козёл, коза и козлёнок

Из-за спешки Арсений чуть было не забывает ключи от дома и стопку тестов на проверку, но решает благополучно забить на второе и, заперев небрежно за собой дверь, пулей вылететь из класса. Лестница преодолевается по две ступеньки без страха упасть и сломать себе что-то в столь преклонном возрасте. Не застёгнутое пальто словно плащ развивается от скорости бега, а позади остаются все ученики и коллеги, которые не успели пожелать доброго дня, ведь он нихрена не добрый. На улице его уже поджидает его муж — Антон, который не менее него нервный и раздражённый. Увидев через боковое стекло приближающегося Арсения, он тянется открыть дверь, чтобы тот не терял на это время. Учительский дипломат с вещами грубо откидывается на заднее сидение, а за этим с громким стуком захлопывается дверь. В иной день Антон бы накричал, чтобы не хлопали дверьми, но сегодня есть проблемы поважнее. Убедившись, что Арсений пристегнулся, он жмёт на газ, превышая все нормы скорости. — Антон, блять, осторожнее, мы в аварию попадём, — пытается успокоить мужа. — Да какое тут успокойся, Арс, мне этот лысый хер сказал, что нас двоих хотят видеть, я успокоиться не могу. Сука, ещё и светофор этот ебаный, — рука несколько раз бьёт по сигнальнику, будто это ускорит работу светофора. — Антон, обматерив светофор, ты ничем никому не поможешь, ещё и нервы себе истратишь, дыши. Несмотря на то, что Арсений выглядит более спокойным, это не значит, что он не волнуется. Внутри его усталой за семь уроков души бушует ураган из тревоги, догадок, волнения и страха за их маленького сыночка. Семья волнушек, ей богу. Ровно полчаса назад директор детского сада, имя которого они всегда безбожно коверкают, сообщил, что их сынишка Ваня сильно нашкодил, сказав девочке из их группы плохое слово несколько раз, чем и довёл до слез. Сказать, что они были в шоке — ничего не сказать. А сейчас их сын, словно преступник, был отчитан учителем, за что в слезах теперь он. По итогу у них есть два плачущих ребёнка, четыре обеспокоенных родителя и сущий пиздец по вопросам воспитания. Подходы воспитания и защиты ребёнка у Антона и Арсения радикально отличаются. Пока Антон словесно обзывает пидорасами всех, кто обидел их чадо, и обещает с каждым из них разобраться чуть ли не врукопашку, то Арсений, уйдя в свои чертоги разума, пытается найти брешь в своей методике воспитания сына. В одном они правда сошлись на сто процентов, хоть умом и понимают, что озвучивать не будут — Ваня ни в чём не виноват. Они вообще не могут представить себе, как мог их маленький ангел сделать хотя бы какую-то гнусную вещь. Тревога перерастает в волнение, что заметно по ним обоим. Ване недавно исполнилось четыре годика, он даже фамилию свою порой неправильно говорит, а матерные слова в их доме уже четыре года как под запретом. Ну что он такого мог ей сказать? — Антон, — отвлекает его от дороги, — как думаешь, что он мог сказать? Мы ведь даже «блять» на «ёлки» сменили и всегда так говорим. Может, подслушал у других. — Ну, если честно, — побито начинает Антон, — я мог раза два случайно сказать такое рядом с ним, но это за всю его жизнь, не бей, — быстро исправляется, видя ахуй на лице мужа. — Раз ты признался, то и мне надо. Я тоже мог случайно сказануть, но потом настрого объяснил, что так говорить нельзя, — маленькое признание слегка разбавило напряжённую обстановку, но та опять вернулась, стоило им оказаться у ворот детского сада. Кое-как припарковавшись, они входят в главное здание. К кабинету первым добирается Арсений, а за ним с тяжёлой отдышкой уже потный Антон, который будто марафон пробежал. Пальцами показывая мужу, чтобы тот дал время умирающей креветке прийти в себя, он пытается отдышаться, губами шепча, что слишком постарел для этого дерьма, имея в виду бег. Три стука в дверь и, после разрешения войти, они оказываются в классе, где