***
«И посмотрел я тогда, и был передо мной чёрный конь. Всадник держал в руках весы. И услышал я нечто подобное звучанию голоса, исходившего оттуда, где были четверо животных. Голос сказал: «Одна мера пшеницы за серебряную монету, и три меры ячменя за серебряную монету. Но не испорти масла и вина!» Голод!***
Когда нутро твоё раздуется от пустоты, когда глаза твои черны и немы, когда мысли исчезают, а чресла только жадно желают, тогда явлюсь я. Голод!***
Мне нравится этот клуб. Название: «The Hunger games» не отдаёт оригинальностью, но вполне мне подходит. Кажется, в честь одноименного фильма? Что же, и фильм мне нравится. Он про меня: кучка голодных людишек, готовых убивать друг друга за домишко получше и мясо пожирнее? Такое действо точно по мне. Однако, именно клубы — одно из моих излюбленных пристанищ. Здесь цветёт голод. Вы, кстати, знаете, что это такое? О-о, только, прошу, не разочаровывайте меня. Вы же не подумали, что голод — это, когда вы не успели поглотить последний кусочек пиццы? Нет-нет, друзья. Голод будит чувства иного порядка. Вы когда-нибудь задумывались, как он связан с: похотью, гневливостью, завистью, унынием, мстительностью? А ведь я перечислил практически половину смертных грехов. Голод — отец каждому. Голод! Что есть похоть, как не голод до чужой плоти? Зависть — голод по незаслуженной славе — порождает гнев, а затем и месть. Уныние наступает, если голод не утолить. И мне не насытиться! Я голодаю, поглощая, — я никогда не насыщаюсь, испивая вино до самого дна. Я голоден до зрелищ, голоден до еды, до музыки, денег, до женщин и мужчин — я готов поглотить этот мир, втянуть его через тонкую трубочку, насладиться каждым оттенком на языке. М-м-м… У этого мира вкус страданий, вкус похоти и страсти, вкус войны и злобы, вкус свободы и надежды. Я хочу выпить всё! Я не человек, не ангел и не демон, я — грех. И я сам ему подвержен, я весь его воплощение и порождение. Я страдаю и голодаю, я могущественен и слаб одновременно. Поэтому я так часто появляюсь в клубе, здесь голод — обыкновенный гость. Никто не обращает внимания на Всадника, закованного в модный доспех костюма известного бренда. Правильно. Я ведь лишь чувство, тягучее ощущение внизу живота, жжение в вашей глотке, алчный блеск в глазах. Я не заставляю смотреть на себя — я вынуждаю желать, поддаться своим импульсам и брать. Мне нравится наблюдать за происходящим издалека, мою уединённую VIP-зону никто не решается занимать, и я направляюсь туда, попутно сталкиваясь с толпой. Голод! На танцполе девушки в откровенных нарядах демонстрируют себя с притворной сдержанностью — лишь намёки, приоткрые позы и стрельба глазами. Но стоит мне пройти рядом, как их движения становятся воистину бесстыдными. Я не развращаю их, нет, мне больше нравится думать про освобождение. Показываю им их истинный облик — такой же ненасытный и извращённый, как первородный грех. Как и я сам. Задерживаюсь у одной — она хороша, копна медных волос собрана в пучок, демонстрируя длинную шею, её упругая грудь колышется в такт музыке. Аппетитно. Она царапает собственное горло, ощущая всё растающую потребность в заполненности. Её желание будит голод и во мне. Я присоединяюсь к танцу, обхватывая сзади и направляя её ладони смелее, откровеннее, ниже. Вот так, ей нравятся ласки, и тело требует ещё. Я слышу, как бушует кровь в её венах и наклоняюсь ближе к лицу, провожу кончиком языка по щеке, сжимая пальцами грудь, — незнакомка пошло стонет. Никаких приличий, она голодна. Ей плевать на всех, всем плевать на нас — каждый занят собственным поглощением, но мне пора, да и кое-кто тоже уже изнывает от желания. Широкоплечий мужчина отделяется от толпы и подходит к нам, его тёмная кожа отливает серебром в свете мерцающих прожекторов. Его влечёт её распущенность, он утолит её голод. — Наслаждайтесь, сыны и дочери порока! Я толкаю разгорячённую девицу в объятия незнакомца и любуюсь эффектом: мужчина тут же утягивает добычу в самый пошлый поцелуй. Он тянет её волосы на затылке назад, захватывает губы, кусает подбородок и идёт всё ниже, пока не останавливается у проглядывающих сквозь ткань топа твёрдых сосков. Он смыкает зубы до боли, будто желая проглотить немного желанной плоти, — она