о том, как его новый знакомый сам оказался в воде. Неужели его тоже сбросили с той горы в море?.. Но никого, кроме бандитов, он там не замечал. Или он просто проходил мимо и видел его падение? Тогда почему он, неизвестной магией излечив его плечо, заставил Дилюка самолично преодолеть последние метры до спасительной суши, а не выбрался вместе с ним? Боялся? Но кого? И куда исчез после, даже не оставив никаких следов на песке? От количества вопросов уже начинала гудеть голова, и Дилюк, устало потерев двумя пальцами левой руки ноющий висок, слушая журчание фонтана за своей спиной, вдруг ощутил, как кто-то сзади настойчиво тянет его за полу сюртука. Дилюк недоуменно обернулся, увидев перед собой маленькую девочку в белом платьице, красном плаще с изображением четырехлистного клевера на подоле и такого же цвета картузе с очередным, согласно легенде приносящим счастье, символом над небольшим козырьком и на удерживающей пару белых перьев брошке. — Вы знаете, где братик Кэйа? Скажите мне, пожалуйста! Дилюк оторопело приоткрыл рот, не ожидая, что решение его загадки внезапно найдет его само. Справившись с минутным замешательством, он присел на одно колено перед малышкой, протягивая к ней руку ладонью вверх. — Привет, милая. Меня зовут Дилюк Рагнвиндр. Очень приятно с тобой познакомиться. А как твое имя? Девочка со светящимися от восхищения глазами уставилась на него, как на чудо света, в ответ протягивая свою маленькую ладошку вперед. — Меня зовут Кли. Мы с мамой путешествуем и приехали сюда глушить рыбу! Дилюк, как истинный джентльмен, поцеловал ручку маленькой леди, чем заслужил еще один полный обожания взгляд. — Глушить… рыбу? — Дилюк непонимающе глядел на этого по ощущениям светлого во всех смыслах ребенка, после чего вернулся к самому важному, пока что не желая выяснять, что именно делает с рыбой в свое свободное время эта малышка. — А твой брат? Братик Кэйа? Он вместе с тобой… глушил рыбу? Он потерялся? Лицо девочки вдруг помрачнело, а глаза начали наполняться слезами. Маленькие пальчики же принялись бесконтрольно мять подол платья. — Братик Кэйа не мой брат, но для меня он всегда будет лучшим братиком! Из-за меня он… Он… Девочка изо всех сил старалась сдержать слезы, однако лишь начинала вздрагивать все сильнее, всхлипывая и утирая руками бегущие по щекам слезы. Дилюк поспешил достать из внутреннего кармана сюртука белый платок с монограммой «Р» и осторожно промакнуть влагу с детского личика, после вкладывая его в маленькую ладошку, успокаивающе погладив ребенка по спине. — Все хорошо. Не плачь, милая. Хочешь, я угощу тебя виноградным соком? А ты мне все расскажешь, и я обещаю, что помогу тебе и братику Кэйе. Малышка часто-часто закивала головой, постепенно успокаиваясь под мерными кругообразными движениями ладони Дилюка на ее спине, все реже вытирая платком слезы с лица. Дилюк поднялся на ноги, а Кли сразу же ухватилась за его руку своей влажной от постоянно утираемых слез ладошкой. Чтобы не идти далеко, он подошел вместе с девочкой к ресторану «Хороший охотник» и заказал один стакан виноградного сока, помогая девочке сесть на деревянный стул, присаживаясь на аналогичный подле нее за совершенно свободным столиком. Как только девочка подуспокоилась, хоть и была все еще очень расстроенной, и выпила полстакана сока, то сама начала ему все рассказывать, все еще теребя в руках белоснежный платок. — Я глушила рыбу на озере, когда братик Кэйа нашел меня. Он был грустным, поэтому я предложила ему глушить рыбу вместе. А потом появились дяди в масках, они хотели забрать наши Прыг-скок бомбы! Мы с братиком Кэйей убежали на пляж, но злые дяди нас догнали. А потом… — малышка вновь громко всхлипнула, однако Дилюк протянул к ней свою ладонь, и девочка тут же крепко сжала ее, стараясь не расплакаться снова. — Братик Кэйа сказал мне бежать к маме, и что он договорится с дядями и найдет меня. Я не хотела, но братик Кэйа пообещал, что