***
Змеи спариваются, переплетаясь друг с другом телами. На следующий день Рацио, решив попробовать и правда избегать Жуань Мэй, осознает всю свою неудачливость. Она находит его в университетской курилке. Холодное весеннее солнце не греет совсем, а ветер холодит пальцы, которые Веритас упрямо грел о стакан с капучино, купленным в кофейне рядом с университетом. Он чиркает кремнем на зажигалке, пытаясь прикурить, но ветер упрямо продолжает тушить еле заметный огонёк. Стакан с кофе мешался и Рацио, чертыхаясь под нос, присаживается на корточки, оставляя стакан на бордюре. Там она и появляется — окликает его сверху, вынуждая поднять недовольный взгляд вверх. Жуань Мэй загораживает собой солнце. И фигурально, и буквально — бросает на него тень безжалостно, как умеет только она, и застаёт его в неприглядной позе за сигаретой. Лучи солнца расходятся от её головы. Дева Мария во плоти. Ей впору стать матерью всего человечества, но она предпочитает это самое человечество собственному зверинцу в кабинете. Веритас таки поджигает сигарету, поднимаясь на ноги; пальцы, держащие сигарету, нервно трясутся. Какое позорище. — Извини, ты что-то говорила? — он затягивается, отворачиваясь от неё, чтобы дым не попадал на пахнущие фруктовым шампунем волосы. — Хотела узнать, не хочешь ли ты посмотреть, как спариваются мои змеи? — Жуань Мэй держится абсолютно спокойно, в то время как брови Рацио удивлённо поднимаются. Таким тоном приглашают спариваться самим, а не смотреть на акт осеменения змеи. Вслух он, конечно, этого не скажет. — Да, конечно. Минутку. — он быстро докуривает до середины, оставляя окурок дымиться в урне. — Ты знал, что у анаконд существует такая редкая практика, как «сексуальный каннибализм»? После оплодотворения, самка иногда поглощает оплодотворившего её самца, чтобы получить больше питательных веществ, так как на протяжении семи месяцев беременности они голодают. — она позволяет открыть для себя дверь в здание и делает глубокий вдох. — Правда? Звучит эротично. Вернее, практично. Да, практично. Так у твоих змей начался период спаривания? — он прячет горящее лицо за глотком кофе, благо Жуань Мэй полностью игнорирует его. Едва ли не в первый раз он и правда этому рад. — Да, Пироженка сбросила кожу и Виски от её феромонов начал сходить с ума. Я не думала, что это случится так рано, поэтому мне нужна помощь с тем, чтобы переместить их в отдельный террариум. — факт оставался фактом — Жуань Мэй совершенно не умеет выбирать имена своим питомцам. — Вернее, они все начали сходить с ума: и Виски, и Перчик, и Карбонат Кальция. Потому что у змей именно самки выбирают своих самцов, решая, кто достоин, а кто — нет. Понимаешь? Она смотрит прямо на него, пока они поднимаются на лифте на четвёртый этаж. Яснее намёка он и не встречал. Удивительно, как он в этот момент овладевает своими эмоциями, сохраняя спокойное выражение лица, и кивает ей без лишних слов. В кабинете у Жуань Мэй куча террариумов и вольеров, и кого у неё только не было — огромные тарантулы, змеи, муравьиная ферма, рыжие тараканы, смешные пушистые хомяки и щебечущие попугаи, которых она обучала человеческой речи. Да, она определенно не нуждалась в самце, у неё уже была целая толпа детей. Жуань Мэй сбрасывает пальто на кресло возле стола, Рацио на такое не решается, аккуратно вешая его на вешалку возле входа. Она отодвигает крышку террариума, доставая несчастную Пироженку и аккуратно передавая её в руки Веритаса. Змеиное тело в его руках ощущается твердым, но новая кожа мягкая на ощупь. Пироженка обвивает его руки, двигает языком и мелодично шипит, даже голубые глаза у этой очаровательной представительницы Elaphe obsolete lindheimeri, белого техасского полоза, умные, такие же, как у её матери. Он кладёт её в указанный пустой террариум аккуратно, возвращаясь к противоположно выглядящему самцу — Lampropeltis getula nigrita, она же мексиканская королевская чёрная змея. Тело самца ощущается плотнее, а в расцветке видятся вчерашние разрезы чёрного платья неизвестного парня. Рацио машет головой, ожидая пока Жуань Мэй закроет крышку, чтобы