их сынишка с скучающим и грустным видом сидит за своей партой. Голубые глаза мальчика, видя родителей, сразу же начинают сиять, а лицо озаряет улыбка, без которой он просидел целый час. Родители, как и мелкий, кидаются друг к другу в объятия. Они были правы и их ребёнку вправду было страшно, ведь после начинаются невнятные, из-за писклявого голоса, оправдание, от которых сердца обоих Шастунов старших обливаются кровью. Чтобы успокоить сына, Антон берёт его на руки, обнимая и гладя по светлым прядям, в то время, как огнём злости из глаз Арсения можно сжигать целые города. — Милый, всё хорошо, — одновременно целуют в обе щеки малыша, — мы тебя ни в чём не виним. Ну всё. — Будьте добры объяснить, что, — сдерживается Антон от мата, — здесь произошло? Почему Ваня плачет? За секунду из пушистых и нежных Шастуны превращаются в киборгов убийц, глаза которых загораются красным. Учитель аж теряется и суетится от такого напора обоих родителей, что готовы рвать и метать за своё чадо, но, быстро придя в себя, пытается объяснить ситуацию. — Антон Андреевич, Арсений Сергеевич, пожалуйста, сядьте и лишь тогда мы спокойно сможем обсудить произошедшее, — требует взволнованная воспитательница, указывая на детские парты. Шастуны переглядываются друг на друга, задавая немой вопрос — «она это сейчас серьёзно?», но послушно выполняют сказанное. Антон сажает Ваню между ним и Арсением, который уже уселся на низкий стульчик, откинув сложенные вместе ноги на бок. Антон же изрядно повозился прежде, чем усадить свои неуклюжие два метра на мебель, предназначенную для того, кто раза в четыре меньше. От кривляний Антона — в попытках усадить свою задницу на стул — Ваня смеется, что подхватывает Арсений и сам Антон, пока те снова не встречаются с серьёзным видом воспитательницы. Арсений сразу садится, как ученик отличник: руки на стол, спина ровная, ноги пускай и сбоку, но вместе. Чего не сказать про Антона, который, чтобы удобнее сесть, раздвинул ноги во всю ширь и отодвинул стул к краю парты. Ваня же мирно сидит между двух пап, свесив ещё короткие ножки в разноцветных ботиночках, словно мелкий хулиган ждёт приговор на суде. — Так… Теперь можно узнать хотя бы что-то? — нарушает тишину Антона со спокойным деловитым видом, пока сварливый чёрт внутри говорит ему послать учительницу, как сделал во втором классе, правда то было шёпотом, но тоже в счёт. — Да, конечно, — поправив спадающие очки, начинает воспитательница. — Я не успела сказать это Вам по телефону, потому что Вы были на работе, а потом родители девочки её забрали и тут всё так закрутилось… Арсений делает едва слышный тяжёлый вдох, в котором Антон улавливает молчаливую просьбу-приказ быть быстрее и не тянуть с этим. Его понять можно: обоих вызвали средь бела дня со срочным вызовом насчёт сына, который совершил пока непонятно что, и давай разбираться, а у них на минутку возраст уже не тот. Пока ехали, успели словить три инсульта, два инфаркта и остановку сердца, и это только у Антона. — Прошу прощения, но мы можем подойти уже к сути Вашего вызова нас сюда? — не стерпев, спрашивает Арсений со скрещёнными на груди руками. — Да-да, конечно. Дело в том, что ваш Ваня очень хороший и воспитанный мальчик, — от бесконечно длящейся тягомотины теперь синхронно с родителями глаза закатывает Ваня и также вздыхает. — Но сегодня случилось то, чего никто от него не ожидал. Ваш Ваня обозвал милую девочку из своей группы «козой» и причём несколько раз. Ваня стыдливо опускает голову и снова начинает что-то бормотать себе под нос, пока его родители переглядываются друг на друга то не зная, что сказать, то ли не понимая, что тут такого сверхпреступного. Арсений хмурит брови и, встав со своего места, обращается к воспитательнице: — Это всё? — с улыбкой, но нервной, спрашивает, чем вводит в ступор трёх людей одновременно. — Извините? — Ну, Вы нам сообщили, в