вернется! Дилюк уже начинал примерно понимать, что должно было случиться дальше, отчего сердце его болезненно сжалось. Но как такое может быть, ведь он видел его только вчера! Он поглаживал руку девочки, давая ей понять, что он рядом и внимательно ее слушает. Малышка изо всех сил старалась дорассказать эту историю Дилюку, и он был ей за это до глубины души благодарен. Похоже, что этот ребенок был смышлен и способен не по годам. — Я бежала и бежала, но потом посмотрела назад и… — Дилюк хотел было остановить девочку, видя, как тяжело ей дается этот рассказ, да и он уже и так понимал, что случилось на том пляже, однако малышка, похоже, была такой же упрямой, как и он сам. Вдруг ее глаза вспыхнули чем-то, что дети ее возраста не должны ощущать вовсе. Это был чистейший праведный гнев, какой он только видел за всю свою короткую жизнь. Эта искра промелькнула в ее честных глазах всего на секунду, однако у Дилюка даже от этой крохи эмоции мороз прошел по коже. — Они бросили братика в воду. Он больше не встал. Он не вернулся. Дилюк поднялся на ноги, чтобы тут же опуститься на колени возле деревянного стула и прижать замершее тело сидящей за столом девочки к себе в крепком объятии. Та обвила его своими маленькими ручками за спину, тихо орошая слезами чужой сюртук. — Братик вернется. Я виделся с ним и верну его тебе. Я ведь пообещал. Девочка отстранилась, вновь утирая слезы с лица мокрым платком и глядя на него с такой печалью и надеждой, что Дилюк был готов сделать что угодно, чтобы она вновь улыбнулась. — Мама сказала почти то же самое, — уже спокойнее ответила Кли, чем вызвала очередную вспышку недоумения у Дилюка. Кем была эта малышка, ее мама и сам Кэйа? И не слишком ли много тайн свалилось на него разом?.._________
Теперь Дилюк не видел смысла продолжать опрос местных жителей, ведь ответ, хоть и все еще не до конца ясный, уже был ему дан. А потому он, убедившись, что Кли в порядке и знает, где найти свою маму, покинув городские ворота вновь отправился на злополучный пляж, чувствуя, как все сильнее натягивается невидимая струна в его груди с каждым сделанным в нужном направлении шагом. Кэйю убили. Убили и бросили в море. Дяди в масках — это, должно быть, Похитители сокровищ. Неужели те же самые, что напали на него? Обычно эти субъекты не были такими агрессивными, они не убивали людей, а грабили их. Однако эта шайка, похоже, не боялась замарать руки в крови. Выходит, Кэйа, заметив, что бандиты агрессивны и многочисленны, приказал Кли спасаться, а сам… Остался тянуть время. Вчера Дилюк самолично убедился, что в таком раскладе один в поле не воин. Он яростно сжимал кулаки и скрипел зубами, шагая все быстрее к месту своего назначения. Эти чудовища хотели наложить свои лапы даже на ребенка. Кэйа же пожертвовал собой, чтобы спасти, судя по всему, впервые в жизни увиденную им добродушную девочку. Но как же Кэйа, тот самый Кэйа, мог спасти его вчера, если его уже… не было в живых? Вариант с галлюцинацией он все еще не принимал за жизнеспособный ни в каком раскладе. Похоже, чтобы узнать это, ему снова придется уйти под воду. Добравшись до пляжа, он сбросил с плеч сюртук и разулся, оставшись лишь в белой рубашке и черных брюках перед тем, как уверенно двинуться вперед, с каждым шагом оказываясь все дальше от берега. Он очень надеялся, что не сошел с ума. Задержав дыхание, Дилюк нырнул, отплывая дальше от берега и оглядываясь по сторонам, надеясь увидеть то, чего сам не знал. Или же наоборот, предельно точно знал. Загадочное ощущение в сердце пульсировало в такт его биению, словно давая понять, что он на верном пути, когда вдруг он краем глаза заметил движение справа от себя. Резко оборачиваясь, Дилюк обомлел, глядя на… Кэйю. Эти глаза он бы узнал среди тысяч, миллионов других, но вот длинный синий хвост с невероятно красиво переливающейся в подводном свете чешуей и белой окантовкой по краю плавника оказался полной неожиданностью. Дилюк оторопел