Мы рядом

— Хён, ты не спишь?       Чан откладывает телефон и поворачивается к двери. — Нет, Сонни. А что такое?       Хан тут же немного оживляется, отнимает от груди руки, его взгляд становится более осмысленным. — Можно я побуду с тобой? Мне очень тревожно.       Чан приподнимает брови: удивляется, что Джисон, вообще, от таком спрашивает. — Конечно, можно. Иди сюда, — он приподнимает край одеяла — и Хан тут же юркает под него и жмётся ближе. Он мелко дрожит и всё ещё поверхностно дышит, поэтому Чан обнимает его и лижет запаховую железу, а потом начинает мягко ощупывать его тело. — А почему у тебя такие холодные ноги? Сидел под открытым окном?       Джисон поджимает губы, но Чан не собирается ругаться — только поглаживает по щеке. — Я вернусь через минуту, хорошо?       Он отлипает от Хана и выскальзывает за дверь, и Джисон уже чувствует, как тревожность снова подбирается к горлу, но Чан возвращается и плюхается рядом, принося с собой спокойствие. — Давай сюда свои очаровательные ножки, — мурлычет альфа, откидывая одеяло. Хан морщится, потому что его всё ещё бьёт озноб, но Чан настроен решительно.       Джисон глупо улыбается, наблюдая за тем, как альфа натягивает носки на его заледеневшие ступни, и взглянув на Хана, касается их мягкими поцелуями. Омега смущается, потому что не привык к таким нежностями, но он совсем не против. — Так лучше? — Чан ложится ближе, натягивает одеяло до самого подбородка, подтыкает под спину Хана края. — Спасибо, — бормочет Джисон, расплываясь от лёгких поглаживаний по груди и животу. — Так что стряслось? — вполголоса спрашивает Чан. — Или просто тревожно — и всё? — Нет, — омега хватается за руку Чана, будто пытаясь защититься от мыслей, и вздыхает. — Расскажешь? — Ну… Как ты думаешь, разве это не странно — что я теперь… по-другому смотрю на мемберов? — Как — по-другому? — Ну… Они мне кажутся красивыми, милыми… сексуальными, хотя раньше я об этом вообще не думал. — Ты поэтому встревожился? — спрашивает Чан, прижимаясь носом к его виску. — Мгм. — Сонни, — улыбается Чан. — Конечно, это не странно: мы же теперь стая, а в стаях редко только рабочие или дружеские отношения. А мы теперь прочно связаны, потому что все признали друг друга, поэтому это дело времени — когда мы станем ещё ближе. Есть, конечно, исключения, но эмоциональный фон нашей стаи стабильный, да и ребята хорошо идут на контакт друг с другом, поэтому я надеюсь, что в итоге связь станет только крепче, — Чан замолкает, смотрит на Хана. — Ты из-за меня тоже тревожишься? — Нет, хён! — беспокойно восклицает Джисон и добавляет тише. — С тобой, почему-то, никогда не было неловко... и… — И?.. — И, может быть, я хочу тебя поцеловать.       Чан смеётся, умилённо смотря на зардевшегося от своей прямоты Хана, и наклоняется, чтобы коснуться его губ своими. Джисон тянет альфу на себя, беспорядочно лижет его рот, бродит руками по его спине, и тот наваливается на него всем телом, вжимая в кровать и тихо возбужённо рыча. — Чани, ты не видел мои… наушники... — Чанбин замирает в проёме, и его губ касается нежная усмешка. — Так чудесно смотритесь вместе.       Чан глядит на Чанбина с поволокой в глазах, его запах хвойного леса наполняет комнату: альфа явно дал волю инстинктам, поэтому Хан под ним выглядит так разбито. — Я тогда позже загляну, ладно? — проговаривает Чанбин. — Не буду вам мешать.       Джисон тут же куксится, тянет к альфе ладошки. — У Хани всё хорошо? Он обычно не приходит к нам… — удивлённо бормочет Чанбин, подходя к кровати и склоняясь, чтобы чмокнуть Чана в губы.       Джисон, хныча, тоже тянется к Чанбину, и альфы с умилением воркуют над ним. — Он встревожился, — отвечает Чан, пока Чанбин нежно, но глубоко целует Джисона. — О, встревожился? Почему, Сонни? — Потому что вы все… вы все стали ужасно мне нравиться… — Джисон прячется за ладошками и что-то стыдливо бормочет. — Детка, — шепчет Чанбин, тронутый его словами. — Ты бы знал, как твой альфа счастлив это слышать.       Он переглядывается с Чаном, который кивает, глазами показывая на топорщащиеся шорты Джисона, и ложится рядом чтобы в следующее мгновение уже аккуратно потянуть вверх его майку. — Давай разденем тебя, Хани, — мурлычет он, и Джисон поднимает руки и привстаёт на кровати, чтобы помочь старшим стащить с себя шорты и майку. — Ты такой красивый, — голос вожака соскальзывает в низкий регистр, когда он осматривает доверчивого омегу, а Джисон смущается взглядов своих альф, но насыщенный запах вишни выдаёт его довольство с головой.       