чём именно проблема, и теперь мы, как родители Вани, в более спокойной обстановке поговорим с ним, — спокойно объясняется Арсений, жестами и мимикой подзывая к себе мужа и сына, чтобы те собрались. — Спасибо, — для приличия, — и до свидания. Семья Шастунов быстрым шагом покидает класс под громкий гул учителя, на который двое кривят лица, а третий ничего не вдупляет, но радуется тому, что его уносят из страшного места. Радостный сынишка усаживается на детское сидение и машина двигает с парковки на дорогу домой. Весь долгий путь Арсений то и дело говорит с сыном на отвлечённые темы, пока Антон по телефону объясняет, куда он так рванул с работы, и решает задачи дистанционно. Тревога, преследовавшая их с самого дня, утихомиривается к вечеру после долгой прогулки по магазинам за спорами и дискуссиями о том, что будут есть на ужин. Цели намеренно развеселить сына у них не было, но малыш сам заливается смехом, видя, как папа Антон дразнит папу Арсения сырой рыбой, двигая его губами и приговаривая «не ешьте меня». В итоге выбор пал на макароны с котлетами и маленькую вкусняшку для Вани. Несмотря на весёлое и разряженное окончание дня, в моменты, когда сынишка отвлекается на что-то, они то и дело общаются по миндальной связи, думая, с чего начать и что сделать. Два года подготовки к роли родителей сейчас медленно, но верно идут коту под хвост из-за одной маленькой ситуации. Им казалось, что они всё учли, но даже при идеальном плане всё может пойти наперекосяк. По классике жанра всех московских дорог — сейчас они стоят в пробке, которая протянется минимум на двадцать минут. Поездки на машине для Вани всегда заканчивались тихим и сладким сном, и этот раз не стаёт исключением. Цветные мелки, которыми он яростно раскрашивал им же нарисованную что бы это ни было, разбросаны по всему полу салона, а сам альбом еле держится в руке, которая с каждой минутой всё слабее и расслабленнее. Спит Ваня точно так же, как Антон: храпит через нос и рот открыт, из-за чего потом вся подушка в слюнях. Наступившую тишину нарушает щелчок пальцев Антона, а затем вполне громко произнесённое имя сына несколько раз. Арсений от действий мужа вздрагивает и с опасением, будто тот сошёл с ума на старости лет, смотрит на него с непонимающим взглядом. Антон лишь закатывает глаза и рукой подзывает Арса ближе к себе, говоря, чтобы он наклонился, ведь говорить будут шепотом. — Арс, ну, поближе наклонись, — когда их лица оказываются впритык друг к другу, вместо важной информации, о которой говорил Антон, Арсений получает два мимолетных нежных поцелуя — второй короче первого. Арсений по-прежнему недоумевает, но от смущённого смешка сдержаться не может, щурясь и фырча, как ёжик. — Расслабься, милый, всё будет хорошо. Дома во всём спокойно разберемся, а сейчас ты переволнуешься так, что ночью не заснёшь и усталым пойдёшь вести уроки. — Спасибо, — благодарит за внимательность и заботу мужа, после чего оставляет поцелуй на его правой щеке и ведёт по ней носом, отчего Антон довольно лыбится. Порой кажется, что они не проживают свои четвёртые десятки, имея престижную работу, свой капитал и общего ребёнка в конце концов — нет. Они сейчас будто те два школьника, которые сбежали с последнего урока, потому что «ну, Арс, ну пожалуйста, физра нахуй никому не всралась, ты там итак на скамейке сидишь и ничего не делаешь» и целуются в пустом классе биологии, вздрагивая от каждого шороха, что их могут застукать учителя или одноклассники. Сейчас почти ничего не поменялось — они целуются в укромных уголках своего дома, вздрагивая от каждого топота мелких ножек, ведь их могут застукать сынишка и домашний пёсик. По приезде им не хочется будить мирно спящего сына, хотя на горьком опыте знают: если он ещё несколько часов поспит, то ночью утроит родителям настоящее веселье в виде истерик по поводу «не хочу спать». Поэтому несколько