настолько, что ощутил, как воздух в его легких закончился только когда те болезненно содрогнулись. Он в ужасе схватился за горло, подавляя рефлекторное желание сделать вдох, и зажмурился, кляня себя за то, что повел себя, как… — Настоящий идиот! Кэйа, тоже оказавшийся шокированным появлением в его подводной клетке только вчера с трудом вытащенного им из лап смерти Дилюка, что не сразу вспомнил, что люди дышать под водой не могут. Когда же юноша вдруг схватился за горло, а выражение ужаса исказило его тонкие черты, Кэйа, запаниковав, схватил его за предплечье, кляня последними словами за безрассудство, и хотел было уже со всей данной ему хвостом скоростью рвануть к поверхности, как вдруг чужие руки осторожно, но крепко ухватились за его плечи, а восхищенный голос прорезал водную пучину. — Кэйа… Он удивленно замер и взглянул на переставшего биться в судороге Дилюка, который… спокойно дышал и смотрел на него, как на какое-то чудо. И говорил с ним. — Кэйа, ты светишься. Как?.. Он лишь удивился еще сильнее, вскинув брови, не понимая, о чем ему говорит эта явно сбрендившая прекрасная бестолочь с, судя по всему, любовью к хождению по краю жизни и смерти. — Нет, это ты как… — Кэйа вдруг принялся бесцеремонно ощупывать его шею свободной рукой, но, не найдя там жабр, озадаченно уставился на все еще безотрывно смотрящего на него Дилюка. Теплые ладони на его холодной коже так расслабляли, что он готов был просто уснуть здесь, уткнувшись собеседнику в плечо, и никогда не просыпаться. — Как такое возможно? Кэйа, ты… Что с тобой случилось? Дилюк не мог перестать вглядываться в лицо напротив, выражающее такое же недоумение, как и его собственное. Как и не мог периодически не рассматривать невероятно красивый хвост цвета ночного неба, что медленно двигался, держа своего хозяина и вцепившегося в его плечи нахлебника на плаву. Белый свет исходил от светлых чешуек на краю хвостового плавника и от единственной выбеленной, будто седой, пряди в его синих волосах. Казалось, что любая мелочь в Кэйе была совершенной. И он, и все, что было с ним связано, волновало его больше, чем даже то, как он мог дышать и спокойно говорить под водой. Сейчас это было не столь важно. — Ты только вчера чуть не умер, зачем ты снова полез в воду? Я ведь не смогу вечно тебя- Кэйа вдруг прервался на полуслове, опустив свои волшебные глаза вниз. Его холодные пальцы, все еще крепко держащие руку Дилюка, слегка дрогнули. Рагнвиндр, привыкший ловить каждое слово своих собеседников, напрягся, левую руку перемещая с чужого плеча на скулу, мягко заставляя Кэйю поднять голову и вновь взглянуть ему в глаза. — Что с тобой произошло, Кэйа? Расскажи мне. Я хочу тебе помочь. Эти алые радужки не позволяли больше отвести взор, а теплые руки — отвернуться или уплыть. Он и сам этого вовсе не хотел. Ощущение правильности затапливало все его существо сейчас, рядом с этим человеком, как будто они были знакомы еще с незапамятных времен. Быть может, вырвав жизнь Дилюка из лап смерти, он действительно подарил ему частичку себя, даже того не осознавая? Дилюк видел, как тяжело вздохнул Кэйа перед тем, как поведать о том малом, что знал о своем загадочном проклятье. Дилюк все это время задумчиво хмурился, успокаивающе оглаживая чужие плечи. Оказалось, что Кэйа не только не помнил ничего из своей человеческой жизни кроме имени, но и понятия не имел ни о Кли, ни об истории с Похитителями сокровищ, ни того, как смог спасти Дилюку жизнь. — Ты спел?.. И я… излечился? — пораженно спросил Дилюк. — Да. Но я не знаю эту песню! Она словно… — Появилась в твоей голове сама по себе, но ощущается, как будто бы ты знал ее всегда? — нахально улыбнувшись и приподняв левую бровь, продолжил за него Рагнвиндр. Кэйа же, любуясь так непривычно выглядевшей на этом все время спокойном лице доброй усмешкой, только кивнул, мечтательно улыбаясь в ответ. — А почему ты светишься тоже не знаешь? Кэйа непонимающе вскинул