под её чутким руководством запустить Виски к Пироженке. Тот тут же начинается жаться к той, которая выбрала его среди остальных двух самцов, радостно переплетаясь с ней всем телом. Виски подрагивает рядом с Пироженкой, вторит ей и её изгибам, а спустя около десяти минут раскрывает брюшную сторону основания хвоста, выпуская из своего тела гемипенис, который выворачивается в клоаку Пироженки, цепляясь за неё многочисленными шипами. Их головы притираются друг к другу, и они, кажется, наслаждаются этим. Чёрное сплетается с белым в плавном танце, завораживающем не хуже сильнейшего ливня или оранжевого заката. Жуань Мэй смотрит на это с интересом исследователя, Рацио смотрит на Жуань Мэй с интересом иного толка, пытаясь осознать, что в её жизни всегда будет только это. Он поправляет очки, удерживаясь от глубокого вздоха, и возвращается к наблюдению за змеиным спариванием. Виски уже заканчивал, его гемипенис втягивался обратно, а Пироженка вилась вокруг него, счастливо шипя. Ну, Рацио так думал. А еще думал, что хватит с него на сегодня работы. Спустя несколько часов он возвращается в пустую квартиру, мимоходом проводя пальцем по всевозможным поверхностям. Чисто. Впервые он этому абсолютно не рад — уборка бы пошла на пользу его запутавшемуся разуму, но остаётся только купленная новая бутылка виски, которым он снова заправляет кофе, да новая пачка работ по астрофизике. И снова стройные двойки летят в ряд, вызывая желание обернуться на висящий позади провод. Нет, он еще не настолько спился. Работы заканчиваются к вечеру, когда скука поглощает его существо. Он думает о мировом финансовом кризисе, решает на листе бумаги математические матрицы, курит и без конца протирает очки от несуществующих пылинок. В кружке с остатками кофе оказывается еще виски, рука машинально тянется к порно-сайту, выискивая вчерашнюю компиляцию найденного сокровища — девушек, наряженных в костюмы горничных, что послушно выгибали спины и истошно стонали, подчиняясь нанимателям. Замыленный алкоголем взгляд выискивает нужное, но палец срывается, открывая вчерашнее уже-вовсе-не сокровище, с застывшими моментами стримерского потока. Интерес подстёгивает прокрутить ниже, всё тот же взгляд цепляется за уже знакомую обстановку, и Рацио не думая кликает. Вчерашний парень сменил образ, на нём брючный костюм, только вместо широких брюк — короткие шорты, галстук завязан аккуратно и правильно, и всё, в принципе, выглядит неплохо. Пока дело не доходит до обуви. Какое-то немыслимое подобие шпилек, к которым пришили сетчатые колготки, они блестят, переливаются и доходят до середины бедра, подчёркивая молочную кожу. Веритас ставит локоть на стол, опуская тяжелую голову на ладонь, скользит по всё такому же улыбчивому парню, пытаясь всмотреться в чужое лицо. Выходит из рук вон плохо, но мелодичный голос, который он мог слышать чётко, ему нравился. Он прикрывает веки, слушая игривый смех и постепенно в нём растворяясь. Под него было бы замечательно засыпать. Может ему тоже… Громкий стон прерывает поток мысли, когда Рацио широко раскрытыми глазами вглядывается в монитор перед собой, всё, что он видит — как губы неизвестного молодого человека обхватывают силиконовый член, а его ладонь сжимает собственную выпуклость в паху. Веритас машет головой, закрывая вкладку. Нет, уж лучше старое доброе порно.***
Дионисийское состояние связывают с кризисом субъективности, с установкой на растворение, подчинение и болезненную потерю прерогатив эго. В голове Рацио аполлоническая и дионисийская философские концепции сталкивались в беспорядочном. Одна половина взывала к рациональности, логике и благоразумию, вторая насмехалась над первой, превознося иррациональность и хаос. Веритас хотел согласиться с первой, но вторая в нём преобладала, вызывая отвращение к собственному существованию. А еще отвращение вызывала пустая банка кофе. Начни всматриваться в бездну, и бездна начнёт всматриваться в тебя, только вместо бездны — стеклянное дно банки с растворимым кофе. Жизнь напоминала ухабистую дорогу, которую Веритасу бы хотелось преодолевать с упорством