Офелия, помяни меня в своих молитвах

…Теперь его магнитом тянуло вниз, в этот Дантов чертог, который Винсент считал своими владениями. Каспер не любил спускаться туда; ко всему, что было связано с экспериментами и работой в лаборатории, он привык относиться с молчаливой брезгливостью — вынужденная мера! «Когда Синклер-старший занят делами, ему лучше не мешать. Мне ли не знать об этом?» — рассуждал Стормар. Но после того случая на арене что-то в нем надломилось. Прежний мир пошатнулся. Упадет ли он, разобьется вдребезги? Или, может, обретет прежнюю стойкость? Каспер гадал. Выжидал. С осторожностью, присущей охотнику, ступал на тропу новых для него ощущений и не спешил с выводами. Смиренный и сломленный, он иногда думал о том, что для него на земле вряд ли найдется место более подходящее, чем Гевир. Когда-то Каспер мечтал о путешествиях, но это было так давно, что воспоминания о тех днях практически стерлись из его памяти. Время, которое они с Адамом проводили в беседах о будущем, безвозвратно ушло. «То были детские надежды — наивные и глупые. Я нужен здесь», — убеждал себя охотник. Но легче от этого не становилось. Остров, как радушный хозяин, принял Стормара в свои объятия: укрыл густотой лесов, спрятал за туманами и морскими брызгами искривленность его души и сознания. На Гевире Каспер чувствовал: здесь можно быть собой. Это был дом — мрачный, не до конца изведанный и навевающий тягостные воспоминания, — где охотнику отвели вполне конкретную роль. У него есть семья. Предназначение. Так что глупо жаловаться на несправедливость судьбы, имея все что нужно для существования. Глупо оказывать сопротивление, ведь судьба так часто бывает жестока к тем, кто не покоряется ей… …Впрочем, кое-чего охотнику все-таки недоставало все эти годы. Каспер пока не мог обозначить зародившееся впечатление конкретным словом — оно было едва различимым: так человек, бредущий в темноте, видит вдалеке свет и, как мотылёк, следует на зов. Единственное, что Стормар понимал вполне отчетливо, так это свою мимолетную слабость к Скарлетт. «Я пожалел ее, хотя не должен был, и ослушался Винсента. Будут последствия», — устало опуская голову, размышлял охотник. Он попытался найти в своем сердце хоть каплю сожаления, но не нашел. «Я поступил правильно, — подытожил он, останавливаясь напротив окошка металлической двери. Вздохнул, упрямо посмотрел перед собой, а потом взялся за ручку. — И сейчас тоже поступаю правильно». Дверь в палату отворилась еле слышно. Каспер замер на пороге: перед ним возникло строгое лицо мадам Ришар. — Что ты тут забыл? Стормар поглядел поверх ее плеча, фокусируя взгляд на Скарлетт. В полумраке палаты, окруженная светом настенной лампы, девушка напоминала ему призрака. — Хочу убедиться, что от нее еще хоть что-то осталось, — с едва прикрываемой злобой отозвался Каспер. Он обошел Ришар как незначительное и досадное препятствие и остановился в паре метров от кушетки, на которой сидела Скарлетт. — У вас пять минут, — подумав, объявила Ришар. «Неслыханная щедрость». Стормар даже не заметил, как женщина покинула палату. Все его внимание было приковано к пленнице: её бледное лицо практически сливалось со стеной и походило в ту минуту на один из куртуазных ликов, что бойкой вереницей изображены на полотнах прерафаэлитов. Охотник невольно ею залюбовался: тонкие пальцы, будто бы специально созданные для изящного перебирания струн, приоткрытое соцветие губ — «краса твоя — беспомощный цветок». Длинные, доходящие до поясницы волосы разметались по плечам. О как мучительно-сильно Касперу захотелось провести по ним рукой, чтобы убедиться: Скарлетт не фантом, не плод его воображения, а состоит