брови, вновь услышав то, что в первый раз счел за странный комплимент, однако все же принялся осматривать свое тело и наконец заметил, что кончик его хвоста действительно испускал свечение. — Погоди, ты этого не замечал? — удивленно вопрошал Дилюк, переводя взгляд на белоснежную прядь в синевласой копне. — У тебя и волосы немножко светятся, — любуясь, произнес он полушепотом. — Не замечал, — отрицательно покачал головой Кэйа. Казалось, что они могут разговаривать целую вечность. Или просто молчать, находясь рядом, тоже примерно столько же. Дилюк взял с Кэйи обещание ни за что не сдаваться, в ответ поклявшись, что обязательно найдет способ ему помочь до того, как барьер вытеснит его на сушу. — Ты ничего мне не должен, Дилюк. Я спас тебя, потому что тебе нужна была помощь. Не ради того, чтобы ты возвращал мне долг. Дилюк же, на этот раз будучи в абсолютно трезвом уме и твердой памяти, тепло улыбнулся, заставив сердце Кэйи екнуть, после чего медленно приблизился к его лицу, словно давая время на то, чтобы остановить его, и, не встретив никакого сопротивления, мягко коснулся губами чужой щеки, на этот раз вынуждая Кэйю безбожно покраснеть. Его разноцветные глаза впервые за столько дней светились настоящим, искренним счастьем. После этого Дилюк осторожно прижал его к себе в крепком объятии, а потом, подплыв вместе с Кэйей ближе к поверхности, сжал его ладонь в своей на прощание и вынырнул, направляясь к берегу и заставляя себя не оглядываться, покидая пляж. Пусть он и вновь полностью вымок, но, идя домой с собранными на обратном пути сесилиями, которые все еще были нужны отцу, он ощущал непривычную легкость и одухотворенность. Он вытащит Кэйю из этой ловушки. Ведь он обещал этому прекрасному человеку вновь познакомить его с сестренкой Кли._________
На следующий день он направился в библиотеку Ордена. Отец, как и ожидалось, тоже пока не смог найти никакой информации о Кэйе, однако Крепус сразу заметил, как улыбался его сын, вновь вернувшись домой насквозь мокрым, вначале изрядно его этим испугав, и с цветами в руках. Выражение лица его говорило гораздо больше, чем Дилюк, может быть, желал, а потому старший Рагнвиндр, выслушав трагичную историю о проклятом юноше, закончившуюся тем, что его сын сказал ему, что сделает что угодно, чтобы спасти Кэйю, лишь опустил тяжелую ладонь на его плечо, и пообещал сделать все возможное, чтобы помочь им обоим. Он уже даже знал, с кем предстояло связаться в первую очередь. Она как раз недавно приехала в город вместе с дочерью, что не могло быть простым совпадением. Дилюк просматривал все попадающиеся на полках книги о магии, проклятиях, волшебных существах и даже силах элементов, чем черт не шутит. Иногда он ловил на себе одобрительные и словно бы заинтересованные взгляды со стороны девушки в фиолетовом платье и хитрыми, умными зелеными глазами за другим столом, читающей какой-то огромный и изрядно потрепанный том. Удивительно, но это придавало сил вновь и вновь пролистывать полные разнообразной информации книги, которые каждый раз, как на зло, оказывались не тем, что было ему нужно. Спустя примерно пять часов непрерывных поисков, спина начала молить о пощаде так настойчиво, что игнорировать ее уже не представлялось возможным. Он не нашел ничего, что могло бы подсказать, как снять с Кэйи непонятное проклятье, однако отчаиваться себе он запретил еще в тот момент, как утром переступил порог этого хранилища знаний. Отец все еще не давал ему никаких поручений в делах винокурни, не слушая никаких возражений, а потому, имея на руках немного свободного времени, он отправился на пляж, где его наверняка уже ждали. Чего всегда бдительный Дилюк не заметил, так это притаившегося среди людей человека, что уже десять минут мялся меж стеллажей недалеко от занятого Рагнвиндром стола и третий раз за десять минут менял книгу, создавая иллюзию интеллектуальной деятельности, нервно косясь на сына известного винного магната._________