царапает оголённые плечи, восхищаясь выступившими капельками крови. Голод! Отхожу к барной стойке, чтобы тут же осушить услужливо поданный бокал. Пожалуй, стоит задержаться в этой точке, с высокого стула открывается шикарный вид на безумное пиршество. Танцпол превращается в филиал Содома — пляски отдают дикостью, один рвёт на другом одежду, третий хочет отобрать первого, завязывается драка. Мои сведённые подопечные уже удалились в кабинку туалета, а я наслаждаюсь тем, с каким упоением юноша врезается кулаком в лицо соперника, смакуя момент собственной силы. Их разнимает охранник, но вид сбитых костяшек нападавшего и напухающих гематом на скулах поверженного заставляет его замедлиться. Насилие завораживает. Голод! Официант предлагает закуски — беру всё, вызывая удивление, и тут же затыкаю его двумя стодолларовыми купюрами. Глаза парня загораются, и он отходит прочь, решая тут же истратить нескромные чаевые. Пока он остервенело впарывает единственный заработок за сегодня в онлайн-тотализаторе, я вкушаю креветки с цитрусовым муссом. Люди однозначно знают толк в еде — только человечество могло превратить банальный процесс переваривания пищи в целый ритуал. Именно потому что вы так порочны, именно поэтому вы породили нас. — Угостишь? — фигуристая брюнетка заставляет оторваться от трапезы. Я нехотя отставляю поднос, медленно слизывая с тонких пальцев остатки мусса. Она наблюдает за мной внимательно, но безучастно. Интересно. — Наслаждайся, — я киваю другому официанту, и тот протягивает даме закуски. Брюнетка придирчиво выбирает из десятка канапе — они все изысканы, повара постарались на славу — берёт одно с чёрной икрой и кладёт в рот. Я высматриваю оттенки удовольствия в её мимике, ищу всё нарастающее желание вкушать больше, но она просто проглатывает закуску и отряхивает пальцы. — Ты не получила удовольствие? Не хочешь ещё? — реакция девушки, точнее её отсутствие, порождает во мне нечто сродни недоумению. — Я сыта, — с этими словами брюнетка разворачивается и уходит прочь. Сыта! Она сыта перед лицом греха, сыта, не насыщаясь, она не голодна рядом с голодом! Вглядываюсь в силуэт, как она только что в еду, и задумчиво покручиваю в руке трость. Кто эта девушка? Округлые бедра качаются при ходьбе, стройные лодыжки, скованные тонким ремешком босоножек, выглядывают из-под длины платья. Готов поспорить, что у её кожи отменный вкус, потому что шлейф духов и аромата тела будоражит… Голод! Перегораживаю дорогу, брюнетка явно недоумевает, как я так быстро оказался перед ней, но не задаёт вопросов. Позади неё разворачивается новая потасовка — гости никак не могут насытиться грехом, жадность порождает злобу. Девушку пихают прямо в мои руки, и я ловлю, не стесняясь прижимать к себе и упиваясь мягкостью груди, уперевшейся в мою. Брюнетка не сопротивляется, просто смотрит снизу вверх, чего-то ожидая. — Имя? — набалдашником трости нарочно упираюсь в разрез платья, задирая выше. Ещё чуть-чуть и я увижу край её трусиков. — Виктория Уокер, — без промедления отвечает и перехватывает трость. — Зови меня Вики. Голод! Мне нравятся её глаза — лиловые с вкраплениями янтаря, но куда больше пленит взгляд. В нём нет похоти, зависти — вообще никаких желаний. Вики кажется пустой — красивой и пустой оболочкой человека. Мой грех на неё не действует. Это интригует. — Иди со мной, — коротко бросаю и вновь не встречаю сопротивления. Кажется, ей просто всё равно. Держу талию Вики, кончиками пальцев временами смещаясь на упругие ягодицы. Она, чёрт возьми, хороша. Я не чувствую от неё разврата — голода плоти и убогости души, и в то же время она не стесняется моих касаний, ни разу не попытавшись отдалиться. Когда мы проходим мимо особо разгорячённой парочки, Вики на секунду тормозит, бросает бесстрастный взгляд на коленопреклонённую девушку, тянущуюся к ширинке незнакомца, игнорируя других посетителей. Мужчина в нетерпении сам расстегивает молнию и толкается бёдрами к губам блондинки — великолепный кадр! Я чую, как они голодны, как девушка пытается захватить всё больше и больше плоти, как мужчина жаждет ещё глубже, больше ощущений! Перевожу взор на Вики, но та лишь переступает через ноги блондинки и шагает дальше, направляясь в дальнюю