Леденящая тишина

Очень тихо. Лишь иногда льдины издают по одному краткому звуку, будто медленная скорбящая музыка плетется по клавишам фортепиано, не видя смысла идти быстрее или останавливаться. Ветер одиноким потоком пролетает над сухими кустами, сдувая с них тончайший слой инея, что еще не успел даже привыкнуть к этим веткам. Повезло ему. Фосфофиллит успела привыкнуть. Привыкнуть так, будто Анита была сплавом в теле Фос, а не отдельным самоцветом. Интересно, насколько красиво бы смотрелся бирюзовый с полупрозрачным серым цветом? В какую бы палитру различных переливов могли бы слиться эти два камня? Смогли бы ужиться и срастись? Мы не узнаем этого. Фосфофиллит не узнает этого. Зимой ветер воет как-то особенно печально. Раньше Фос такого и не замечала. Почему он такой громкий? Зимой же тихо. Или может это у Фос в голове он такой громкий, но сам по себе он всё еще тихий? Саднит, напоминает, не отпускает. Фосфофиллит помнит всё. Удивительно, ведь с ушедшими руками ушло так много всего, за что она, молясь, цеплялась хрупкими пальцами. «Не уходи, останься в памяти, у меня ничего больше и нет». С ушедшими руками не ушли воспоминания, не ушла зима. Не ушла липкая скорбь, что садится рядом. Никуда не уходит. Тёмной ночью сидит напротив, смотрит пристально. Днём пытается догнать, разбежавшись вместе с Фос по льду, почти дотягивается, хватает, тянет за собой в глубину проруби. «Исчезни» Днём скорбь лишь изредка в силах ухватиться за край воротника, потянуть за собой, испачкать в разводах былого страха и желания возмездия. Больше ведь не страшно? А где страху примоститься? Места для него больше не осталось. Страх исчерпан. Больше ничего не пугает так сильно, как образы, вновь и вновь повторяющиеся нескончаемым циклом перед глазами. Утром скорбь будит. Вытягивает из сна, который итак был ни к черту. Вытягивает обратно, на этот холод, снова в будоражащий разум момент, который будто навсегда сияет ослепительным светом, что отразился сквозь полупрозрачный камень и стал основным источником энергии для самоцвета. И бесстрашия. Вечером скорбь разочарованно провожает Фосфофиллит домой, вторя, что завтра она снова будет рядом. Лучше бы не ты Иногда Фосфофиллит жалеет, что она не ушла вместе с Антарк. Помнится декабрь. Вместе с Антарктицид, они стояли у бывших кустов рододендрона. — Ребята тут нашли эти цветы. Учитель смог рассказать, как за ними ухаживать. Поверь, они безумно красивые. Жаль, что в остальное время ты спишь. Тебе бы точно они понравились. Цветы в принципе очень красивые. — Иногда я встречаю подснежники, они напоминают мне о том, что скоро я смогу отдохнуть. Но раз ты говоришь, что эти цветы красивы, то я бы очень хотела их увидеть. Когда я буду спать весной — принеси мне их. Мы найдем способ показать мне их. Почему вселенная забрала у нас право любоваться весенними цветами вместе? Что же плохого в том, чтобы мы всего лишь посмотрели на цветы вместе? Ничего ведь, да? В декабре Антарк научила Фосфофиллит разбивать льдины правильно, пилить их, бежать по льду так, чтобы каблуками оставлять правильные трещины, убирать навалившийся снег, ловить снежинки языком, лепить снеговиков и любить так сильно, как только возможно в этом мире, где не так много чего осталось, кроме как любить? Разве есть выбор? Остается лишь любовь. Анита… Фосфофиллит мечтала надеть ей на голову венок из всех весенних цветов, что она могла собрать хотя бы в марте, когда Антарк не такая твёрдая. Мечтала бежать с ней за руку по полю со снегом, который готовился к оттаиванию. Это не грустно, что он исчезает. Он обязательно вернется. Он всегда возвращается и зима снова наступает. А тывернешься? Фосфофиллит купает ноги в ледяной пене приходящих волн из моря. Они тоже молчат. Давящая тишина, растекающаяся самым тяжелейшим и ядовитым сплавом, который только возможен, затекающая во все трещины, и протекающая сквозь них, покрывающая тело и топящая разум в бездне. Море не заговорит. Даже льдины теперь молчат. Никто не смеет издать и звука. Фос держит серебряный камень в золотой руке, то сжимая его, то разжимая. И зачем им этот контраст? Лучше бы осталось лишь серебро. Золото с серебром не так уж и смотрится. Если повернуть голову назад, можно увидеть как Антарк бежит к Фос на помощь, увидев, что та валится с ног от усталости. Очень тепло, согревая ледяной воздух вокруг себя, она берет Фосфофиллит на руки, и несёт, словно принцессу, отдыхать в гамак. Сама садится рядом, и молча, лишь держа хрупкие пальцы в своей руке, смотрит на уходящее за горизонт солнце. Улыбается ему в ответ. Так изящно, вовсе не броско, вовсе не больно глазам. Так тепло. Тепло, не свойственное самому холодному камню. Ледяные узоры и блики на волосах Антарктицид вторят закатному солнцу, отображая самые ослепительные лучи, слегка смягчая их, превращая их в мягкий свет, будто накрывающий зимней периной из снега и тонкой корочки льда. Просят запомнить, просят любить и не оставлять одних. Фосфофиллит отдаст им всё внимание мира. Но сначала надо поспать, за руку с Анитой это лучше даётся. Фосфофиллит просыпается. Снова во снах перекатывающиеся по всей голове из-за ветра пряди серого цвета. Снова тянущаяся ко рту рука, просящая не кричать так громко, просящая о спасении. Но не своём. Снова за работу. Разгрести снег, подраться с лунянами, раздробить льдины и посидеть у ледяного моря, прислушиваясь к тишине, что запомнила Антарк, навсегда оставила её в своей памяти, на этом берегу. В руке вновь осколок серебряный, очень напоминающий те снегопады, под которыми они танцевали вальс. Древний танец, которому обучил их мастер. Антарк, краснея, признавалась, что Фосфофиллит первая, с кем она его попробовала станцевать. Грациозно, гуляя по льду, словно разливалась ручьём холодная, чистая, без всяких примесей вода, что вот-вот замерзнет, застынет ледяной фигурой, Анита танцевала его лишь для Фос и лишь с Фос. Если повернуть голову, то там снова стоит она. Ее непослушные волосы развеваются вместе с вальсирующими снежинками, ослепительными лучами солнца, что пытаются обогнать скорбь и одиночество. Тихо. А Фос больше и не может кричать. Она тихо склоняет голову к земле и золотая жидкость начинает литься из всех трещин. И больше всего из-под глазных яблок. Дефект предшествующей нам цивилизации Вот бы море и снег, льдины, Фосфофиллит и скорбь перестали молчать. Вот бы небо обрушилось и с него начали падать не снежинки, а твои серебристые осколки. Собрать их все. Твои нежные любящие руки снова смогут обнять голову, прижать к себе и пообещать быть рядом каждую зиму. Снова молчаливо обещать любить так, как цветы любят животворящую воду, а снег — холодную зиму и тебя. Больше нет желания молчать. Образ Антарктицид обогнал скорбь. Нёсся вместе с Фосфофиллит вверх по ледяной горе быстрее, чем эти липкие лапы. Вверх, в небо, подальше от тишины, глубины, что закрывает рот, запрещая кричать. Вверх, туда, откуда идет снег, где россыпь звезд, устилавшая дорогу к тебе. Вверх, за тобой.