В очередной раз сбрасывая на песок сюртук и ботинки, Дилюк чувствовал в груди, по соседству с собственным нетерпением, чужое желание поскорее увидеть его, подстегивавшее как можно скорее погрузиться под воду. И как только он нырнул в морскую пучину с головой, проплыв всего пару метров, то сразу же увидел стремительно приближающийся силуэт со сверкающим сапфирового оттенка чешуей хвостом. Дилюк тоже плыл ему навстречу, а затем заключил в объятия едва не врезавшегося в него на радостях Кэйю, закружившего его под водой в жизнерадостном вихре. Он впервые услышал его смех. Несмотря на то, в каком положении тот оказался, запертый в неумолимо сужающуюся ловушку без возможности позвать на помощь, он смеялся так чисто и заразительно, что Дилюк, опустив подбородок на его плечо, крепче сжимая чужие ребра, не смог сдержать слез от того, как ярко чувствовал чужую радость в своей груди и прохладу мягких ладоней на собственной спине даже сквозь мокрую рубашку. Если бы они не находились под водой, то его глаза определенно выдали бы его с головой. Однако он бы и сам не смог объяснить, почему плачет. — Я нашел ракушку в цвет твоих волос, Дилюк! Хочешь взглянуть? Слегка отстранившись, но не выпуская из рук чужое гибкое тело, Рагнвиндр кивнул, с таким же переполняющим его непонятным счастьем глядя в сине-янтарные глаза напротив. — Конечно хочу, — ответил он, переплетая свои пальцы с всегда прохладными, несмотря на теплые морские воды, пальцами Кэйи. Тот же, взволнованно сверкнув глазами, крепче сжал чужую ладонь, направляясь к месту, в котором на дне собирал наиболее красивые найденные им на дне раковины. Он мог плыть намного быстрее Дилюка по вполне очевидным причинам, однако вместо этого неторопливо взмахивал хвостом, предавая лишь небольшое ускорение движущемуся своим человеческим подводным ходом Рагнвиндру. Кэйа бы не смог сказать, почему его сердце билось чаще обычного, а руки слегка подрагивали вовсе не от страха, и почему на душе его вдруг было так хорошо и спокойно, несмотря на вновь уменьшившийся сегодня на пару метров удерживающий его барьер. Наверное потому, что это чувство не нуждалось в словесном описании. Оно было очевидно, трепеща где-то наравне с сердцем и перехватывая дыхание при виде этих алых волос и винного оттенка глаз. И он ощущал, как пульсирует их связь, согревая знанием, что чувство это работало в обе стороны. С того момента, как он два дня назад увидел бессознательного незнакомца, приговоренного бесчестными людьми на смерть в этих водах. Когда они почти прибыли на нужное место, Кэйа вдруг остановился, вынуждая и Дилюка замереть, вопросительно повернув к нему голову. Кэйа вдруг посмотрел вверх, что сразу же сделал и Дилюк, и они оба увидели приближающуюся к ним по водной поверхности лодку. Вода здесь была кристально чистой, а потому видимость была отличной даже на такой глубине. Но работало это, к сожалению, в обе стороны. Вдруг лодка остановилось прямо над ними, и с нее кто-то стал сбрасывать небольшие бочки, стремительно начавшие опускаться на дно. Они еще не успели опуститься слишком глубоко, а потому непонятные сосуды настигли их довольно быстро. Кэйа вдруг резко напрягся, крепче сжимая ладонь Дилюка и подаваясь вместе с ним в сторону, как вдруг за их спинами прозвучал взрыв. Он вздрогнул всем телом, панически обхватывая Дилюка двумя руками и прижимая к своей груди как самое ценное, что только у него было, вновь резким движением хвоста уходя в сторону от очередной быстро настигающей их бочки. Дилюк мог только в ужасе наблюдать за происходящим, крепко обхватив Кэйю за талию, ведь здесь он был ужасно неповоротлив, а Кэйа же быстр и ловок. Спустя примерно шесть взрывов, быстро и громко пронзающих морскую пучину то справа, то слева, не позволяя им скрыться, все затихло, и Кэйа, отплыв парой рывков на дюжину метров от лодки, мягко отстранил Дилюка от себя. — Т-ты в поряд-ке? Дилюк испуганно смотрел на