пуньканий в маленький носик и тихие подзывания по имени заставляют Ваню, отмахиваясь от папы Арса руками, пытаться уловить ещё пару минут сна, но его всё же выдёргивают из сиденья и на руках тащат до квартиры. Уже в лифте Ваня просыпается до конца, но из рук папы выходить не спешит, повисая на них, как обезьянка. С порога их с виляющим из стороны в сторону хвостом встречает пушистый четвероногий член семьи — Бублик, сразу кидаясь в объятия Вани, который не меньше пёсика рад его видеть. Сняв ботинки, Антон направляется на кухню, чтобы поставить туда всё купленное, а потом рассортировать по полкам. Арсений снова напоминает сыну, чтобы тот обязательно помыл руки и переоделся, правда со вторым ему приходится дополнительно помогать, ведь иначе голова Вани опять застрянет в кофточке. Переодевшись в домашнее, Ваня идёт играть с Бубликом — это его ежедневный ритуал перед ужином и сном, который он никогда не нарушает. Арсений заходит на кухню к мужу, который поставил воду на плиту кипеть, а сам возится с фаршем. Он тихо без слов передаёт Антону перец, который он иногда забывает добавлять и вспоминает об этом в самый последний момент. На фоне включён телевизор, по которому идёт очередной мультсериал Вани: он всегда смотрит его только с Бубликом, пересказывая весь сюжет, ведь искренне верит, что песик понимает только его речь, а не человечков из экрана. Воспользовавшись удобной обстановкой, Арсений передвигается ближе к Антону и, снова убедившись, что сын сильно занят, спрашивает: — Шаст, а мы когда с ним поговорим о случившемся? Просто завтра ему опять в садик и нам с тобой тоже вроде бы, — на слова мужа Антон прищуривает брови, особенно на последнее предложение. — А нам почему туда надо? — совсем шёпотом спрашивает. — Пока мы ехали, я узнал номер мамы той девочки и договорился о встрече завтра после садика, дальше поговорить не получилось — она на работе или… короче, завтра встреча, — Антон понимающе кивает, но словно витает где-то в облаках, и Арсений снова задаёт один и тот же вопрос: — так что с Ваней делать будем? — А чё? Подпопников дадим, — Антон заливается смехом и, хотя Арсений знает, что мужу не тридцать, а ментально столько же, сколько и Ване, всё равно бьёт его локтём в бок и увиливает от поцелуя, осуждая его. — Арсюш, ну шучу я. Сейчас руки помою и спокойно с ним поговорим, вместе. Антону всё же получается урвать маленький поцелуй прежде, чем Арсений покидает кухню и идёт к Ване в гостиную. Минутой позже к ним присоединяется Антон и садится рядом с мужем на пол, откуда наблюдает за сыном и уснувшим рядом с ним Бубликом. Такую мирную картину не хотелось нарушать ни одному родителю, но чем быстрее они разберутся и поговорят с сыном, тем легче будет уладить конфликт, поэтому Арсений тихонько начинает: — Милый, — ласково зовёт сына, — можно с тобой поговорить? — Ваня заметно хмурится и надувает губы, но к папе поворачивается и угукает. — Шпунтик, — прозвище, которое давно дал ему Антон и которым зовёт до сих пор, — нам твоя учительница сегодня сказала, что ты девочку назвал «козой», — не ругая и не упрекая, а совсем нежным и ровным голосом с серьёзной улыбкой спрашивает у сына: — Это правда? — Плавда, — он так и не научился пока выговаривать букву «р». — Милый, — по очереди обращаются к сынишке, — почему ты назвал её «козой»? Ваня стыдливо опускает глаза вниз, руками теребя край домашних шорт. Маленькие голубые глаза бегают из стороны в сторону, будто на полу показывают интересный фильм. Ни Антон, ни Арсений не торопят его с ответом и терпеливо ждут, переглядываясь друг с другом, пока наконец-то не получают ответ. — Она мне нлавится, — подняв свой взгляд на родителей, говорит Ваня. Оба теряются, и Антон решает продолжить их мини «допрос». — Шпунтик, ну разве мы любимых людей так называем? — Но ты же папу так зовёшь. Одновременное беззвучное «блять» слишком