ложу. Жестом приглашаю брюнетку присесть, и она беззастенчиво располагается на диване, скидывает босоножки, поигрывая голыми ступнями. Обходительный официант уже готов поднести нам лучше вино в их коллекции — пара ведёрок со льдом опускаются на стол. Это тот же алчный юноша, я напитываюсь его голодом вновь, когда протягиваю очередную купюру. — Выпьешь? — я разливаю вино по бокалам, Вики покорно отпивает пару глотков. — Спасибо. — Ты необычная девушка, Виктория, — я привык говорить прямо, искусство лжи и увиливания вне моих компетенций. — Вики, — раздражённо обрывает брюнетка и отставляет вино, откидываясь на спинку дивана. С такого ракурса мне даже удобнее любоваться. — Что же во мне такого необычного? — Тебя сложно смутить откровенными сценами, — подозрение на её счёт родилось сразу, теперь я лишь хочу его проверить. — Люди не могут устоять перед смертным грехом, что тут удивительного или смущающего? Простые библейские истины. Ответ усиливает мою догадку. Виктория Уокер не человек — бессмертная, но в то же время от неё не веет силой, энергией, вообще ничем кроме приятного парфюма. — И ты в курсе, кто перед тобой? Вики просто кивает и делает новый глоток, на дне лиловой радужки будто забрезжили искры любопытства. — Я хотела узнать, как это, чувствовать тебя. Я брожу среди людей не первую тысячу лет и собственными глазами видел рождение первого человека, ибо родился вместе с ним. Голод — неотъемлемая часть людской души, не Люцифер толкнул Еву съесть яблоко с Дерева познания, а я. Но ни разу не встречал человека, кто бы не ощущал меня. — Тогда попробуй, — отвечаю, притягивая её за руку. Галантный жест и самое пошлое приглашение. Вики впервые выказывает признаки смущения, но всё же располагается на моих бёдрах. В её случае дело не в воздействии сил, Уокер начисто лишена страха или настолько желает ощущений?.. — Что же с тобой не так, Вики Уокер? Ты не ангелок или демон, и в тебе очевидно есть изъян, если не чувствуешь греха. Девушка надтреснуто смеётся от моего вопроса, демонстрируя белоснежные зубки. — Я непризнанная, не светлая и не тёмная. Когда-то давно я была человеком и даже тогда не ощущала… Я почти не испытываю эмоций, а ты — Всадник, ты пробуждаешь их в каждом, кто оказывается рядом. Я просто хочу узнать, каково это, хотеть так сильно, — Вики заскребла наманикюренным ноготком пуговицу моей рубашки. — Все говорят, что я пуста, а я даже не уверена, есть ли у меня душа. Я, впрочем, тоже не уверен в этом до конца, но абсолютно точно знаю, что тело у неё отменное. Идеально подобранное тёмно-бордовое платье струится по золотистой коже, очерчивая подтянутую фигуру Вики. Она словно была рождена, чтобы пробуждать голод в других, — досадно, что Шепфа лишил её саму такой греховной радости. Но ничего, это я исправлю. — Подлинный голод зарождается постепенно, — провожу верхним концом трости по её бедру, умышленно не касаясь руками. Я не ожидаю немедленного отклика, достаточно слабого огонька интереса, и этим движением подпаляю фитиль. Вики инстинктивно реагирует, набалдашник трости смещается к внутренней стороне её бедра, замирая у самой приятной точки. Огонёк азарта разгорается сильнее. — Подай вино. Уокер слушается и, протягивая бокал, тянется ко мне. Нет, ещё рано. Легко толкаю её в живот, кивнув на стол позади, Вики садится на прохладную поверхность. Идеальная задница сдвигает стоящую там бутылку, и та опрокидывается. Пара тысяч баксов алым потоком изливается к её ногам, редкие капли оседают на гладкой коже. Восхитительно. Будь на её месте любая другая, голод стал бы невыносимым, она бы давно накинулась на меня, а может принялась лакать пролитый напиток — всё зависит от наклонностей души. В любом случае, я бы уже пожинал её грех и подумывал о следующей жертве. Но с Уокер всё куда любопытнее, она пуста, и эта пустота странным образом наполняет меня самого. — Запрокинь голову, — отдаю очередную команду, и Вики вновь повинуется — соблазнительна в своей покорности. Подношу бокал к её лицу и держу за угол подбородка, заставляя раскрыть рот. Вино по капле падает вниз, растекаясь по языку и попадая в глотку. Её помада такого же оттенка, и, уверен, ничуть не хуже на вкус, но я попробую её немного позже. Мне нравится