Кэйю, дезориентированного из-за слишком громкого для его чувствительного слуха грохота. Тот затуманенным взглядом осматривал его с ног до головы, дрожащими пальцами держась за его предплечья. Вдруг Дилюк увидел красное пятно, расползающееся у левого бока Кэйи и в ужасе распахнул веки, рефлекторно потянувшись было к его ране. — Кэйа! Ты… — Дилюк, уходи. Я зад-держу их. — Ты с ума сошел! Лодка на поверхности уже повернулась в их сторону носом, набирая ход. Кэйе не нужно было оборачиваться, он слышал плеск воды, сигнализирующий о приближении врага, а потому схватил Дилюка за плечи, утаскивая их немного глубже под воду и отплывая еще на несколько метров дальше от их преследователей, сжимая зубы от простреливающей бок при каждом движении хвоста острой боли. Пусть их и было прекрасно видно, но даже на такой глубине человеческому глазу будет как минимум сложнее прицелиться. — Я не брошу тебя здесь. Ты ранен, я могу… — Дилюк! В воде т-ты будешь легкой мишенью! Просто п-подожди… подожди меня на берегу, — задохнувшись от все сильнее накатывающей боли, Кэйа прижал руку к рваной ране на боку, другой все еще держа Дилюка, чтобы тот мог спокойно дышать. Рагнвиндр только крепче ухватился за чужое запястье, нахмурившись, ощущая собственные беспомощность и бессилие. — Просто подбрось меня до них. Я не маленький мальчик, я могу- Раздался громкой хлопок, а затем Кэйа, краем глаза уловив движение откуда-то сверху, вдруг молниеносным рывком поменял их местами и замер, широко распахнув глаза, а после посмотрел вниз, на пробитый огромной железной стрелой хвост в месте, где у человека было бедро. Кровь начался расползаться от места нового, страшного ранения, и его тело начало бесконтрольно опускаться глубже под воду. Хвостовой плавник трепетал, не слушаясь скривившегося от ужасной боли хозяина. Дилюк не отпускал его руку, опускаясь все ниже вслед за ним, не зная, что ему делать. В груди словно разверзлась черная дыра, стремительно поглощая все мысли и эмоции кроме страха и боли. Или это были чужие ощущения, передающиеся ему? Или их общие? Он уже не понимал. — Нет-нет-нет. Кэйа, пожалуйста! Он сам не понимал, о чем просил его, не знал, что ему делать, как помочь, способный только держать свою любовь за руку, опускаясь все ниже и ниже на дно вслед за ним, глядя в это стремительно бледнеющее лицо, глядящее на него ничего не понимающим, испуганным взглядом, полным боли. Когда Кэйа оказался лежащим на морском дне, окутанный кровавым облаком, обессилено прикрывая глаза, Дилюк уже кричал, до боли сжимая чужое запястье и второй рукой гладя слишком холодную щеку. — Не смей отключаться! Ты слышишь? Кэйа, посмотри на меня! Пожалуйста, ну же, я здесь… Кэйа приоткрыл будто ставшие свинцовыми веки, а потом едва заметно, лишь самыми краешками губ, устало улыбнулся, глядя на Дилюка так спокойно и умиротворенно, что у того едва не разрывалось сердце. — Спасибо тебе… Дилюк. Этот хриплый шепот будет сниться ему в кошмарах. Эти тяжело смыкающиеся веки и в один миг ослабшая хватка на запястье будут преследовать его каждую секунду его жизни, а этот медленно угасающий белый свет в волосах уже потерявшего сознание Кэйи станет причиной его бессонницы. Он приник к становящемуся все более холодным телу, подхватывая чужую голову и плечи, прижимая к себе изо всех сил, словно было еще не поздно. Словно он не подвел под смертельный удар того, кого поклялся спасти. Его взгляд остекленел, а слезы, смешивающиеся с теплой водой, были все же заметны невооруженным глазом. Губы же, повинуясь какому-то глубинному порыву, принялись напевать неизвестные ему ранее слова, идущие откуда изнутри, будто из самой души, с каждым движением касаясь чужих шелковистых волос. — «But wish no more My life you can take» (Достаточно уже желаний И жизнь свою я добровольно отдаю) Он никогда не пел, хотя люди и хвалили его голос. Но не в таких обстоятельствах он хотел попробовать это в первый раз. Совсем не