опытного велосипедиста, только колёса его велосипеда безнадёжно оказались проколоты раздражающими кавунцами. В детстве, отдыхая на пляже с матерью и отцом, такие кавунцы застревали в новеньких шлёпках, позволяя себе прокалывать не только резину, но и нежные стопы. В детстве всё было легче, проще, не приходилось задумываться над вечными вопросами «кто ты?», «зачем ты?» и «чего ты хочешь добиться в жизни?». Ничего он не хотел. Собственные достижения на академическом поприще воспринимались насмешкой, отсутствие близких — вытекающим из первого. От накладывающегося друг на друга дерьма хотелось расплакаться. Хотелось, но не дозволялось вершиной собственных моральных устоев. Лучше сходить за кофе, зайти к букинисту, побродить меж аккуратных полочек, дотронуться пальцами до истории, до новых-старых открытий, а закончить всё [проводом от люстры] невероятно жирным пирожным со сливочным кремом. Может так и стоит сделать. Кофе из ближайшей кофейни всё такой же отстойный, жжёт язык без каких либо сожалений, а дверь букинистического магазина всё так же раздражающе скрипит. Мир менялся и не менялся одновременно, бесконечный парадокс, дарящий только головную боль. Зато старые пособия по астрофизике выглядят интересно, а в некоторых моментах даже смешно. В том же легком детстве он часто думал о космосе и других галактиках, о том, что скрывается по ту сторону кротовой норы, и разнообразных мирах. Он был слишком мал, а макрокосм, наоборот, слишком велик. Но как же он завораживал. Рацио покупает одну из тех книг по астрофизике, думая, как поставит её к другим таким же, всё больше пополняя коллекцию. Ему хватает несколько десятков минут, чтобы дойти до той кофейни, где столик в углу всегда свободен, а крема в пирожное добавляют столько, что впору было обзавестись диабетом, особенно если есть сахарную бомбу замедленного действия одному. Но может и не было ничего плохого в одиночестве. Свобода мысли и души, свобода выбирать сахар или петлю. Столик и правда оказывается свободным, в тени, куда не достаёт закатное солнце, а крем — жирным. Веритас поддаётся порыву, проводя пальцем по шоколадному бисквиту, собирает крем и, не думая, отправляет палец в рот. Может, ради таких моментов стоит жить. Может, стоит поддаваться маленьким искушениям, теша собственную душу. Пирожное было первым искушением. Вторым стал скорый поход домой да открытый сайт. Пусто. Вчерашнего-позавчерашнего паренька ещё нет в перечне среди еле двигающихся изображений. Рацио думает, что это знак, но быстро отгоняет от себя эту мысль. Он умеет ждать, подождёт и сейчас. Вместо глупого ожидания неизвестности он решает заняться тем, что всегда успокаивало. Постельное бельё трёхдневной свежести меняется на новое, пыль с полок оказывается на тряпке, он даже решает проверить всю коллекцию на наличие книжного червя, но, ничего не найдя, счастливо выдыхает. Несколько часов пролетают незаметно, и когда он занимает место на стуле, складывая ноги на сидушку, ему кажется, что может и не стоит осуществлять задуманное. Он достаточно устал, можно уже и отойти ко сну, а завтра провести день, не вылезая из пижамных штанов. Пальцы уже обновляют вкладку. Вот и он. Мерцает золотом и светом, даже несмотря на розовое сияние неоновых ламп позади себя. Сегодня образ более простой, но всё еще вынуждающий на мгновение затаить дыхание. Чёрное латексное боди прикрывало тело, ничего не утаивая, но и не показывая достаточно сильно. Веритас натыкается взглядом на выступающую ткань в области сосков и моментально переключается на обстановку, горя от смущения. Обычная, ничем не примечательная комната, на заднем плане раздражающе горела неоновая лента, светящаяся совершенно вульгарным розовым. Никаких намекающих на личность парня вещей, никаких фото, книг и подобной мелочи. Создавалось ощущение пустоты. Рацио осматривает страницу с информацией ниже: Авантюрин, 22 года. Гомосексуален. Фетиши: кроссдрессинг, большие члены, сильные руки, носы с горбинкой. Что готов сделать: всё, что потянет ваш кошелёк. Что отказываюсь делать: стандартный dni-лист, можно ознакомиться по