смотреть, как она глотает, представляя, что совсем скоро глотать ей придётся уже не вино. — Ещё! — требует Уокер и хватает мою руку. Я сильнее какой-то непризнанной и потому даже не дрогнул от её движения. — Что ты чувствуешь? — не даю то, чего просит, вместо этого наклоняюсь ближе к лицу, демонстративно отпивая сам. — Не знаю… — её нутро требует, но сознание не сразу вспоминает название чувства: — Жажду? Её ответ меня удовлетворяет. Подаюсь вперёд ещё немного, и теперь Уокер преодолевает остатки расстояния сама, налетая на мои губы. Вино от меня перетекает к ней, и она жадно пьёт, ища языком мой. Я пережимаю тонкую шею, не давая проглотить, мешая дышать, — я должен видеть, что она по-настоящему хочет. Вики не разрывает поцелуя, напротив, впивается решительней, зарывается пальцами в мои волосы, и тогда я милостиво разжимаю хватку. Сминаю её губы, ласкаю языком, покусываю и наслаждаюсь всеми гранями чёртовой пустоты внутри неё. Одновременно руками развожу колени Вики в стороны и чувствую её дрожь. Голод! Укладываю непризнанную на стол, она развязно сгибает ноги, задирая платье и давая понять, никакого белья на ней нет и в помине. Я не приближаюсь сразу, как она того ждёт, а отхожу, дразня. Кольцо на моём пальце приятно согревается от нарастающей силы, она переходит в удерживаемую трость, и я вновь касаюсь ей Уокер. Медленно веду от колена вверх, ударяю по мягкой части бедра, заставляя выгнуться в спине от предвкушения. Вики жалобно скулит. — Что ты чувствуешь теперь? — обхожу её полукругом и встаю у головы. — Хочу… больше, — по расширившимся зрачкам вижу, что не врёт. В её глазах, в нетерпеливых движениях рук читается одно — голод! Я киваю, демонстрируя позволение. И Уокер прекрасно знает, что нужно делать — спускается головой чуть ниже и тянется к ремню. На этот раз играть с ней я не намерен, член давно требует испробовать её рот другим способом, и я спускаю штаны вместе с бельём. Вики с готовностью обхватывает головку губами, вбирая насколько позволяют возможности, но я проталкиваюсь дальше, прямо в похотливую глотку. В уголках глаз Уокер мгновенно скапливаются слёзы, смазывая тушь, но в них же читается истинное желание — я не останавливаюсь и вхожу каждый раз на всю длину, не волнуясь о её потребностях в кислороде. Вики кислород тоже не волнует, судя по тому, как она впивается одной рукой в моё бедро, а второй нагло мечется по своему блядскому телу. Она отсасывает с рвением студентки, претендующей на красный диплом, вот только в нашем экзамене лучшая оценка — полная утрата контроля. Я нависаю над ней, отбрасывая руку, гуляющую между ног, в сторону и заменяю своей. Если непризнанная считает, что познала голод, — он только впереди. Она мокрая настолько, что мои пальцы соскальзывают, но я всё равно проникаю внутрь, требовательно растягивая упругие стенки. Я чувствую на своём члене, как ей нравится, — глотка сокращается в немом крике, доставляя запредельное удовольствие, но нам мало. Достаю член из её рта и снова меняю положение, Уокер пытается привести себя в подобие порядка, а на деле лишь сильнее размазывает помаду. Мне хочется больше её — теперь роскошное платье выглядит мешающей тряпкой. — Разденься, — кольцо загорается зелёным огоньком, и Вики, как мотылёк пялится на него, стягивая с себя единственный предмет одежды. Избавляюсь от костюма одним движением, в конце концов, это лишь оболочка, и опять укладываю Уокер на стол, закидывая её ноги себе на плечи. Я намного выше, поэтому ей приходится приподнять задницу, подставляя мне себя под самым удобным углом. Весьма любезно. Не тороплюсь входить, размазывая головкой её обильные соки. Наклоняюсь ниже, растягивая мышцы на её ногах до сладкой боли, мне хочется сначала попробовать её розовые торчащие соски. Уверен, их вкус напомнит вишню. Стоит мне только коснуться их губами, как Вики вновь просяще стонет и извивается подо мной, её руки гуляют по моему торсу, направляясь к члену. Опережаю и вхожу резким толчком — Уокер умопомрачительно узкая, а я не дал ей шанса привыкнуть. Она кричит от боли и удовольствия одновременно, едва не перекрывая грохочущую музыку и пробуждая зверский голод. Вколачиваюсь до предела, мы оба наслаждаемся влажными шлепками