в таких. — «To have him please just one day wake» (Лишь бы он очнулся хотя бы на один день) Его голос срывался, как у маленькой девочки, что вчера так горько оплакивала того, кого встретила лишь один раз, всей душой полюбила и сразу же потеряла прямо на своих глазах. Они оказались очень во многом похожи. Кто бы мог подумать. — «To have him please just one day wake» (Лишь бы он очнулся хотя бы на день) Он отдал бы все, лишь бы спасти его. Достал бы из-под земли любые книги, отыскал бы в наисекретнейших храмах потерянные знания прошлого, да даже ворвался бы в саму Селестию с мечом в руках, готовый сломать любой из семи тронов, если это бы спасло его жизнь. А он просто отдал ее, вложил в его грудь, словно это было нечто само собой разумеющееся. Словно по-другому он бы и в мыслях никогда не поступил. — «To have him please just one day wake» (Лишь бы он очнулся хотя бы на день) Он сотрясался всем телом, неспособный отпустить от себя Кэйю. Гладил дрожащими руками его волосы, целовал в макушку, после прижимаясь к ней подбородком, бесконечно шепча одно горькое «прости». Не замечая сквозь закрытые глаза, как ярко вспыхнуло сияние хвоста и посеребренной пряди. Как исчезли плавники с чужих предплечий вслед за отвратительной железной стрелой, распадаясь на десятки голубых частиц. Как затянулись раны на боку и бедре. Однако он ощутил, как вдруг чужие прохладные руки, что еще минуту назад без движения покоились на светлом песке, обвили его талию. И он решил бы, что сошел с ума от горя, если бы не этот слабый, будто бы сонный мягкий шепот: — Дилюк… Он резко отстранился, однако не убрал рук с чужих плеч и затылка, глядя блестящими непониманием и болезненной надеждой глазами в чужие, цвета спелого винограда и благородного янтаря. А спустя мгновение так крепко обнял Кэйю за шею, что тот не сдержал удивленного вздоха, прижимая его к себе в ответ так же сильно и порывисто. Их губы соприкоснулись так правильно и до невозможности нежно, что оба, крепко зажмурившись, просто замерли, впитывая в себя это ощущение тепла и уюта даже здесь, на дне морской пучины. Одновременно отстранившись, они не могли отвести взгляда друг от друга еще добрую пару минут. — Ты очень красивый. Кажется, я раньше этого не говорил, — прошептал Кэйа, оглаживая навалившегося на него Дилюка по алым, словно танцующим в движущейся воде прядям. — Ты тоже, Кэйа. Я не мог думать иначе, — улыбнулся Дилюк, подаваясь навстречу ласкающей ладони, на пару блаженных мгновений прикрывая глаза. Однако один вопрос все еще его волновал. — Ты до сих пор проклят?.. — печально посмотрев на него, спросил Дилюк, перехватывая чужую ладонь в своих волосах и переплетая их пальцы, прижав их соединенные руки к своей груди. — Нет. Барьер исчез, как и проклятье. Теперь я смогу в любое время обернуться человеком. Или обратно вернуть хвост, — улыбнулся Кэйа, оглаживая талию Дилюка. — Воздух теперь мне не опасен. И все благодаря тебе, — добавил он, ласково целуя юношу в щеку. — А память? Кэйа нахмурился, пытаясь воскресить в сознании события, произошедшие раньше, чем три дня назад, но… Он покачал головой, поспешив добавить: — Может, однажды вернется. А если нет, то мне это и не нужно. Больше нет. — Нет? — удивленно переспросил Дилюк. — Нет. Теперь у меня есть нечто более важное, чем прошлое, — Кэйа поцеловал пальцы Дилюка в своей хватке, глядя на него с такой уверенностью и облегчением, что Дилюк сам непроизвольно выдохнул, осознавая ответ еще до того, как его произнесли вслух. — Будущее._________