ссылке. Открывать ссылку с отказами смысла нет, для Веритаса всё то, что происходит на экране, уже включено в этот перечень. Ниже следовали ссылки на всякие ресурсы, по типу твиттера и onlyfans, после них — уточнение, что прайс-лист можно посмотреть в чате, и слова о рулетке. Каждый вечер, а стримил он буквально каждый вечер, видимо не жалея ни эмоциональных, ни физических сил, проходила рулетка с розыгрышем бесплатного привата. Рацио возвращается к стриму, ставит локоть на стол и кладёт голову на ладонь, всматриваясь в чужое лицо. Молодое и симпатичное, нет кругов под глазами, но те, может быть, были скрыты слоем макияжа, чернильное пятно на шее, длинные пальцы и тонкие руки. Осмотр заканчивается громким смехом — реакция на шутку в чате. Веритас листает чат в поисках того, что так рассмешило Авантюрина, но первый за его пребывание тут донат прерывает порыв. — Покажи ножки. — Озвучивает механический голос, отправитель имя не ставит — только небольшой смайлик двух человеческих стоп. Авантюрин и смеётся и облокачивается на спинку стула. — Давно тебя не видел, Пятка. Как дела, как жизнь? О, я и забыл что недавно ходил на педикюр, думаю, тебе понравится! — Авантюрин обхватывает себя под коленями, задирая ноги вверх: на ногтях пальцев ног блестит бирюзовый лак. Авантюрин играюче шевелит ими, изящно поворачивается на стуле в разные стороны, демонстрируя тонкие щиколотки и бледные стопы. «Пятка» в чате демонстрирует полнейший восторг, но не задерживается надолго — видимо, одних авантюриновских стоп хватает, чтобы анонимный поклонник закончил дело в салфетку и удалился. Аудитория у вебкам-стримеров и была такой — быстротекущей, никаких задержек на «посмотреть подольше и послушать». — Я недавно ходил в океанариум и видел таких красивых медуз. Такие, знаете, которые светятся в темноте. — Он показывает руками размеры медуз, и Рацио тут же тянется к клавиатуре, чтобы написать их название в чат. — Лунные медузы, которые светятся из-за люциферазы в их телах? О, спасибо Док, я не знал этого. Не видел тебя раньше, надеюсь, тебе нравится здесь! Авантюрин хочет сказать что-то ещё, Веритас хочет больше написать про так понравившихся тому медуз, но очередной донат внушительной суммы с валютой сайта прерывает их обоих. — Снимай уже свои тряпки. — Всё тот же холодный механический голос раздражает похлеще других зрителей, которые радостно поддерживают донат. — Тебе не нравится мой наряд, Последователь? Какая жалость, я же так долго подбирал что-то новое… Но, раз уж вы все так настаиваете… — «Нет, я не настаиваю» — думает Рацио, но Авантюрин уже заводит руку за спину и тянет молнию боди вниз. У него узкая грудная клетка, бесстыже бледная кожа и выступающие рёбра. А еще проколотые соски. Рацио глубоко вздыхает, смотря на вид металлических шариков по бокам от розовых сосков, и на секунду прикрывает глаза. Для него всё это кажется слишком-слишком-слишком. Но какой смысл делать вид, что он не пришёл сюда за тем же, что и остальные? Авантюрин отбрасывает боди в сторону и сводит ноги, прикрывая пах, явно не намереваясь демонстрировать больше необходимого, и от этого становится даже немного легче. Он смахивает светлые кудри со лба, вновь сверкает широкой улыбкой и устраивается поудобнее в кресле. «Так что насчёт медуз?» пишет Рацио, отказываясь смотреть на оголившиеся из-за смены позы округлые ягодицы и воспринимать собственный полувставший член всерьез. — А? Медузы красивые. Плавают вверх-вниз, и ничто их не заботит, никто их не трогает на глубине. Да. Медузы красивые. — Авантюрин на несколько секунд впивается взглядом во что-то позади монитора и камеры, Веритас это расслабленное лицо запечатляет в собственной памяти — оно ему нравилось куда больше вечно натянутой улыбки. Жаль, что момент отстранения заканчивается. — Если вы хотите продолжить наш вечер, то самое время прислать еще пару сотен монеток. На его слова реагируют моментально, тут же всплывает несколько донатов, и Авантюрин сердечно благодарит каждого, отвечая на похабные и откровенно странные комментарии. С каждым донатом его ноги разводятся в