наших тел, я сжимаю ее потрясную грудь и играю с сосками, пока Вики, кажется, теряет сознание. Я ощущаю нечто необычное внутри себя, будто куда-то уплывает сосущее чувство внутри груди, Вики, как вакуум, как вселенское притяжение, забирает даже его. Голод! На наши крики прибегает официант и замирает в проходе. Уверен, такую горячую сцену он мог видеть только на экране компьютера. Я не останавливаюсь, я люблю видеть зарождающийся в душах порок. Вики вопросительно смотрит на меня — в этом взгляде грех уже расцвел и правит балом. Я киваю ей и подзываю парня ближе, по людским меркам он вполне хорош собой: молодой и подтянутый, а от вида трахающейся Уокер ему просто сносит крышу. Вики меняет позиции, на этот раз я допускаю самодеятельность, и разворачивается ко мне задом, маня парня пальчиком встать рядом. Непризнанная? Скорее, суккуб. Ибо официант срывается с места, находу избавляясь от униформы. Мне нравится наблюдать, как ещё двадцать минут назад такая безэмоциональная Уокер теперь всё резче насаживается на мой член, параллельно самозабвенно отсасывая незнакомцу. Торжество греха! Официант сдаётся первым — от удовольствия Вики вся сжимается вокруг моего члена, я с силой сжимаю её ягодицы, двигаясь в неистовом темпе, и кончаю следом. Голод удовлетворён, и смущённый паренёк тянется к брюками, но Уокер почему-то не отпускает его. Я чувствую, как внутри неё зарождается нечто по-настоящему ненасытное — оно требует пищи. Камень на перстне уже не теплеет, а жжётся, и мне становится любопытно, как разовьются события дальше. Я одеваюсь и закуриваю, заняв привычную позицию наблюдателя. Вики поднимается на колени — она всё ещё полностью обнажена, по всему телу следы нашей страсти, жемчужная капля застыла в уголке губ. Несчастный парень попросту не способен противиться её распутной красоте и застывает на месте. Не встретив преград, Уокер касается груди официанта — он словно понимает, что ему лучше бежать, но становится похожим на лягушку перед змеёй. Мощь нашего с Вики обоюдного голода настолько ослабила его и насытила нас, что непризнанная безо всякого труда вскрывает двумя руками рёбра мужчины, будто размыкая створки крупной устрицы. Неожиданный поворот событий даже удостоился моей приподнятой брови. Вики, как золотоискатель на прииске, копошится в грудной клетке парня, пока наконец не извлекает бледно-голубой пульсирующий эйдос. Мерцание чужой души завораживает, я тушу сигарету и приближаюсь. — Зачем он тебе? — я спрашиваю с интересом. Случившееся никак не возмущает меня, Вики лишь хотела утолить голод. Мне это понятно. — Внутри опять так пусто, — Уокер смотрит на собственную восхитительную грудь, которую я с удовольствием распробовал бы на втором заходе, но её интерес уже не здесь. Непризнанная прикрывает глаза и касается чужим эйдосом собственного сердца. Он погружается в неё и растворяется внутри, Вики впервые улыбается так, как мне вечно будет недоступно. — Что ты ощущаешь сейчас? Будь у меня прибор для изучения непризнанных, пожалуй, я бы им воспользовался. Никогда прежде не встречал такой всенаполняющей пустоты, никогда не видел, чтобы низшие бессмертные охотились за эйдосами. Вопрос, заданный себе, в начале вечера, всплывает вновь: кто она? Улыбка Уокер становится шире, а ответ вновь поражает: — Я сыта. Камень на кольце Всадника раскаляется — он словно магнит притягивается к непризнанной, и я касаюсь им места, где исчез эйдос несчастного. От перстня по её телу в стороны расходятся полосы света, Вики испуганно пытается их остановить, но это всё бесполезно. Не зря мне подумалось, что эта девушка отличается от других, и не зря её тянуло именно ко мне сегодня. Каждая клетки внутри неё неумолимо меняется, а главное меняется каждый атом этого грёбанного мира — я осязаю его слабые колебания, как игру струн самой далёкой арфы… Да-а, совсем скоро их почувствуют все! Понимание истинной сущности девушки передо мной приходит лишь теперь, и я с упоением произношу: — Шестая печать снята. Моя грудь беззвучно трясётся, выпуская мутный дым из лёгких, кажется, такое происходит у смертных и называется «смех». — Я что, только что запустила Апокалипсис? — к Уокер осознание приходит ещё позже. — Именно так, непризнанная. Голод!