громко сказано их гримасами шока, сознания и принятия, чтобы остаться не услышанным. Они были готовы к тому, что делать, если ребенок услышит мат, но что делать в таких ситуациях они понятия не имеют. Их глаза быстро бегают в поисках ответа и лишь когда они сталкиваются с ошарашенными взглядами друг друга, комната заливается истеричным смехом, от которого теперь в шоке маленький Ваня. Неконтролируемый смех настолько громкий, что будит бедного Бублика, который, подскакнув, мечется теперь то к Арсу, то к Антону. Кое-как придя в себя, Антон притягивает сына в свои объятия, а чуть позже — Арсения. — Ёлки, Арс, ну так проколоться в самом неожиданном месте, — сквозь слёзы и смех проговаривает Антон, из-за чего Арса накрывает новая волна истерики. Когда истерика кончается, они сажают сына между собой, всё ещё сидя на полу, и снова на миндальном уровне решают, кто начнёт говорить первым, а кто подхватит. – Милый… «Коза» или «козёл» — они не совсем, как бы сказать, хорошие слова, — аккуратно начинает Арс, — но и не очень плохие, но… Не стоит говорить такое всем людям, без их разрешения, — глаза сына хмурятся в попытках понять, что хочет сказать его папа. — Наш папа хочет сказать, что не всем нравится, когда их зовут так или как-то по-другому. Вот, например, я ведь зову тебя Шпунтиком, — Ваня кивает, — но тебе же не нравится, когда тебя так зовёт мальчик по соседству? — ответом служит очень возмущённое «нет», наверняка вспоминаются дразнилки. — Видишь, — встревает Арсений, поглаживая сына по голове, — тебе не нравится, когда другие тебя так зовут, но нам же ты разрешаешь. Вот с «козами» та же история, милый: одним это может нравится, ведь те разрешили себя так называть, как мы с твоим папой, например, а другие обидятся, понимаешь? Ваня стыдливо опускает голову вниз, словно вот-вот расплачется. Антон аккуратно поддевает пальцами подбородок сына и поднимает глаза Вани на них с Арсом. Как и ожидалось, в уголках голубых омутов на грани падения стоят капли слёз. Родители суетятся, но стараются этого не показывать, чтобы ещё больше не напугать расстроенного сына. — Милый, — стирая слёзы, почти одновременно прижимают к себе сына, — в этом нет ничего страшного — ты же не знал, и это мы с твоим папой не говорили тебе, что это плохо. — Тепель она меня больше не любит, — потирая глазки мямлит Ваня. Масштаб трагедии настолько велик, что к объятиям присоединяется их Бублик, хотя это скорее из-за запаха мяса, что остался на одежде Антона. Ваня не рыдает и даже не плачет — его детский разум будто просто смирился с ситуацией, поэтому он стоит неподвижно в кольце рук родителей, где всегда уютно и безопасно. — Шпунтик, ну ты чего? — пытается подбодрить сынишку Антон. — Хочешь, историю расскажу одну? — кивок. — Твой папа Арс тоже обиделся на меня, когда я в первый раз назвал его «козлом» и весь день не разговаривал потом, — от накативших воспоминаний Арсений смеётся, но рассказ мужа не перебивает. — Плавда? — удивлённо и робко спрашивает у папы. — Честно-честно! Но потом я попросил у него прощения и он меня простил. И ещё разрешил называть «козой». — Да не так всё было, — внезапно возмущается Арсений. — Ты мороженое купил, даже дважды, потом я с тобой разговаривать начал, козёл… Ой, то есть… Антон и Ваня синхронно заливаются смехом с обращения Арса, который, поджав губы, говорит тихое «да ну вас» и улыбается вместе с ними. Сын выглядит веселее, но, вдруг повернувшись к родителям с серьёзным лицом, задаёт важный вопрос: — Пап, если папа «коза», а ты «козёл», — логически мышлит мелкий, — то я, получается, «козлёнок»? — Да, — одновременно подтверждают гениальность сына, после чего снова аккуратно сжимают в своих объятиях. — Ты — наш козлёнок. За долгими объятиями и одариванием друг друга любовью они забывают про ужин, который совсем немного подгорает, но, как всегда, получается очень вкусный.