из крови и плоти! Но он остановил себя, как делал множество раз до этого. И пусть глаза ее смотрели сквозь него, словно он был тьмой, Стормар все же надеялся, что девушка ощутит его присутствие. Он приблизился к ней и опустился на колени. Если бы Скарлетт повернула голову, то могла бы разглядеть на лице Каспера печать сожаления. Но девушка оставалась неподвижной. — Эта стерва успела накачать тебя препаратами, но я знаю: ты меня слышишь, — осторожно произнес охотник. Заметив на запястье Скарлетт свежий след от капельницы, Каспер судорожно вздохнул. В нем боролись отчаяние и желание разнести лабораторию к чертям. — Ты ведь слышишь меня? — с робкой надеждой спросил Стормар. Он машинально накрыл своими ладонями холодные и безжизненные руки девушки, а после, придвинувшись, попытался согреть их. — Ну, скажи что-нибудь. Скарлетт дернулась, как от удара, и впервые за всё время посмотрела на охотника. — Та привязь, на которой ходишь ты, куда моей длиннее, — сказала она так же внезапно, как и наградила его взглядом. Каспер нахмурился; слова девушки показались ему знакомыми, хотя он и не смог определить, где раньше их слышал. — О чем ты? Скарлетт улыбнулась, и улыбка эта не понравилась охотнику. — Не верь, что пламенем горит звезда, не верь, что солнце согревает мир, не верь тому, что правда лжет всегда, — выпалила девушка, но после вновь стала печальной и перешла на шепот: — Розмарин для памяти. Маргаритки, анютины глазки… А фиалок нет — они все завяли, когда мой отец умер. Стормар порывисто сел напротив Скарлетт и схватил ее за предплечья, сминая ткань смирительной рубашки. Он мог вынести что угодно, но только не этот поток бреда, рекой льющийся из ее сознания. — Не узнаешь меня? Черт знает что такое, но Касперу отчего-то было важно, чтобы она увидела его. — Напротив, — ответила Скарлетт с выражением легкого удивления на изможденном лице и затем доверительно приблизилась к охотнику. — Я Гамлета из тысячи узнаю. Каспер ослабил хватку, потому что понял, что делает ей больно. Всё мгновенно встало на свои места, и он наконец осознал, что Скарлетт говорит фразами из шекспировской пьесы, которую Синклер-младший когда-то давно читал ему вслух. «Гамлет. А ведь так меня называл Адам, — вспомнил Каспер. — Совпадение?» — Человек без разума лишь кукла. Животное, — не унималась Скарлетт. — Если я Гамлет, то кто же ты тогда? Офелия? — ловя ртом ее дыхание, поинтересовался Стормар. Девушка ничего не ответила и лишь посмотрела поверх его головы, вновь уходя в состоянии прострации. — Нет, так не пойдет, — Каспер встряхнул Скарлетт, но та, лишившись последних сил, медленно опустилась на матрас и лежала теперь с широко распахнутыми глазами, полными ужаса. Несколько секунд Стормар наблюдал за девушкой в ожидании нового потока слов. Не дождавшись ответа, он с досадой произнес: — Из тебя и впрямь могла бы получиться Офелия. Как на картине Джона Милле. Но я все-таки надеюсь, что закончишь ты не как она. Уж постарайся. «А я постараюсь вытащить тебя отсюда». Мадам Ришар и след простыл, но Каспер интуитивно понимал: время на исходе. Еще немного, и его могут застигнуть врасплох. Никому, особенно мадам Ришар, вовсе не нужно знать, что судьба Скарлетт заботит его сильнее, чем судьба остальных подопытных, чьи имена он даже не старался запомнить. — Мой отец умер, и я знаю, кто убил твоего, — внезапно произнесла девушка. Стормар замер у двери, пораженный, будто молнией. — Клавдий называет тебя своим сыном, но не верь его речам: они так же коварны, как таящаяся в траве змея. Каспер догадался, о ком говорит Скарлетт. Если он в ее понимании был Гамлетом, тогда Винсент… Бред. Препараты помутили ей рассудок.