Чанбин снова склоняется над омегой, чтобы скользнуть языком между его губ и наконец-то в полной мере прочувствовать, как сильно Хан их желает. Правда, это может понять и Чан, потому что между ягодиц омеги, куда он медленно, чтобы не спугнуть, проникает одним пальцем, уже слишком влажно.       Чанбин посасывает язык Джисона, втягивает его губы, слегка прикусывает из, вплетаясь пальцами в его волосы, пока другой рукой ощупывает пресс и наконец-то окольцовывает член своего омеги.       Джисона выгибает от ощущений: Чан растягивает его уже двумя пальцами аккуратно, нежно, а Чанбин поглаживает головку и водит рукой вверх-вниз. — Я хочу вас, внутри! — обиженно скулит Хан: ему явно мало. — Хочу, чтобы мой первый раз был с вами! — Малыш!.. — Чан удивлённо переглядывается с Чанбином, и оба замирают от неожиданности. — У тебя ещё никого не было?.. — Вообще никого, но я хочу, чтобы это вы были, вы! Я вам доверяю! — капризничает Джисон и едва ли не бьёт кулаками по кровати. — Сонни, — Чан целует ухо омеги, тычется носом ему в висок, — ты сейчас разнервничался, тебе не нужно ещё сильнее перевозбуждаться. Давай отложим до более подходящего момента?       Хан морщит лицо, его глаза влажнеют: он вот-вот расплачется. — Эй, детка, слышишь меня? — спрашивает Чанбин, поглаживая его грудь и живот. — Мы обязательно будем твоими, но чуть позже, ладно? Если подождёшь, мы наградим тебя как нашего самого послушного омегу, нашего дорогого мальчика, м?       Джисон кивает, всё ещё расстроенный, но покоряется — и его робкая вишня вмешивается в запах чановой хвои и терпкой древесной коры Чанбина. Хан сам подставляется под прикосновения альф, что-то скуля, покусывает шею Чана, вдыхая больше его феромонов.       Чан очень нежный. Он бережно толкается внутрь, пока Чанбин плавно, но быстро оглаживает член Джисона. — Чани, ты можешь… немного грубее, — сипит омега, захлёбываясь стонами, а Чан не железный, чтобы отказать своему возбуждённому омеге.       Он ускоряет движения, мелко чмокая лицо Хана, но потом его губы пропадают, и Джисон, приоткрыв глаза, надломленно стонет: Чан и Чанбин целуются прямо перед его лицом, жадно и быстро, будто пытаются отвоевать главенство.       Хан снова хнычет, потому что альфы, увлёкшись друг другом, замедляются, а ему слишком хочется кончить.       Чан наконец отрывается от Чанбина, и они умилённо смеются над своим жадным до внимания омегой. — Такой хорошенький, правда? — спрашивает Чанбин, свободной рукой кружа вокруг сосков Хана. — Очень, — кивает Чан, зарываясь в шею омеги и шумно дыша от накатившей нежности.       Джисон ломается. Их поцелуев, прикосновений, трепетных слов становится так много, что он скулит, содрагаясь всем телом. — О, детка, сейчас, — торопливо проговаривает Чанбин и наклоняется, чтобы обхватить его член губами и насадиться до конца.       Джисон кончает со сдавленным всхлипом, дёргая Чанбина за волосы и стискивая руку Чана. Вишня разливается яркими волнами, и альфы мягко перерыкиваются между собой. — Вот так, умница, — хвалит Чан, чмокая Хана.       Омега блуждает по их лицам мутным взглядом — раскрасневшийся, растрёпанный — и довольно улыбается, прикрывая глаза. — Теперь засыпай, малыш, — воркует Чанбин, касаясь губами его запаховой железы.       Джисон ворочается, приподнимается, хмурясь. — Подождите, а как вы? У вас… ну… у вас что, не встало? — он выглядит совсем растерянным, путается пальцами в одеяле. — Сонни, — смеётся Чан, — от тебя встанет всё что угодно. Но ты устал, поэтому поспи, а мы разберёмся сами.       Чан обменивается с Чанбином долгим многозначительным взглядом — и они стискивают Хана с обеих сторон, давая понять, что он в под их защитой.       Джисон кивает, медленно моргая — разморённый, он быстро ускользает в состояние полусна — и тычется губами в лица альф, видимо, пытаясь попасть в их губы, но промахиваясь. — Спасибо, — он обхватывает руку Чанбина, причмокивает губами и едва слышно бормочет. — Люблю тебя, Чани. И тебя, Бини. Тебя, кажется, тоже.