стороны, все больше и больше открывая вид на полувставший член, который он обхватывает и медленно двигает ладонью. От медленного расширения собственных границ у Рацио встаёт тоже, и он, в конечном итоге, снимает пижамные штаны, оставляя их в районе щиколоток, выдавливает каплю лубриканта и растирает по длине. Авантюрин параллельно с просмотром чата и ответами на вопросы продолжает фрикции — Веритас вторит этому золотому мальчику по ту сторону экрана, откатывает верхнюю плоть и выдыхает сквозь плотно сжатые зубы. Авантюрин с очередным донатом идёт дальше — он выдавливает на пальцы немного лубриканта и обводит ими сжатое кольцо анальных мышц, продолжая потирать собственный член. От вида изящных длинных пальцев возле места, которое Рацио предпочитал у людей игнорировать вовсе, он, не выдержав ни минутой больше, кончает на собственный живот с тихим стоном. От самого себя стало мерзко, настолько мерзко, что он раздражается, одним махом стирая собственную сперму с живота, и откатывается на стуле — хотелось быстрого холодного душа вместо привычной горячей ванны и кофе. Всё это не занимает больше двадцати минут, но когда он возвращается к стриму, презрительно отпихивая тюбик с смазкой со стола на мягкий ковролин, серый экран насмешливо гласит «Модель сейчас находится в приватной комнате, вы можете подождать или перейти к другим». К чёрту. Не то, чтобы он переживал — ему было интересно, что происходит за серым экраном, что конкретно в этот момент делает Авантюрин, что ему говорят делать. Он вообще хочет этого? Это же всё было принуждением чистой воды. Он терпеливо ждёт. Десять минут, двадцать, полчаса. Авантюрин возвращается через сорок минут, потрёпанный и красный, уже не полностью обнаженный или в том чёрном латексном боди, а всего лишь в лёгком халате. На его бёдрах виднеются красные следы, разбросанные то тут, то там, а голос слегка охрип. Он не ведёт стрим долго, уже примерно спустя десять минут он вновь натягивает улыбку и радостно хлопает в ладоши. — Ну что, пришло время вашей любимой рулетки, так как я уже немного устал. Кому же повезет в этот раз? Вы обязательно должны быть подписаны на меня и быть среди зрителей… — Веритас быстро жмёт на кнопку подписки, испытывая необъяснимый стыд от того, что он не подписался до того, как кончил. — И так, сегодняшний счастливчик это… «Velita»? Надеюсь, я правильно произношу. Сейчас тебе придет приглашение в приват, а со всеми остальными я прощаюсь. Завтра в то же время, мои дорогие! Он подмигивает в камеру и отправляет воздушный поцелуй прямо в объектив. Конечно, как ему могло повезти? Он мельком листает чат на несколько минут назад, находя прайс. Десять минут привата стоит как неделя его работы в университете. Раздражение вновь накатывает волной, он с хлопком закрывает крышку ноутбука и ложиться на кровать, захватывая с собой книгу. Книга теперь кажется до безумия скучной, и всё, о чём он может думать — небольшой момент отстраненности незнакомого человека, чьи моральные принципы явно были на самом дне. Принципы Веритаса болтались не так далеко, раз он принципиально зашёл на сайт и достал член из штанов. Как же сложно. Он ложится поудобнее, закрывая глаза сгибом локтя. Ему просто надо полежать. Слишком много впечатлений на его старую душу. Примерно через час он удивлённо моргает, не понимая, как мог задремать. Рука тянется к телефону, чтобы бездумно полистать приложения или зайти в «2048», но машинально пальцы вводят название сайта и заходят в аккаунт, нажимая на единственную подписку в своём профиле, а оттуда — в твиттер. В твиттере всё та же информация, что и в профиле на сайта, но добавлена ссылка на, собственно, сайт. Авантюрин явно не особо скрывается, но и не считает нужным вывалить в социальные сети больше нужного. Рацио листает ниже, выхватывая последний пост, выложенный полчаса назад. На фотографии — тёмное пространство с большим аквариумом, в центре которого одиноко плыла светящаяся медуза. Подпись к фото гласила лишь простое и краткое «лунные медузы красивые». Веритас отшвыривает телефон подальше, скрывая лицо в ладонях. Блять.