После того, как Кэйа вернулся к жизни и даже успел понежиться в объятиях Дилюка, тот попросил подбросить его наверх, до той самой лодки, что едва не стала вестником их смерти. Кэйа поначалу заартачился, однако не смог устоять перед этим хмурым и серьезным выражением лица, в конце концов согласившись, что пуская стрелу, они должны осознавать риск получить такую же в ответ. Так распоясавшаяся банда Похитителей сокровищ, по крайней мере ее часть, встретила свой бесславный конец в морской пучине, а их лодка с пробитым сильным хвостом корпусом будет очередным украшением песчаного дна, который вскоре, может быть, станет прекрасным коралловым рифом. Остальных членов этой шайки тоже обязательно еще настигнет правосудие. В это легко верилось, глядя в алые глаза Дилюка, блещущие темной искрой. — Дилюк… Ты, наверное, иди первым… Тот непонимающе оглянулся на словно нарочно медлящего Кэйю, все еще не выпуская его пальцев из своей хватки. До берега оставалось уже всего ничего. — Почему? Ты чего-то боишься? Кэйа вдруг заалел щеками, отводя взгляд в сторону, крепче сжимая своей ладонью руку Дилюка под водой. — У меня… Нет никакой одежды. Так что, когда я лишусь хвоста, то… Кхм. Дилюк слушал его с внимательным, серьезным выражением лица, но под конец уже не мог сдерживать рвущийся наружу смех и прыснул, притягивая Кэйю к себе и вновь обнимая его за плечи, облегченно улыбаясь. Так правильно ощущался этот жест, что выпускать его из своих рук не хотелось вовсе. — Подожди меня у берега, я принесу тебе свою одежду. Кэйа лишь кивнул, и они продолжили плыть в направлении берега. Добрались они все так же рука об руку. И намного быстрее, чем могли бы, благодаря кое-чьему сильному, великолепному хвосту. Кэйа бы солгал, если бы сказал, что вновь выныривать на поверхность не было страшно. Перед тем, как преодолеть этот невидимый барьер между атмосферой и водой, он напрягся, ожидая привычной волны пронизывающей все тело боли, которой, конечно же, не последовало. И больше никогда не последует. Очень хотелось в это верить. Дилюку катастрофически не хотелось оставлять Кэйю одного на пляже. Не после всего, что случилось. Однако не мог же он вести того до самой винокурни в таком виде, ведь сейчас из сухого он мог дать ему разве что свой сюртук. Если бы Дилюк не был так взволнован всем происходящим, то заметил бы, что отец, встретивший его на пороге поместья, был не слишком сильно удивлен его суматошным пояснениям того, почему ему срочно нужен комплект сухой одежды и волнительной просьбой выделить Кэйе, которого он скоро приведет, свободную комнату. Ответом на эту загадку была краткая записка с подписью «А.», присланная ему недавно главой Ведьминого шабаша белым голубем. Но об этом рассказывать Дилюку было еще слишком рано. А потому он только вздохнул, проводя пальцами по волосам, наблюдая за стремительно удаляющимся в сторону леса сыном, после чего с теплой улыбкой пошел просить незаменимую Аделинду заварить ее фирменного чаю на три персоны. Сегодня он также стал свидетелем того, как рыцари, не без его подсказки, задержали торговца без документов с подбитой и наскоро залатанной телегой у ворот города. Тот был так труслив, что одним своим взглядом выдал себя с потрохами. Надеясь одурачить и Ордо, и Похитителей сокровищ, нанятых им для «охраны груза», он, как говорится, упустил обоих зайцев. Даже троих. Ведь последнему имя — свобода. Возможно, в местах не столь отдаленных его научат тому, что нарушать закон, а также не докладывать о совершенных на его глазах преступлениях — тоже преступление. Однако это было уже не столь важно. Ведь сегодня вечером в поместье Рагнвиндров впервые за многие годы будет вновь подан ужин на троих. И так теперь, по настоянию мастера Крепуса, молчаливой просьбе Дилюка и смущенному согласию Кэйи, будет всегда. А утром следующего дня взволнованный Дилюк, после краткого стука влетевший в комнату Кэйи вихрем, будет сжимать в ладони светящийся алым артефакт в бронзовой оправе. И Кэйа, мягко улыбнувшись, протянет ему свою раскрытую ладонь с найденным всего минуту назад под подушкой Глазом Бога, но уже голубого цвета, со снежинкой на стеклянной поверхности. Малышка Кли, с которой они собирались встретиться уже сегодня, точно будет очень за них рада. Как и мастер Крепус, который уже через несколько минут притянет сыновей в крепкое, теплое объятие.