Dark side: Amygdala

Чонгук вошёл в спальню, стягивая рюкзак с плеча и пиная его в сторону: его опять донимают. Опять в университете приебались к его внешнему виду. И дело ведь даже не в вещах. Дело в его глазах и татуировках. Возможно. Положа руку на сердце, Чонгук спокойно принимает издёвки по поводу своих татуировок: ну, есть те, кому они не нравятся, что теперь, руку отрезать? Чонгук гордится своим забитым рукавом, но его называют девчонкой, постоянно тыча на тот самый красивый цветок на запястье: мак. Он не виноват, что они все такие тупые, что не понимают значение цветка... И если бы он понял, к чему приебались его однокурсники помимо того, что он считается татуированным отшельником, он никак не поймёт того, что их не устраивает в его глазах. Глаза как глаза, блять! Обычные, чёрные. Подумаешь, больше, чем у большинства корейцев, вот тебе и весь феномен. Столько шума и травли вокруг чего? Вокруг того, что разрез глаз немного другой? Чонгуку не особо сладко приходится в университете. Вечные драки, в которых он уступает нападающим, лишь бы не конфликтовать, у него уже в печёнке сидят. Возможно, даже немножко выше: костью в горле. Мальчишка для битья. Вот и всё. Мало кто знает, что Чонгук страдает расстройством пищевого поведения. Что всё, что он ест, он выблёвывает обратно, не оставляя себе шансов, оттого и худощавый. Есть он может лишь раз в день: после полуночи. Снимая квартиру неподалёку от общежития, он не особо то и жалуется на жизнь: подумаешь, минус первый этаж. Ну и что. Зато дешевле, чем платить за общежитие, в котором мажоры его всё равно до ручки доведут однажды. Шмыгнув носом, он всхлипнул, в который раз осознавая: его глаза и татуировки- не единственная причина. Это он себя сам так успокаивает, лишь бы забыть о том, что у него родители развелись, после чего отец умер, а мать выдворила его, выходя замуж: ей, видите ли, не нужно было в новое плавание с баластом отправляться. Да и скатертью дорожка. Плавание, как оказалось, было недалёким: всего лишь в деревню где-то на отшибе, где у неё отняли паспорт. Мать Чонгука наглым образом обманули, обещая золотые горы. Чонгук хмыкнул, утирая слёзы: в принципе, и не соврали: золотые горы коровьего навоза в деревне, где-то на выселках. Чон когда-то слышал от преподавателя: оказывается, в некоторых странах, наступить на коровью лепёшку- к богатству. Только он вспомнить не может, в какой стране так завелось. Если посмотреть со стороны птичьего полёта на жизнь Чон Чонгука- вся его жизнь- одна большая коровья лепёшка. Может, просто оттого, что он в ней и родился, не чувствует богатства? Чонгук усмехнулся, садясь на кровать и потирая виски устало: это не со стороны птичьего поЛёта на него смотреть надо, нет. На жизнь Чон Чонгука надо смотреть со стороны птичьего поМёта: так ближе к истине. Он тоже там, рядышком валяется, никому не нужный, присохший к этой планете, ни туда-ни сюда. Словно жвачка под партой в начальной школе. Чонгук не особо парится по поводу учёбы: ему всё удается с первого раза, вот и получает государственную стипендию. Говорят, Бог награждает там, где не додал. Чонгук, правда, атеист, но в поговорку эту охотно верит. Глянув на часы, он улыбается довольно: 23: 59. Парень встаёт, шмыгая носом и утирая его рукавом длинной рубашки, скользя любимыми носочками, с солнышком на пятках, по паркетному полу, к зеркалу. Усевшись, перед ним в позе бабочки, Чонгук облизывается в предвкушении: вот она, его единственная причина жить. 00:00. -Привет, любимый. -Я ждал тебя весь день. -Я всегда в тебе, малыш. -Джинни, я не могу без тебя. -Сегодня тринадцатое число, любимый. Я могу выйти к тебе. Чонгук кивает активно головой, утирая слёзы, вставая и отходя на пару шагов,поджимая пальчики на ножках: вот он, его любимый момент. Каждое тринадцатое число его любимый Сокджин выходит из зеркала. Его отражение. Его второе я. Отчего-то его отражение в полночь приобретает другой вид: идеальный, как Чонгук его называет. Сокджин выходит из зеркала, разбивая его, разбивая границу между реальностью и фантазией, осколками доказывая Чонгуку, что ему это никогда не снится: каждый месяц Чонгук тратит деньги на то, чтобы купить новое. Куда исчезает Сокджин? Ему некуда исчезать. Он- часть души Чонгука. Его воображаемый друг, превратившийся в несбыточную мечту о вечной, взаимной любви на этой земле, где им суждено дотронуться друг до друга лишь раз в месяц, до рассвета. На рассвете Сокджин испарится в воздухе, привычно оставив заботливый поцелуй на лбу своего человеческого обличия, и Чонгуку не останется ничего, кроме как жить надеждами о следующем месяце, каждую полночь прикасаясь к холодному зеркалу и общаясь до утра со своим "идеальным отражением". -Я так скучал!!!- Чонгук бросается на шею мужчине, на четырнадцать лет его старше, прикрывая глаза от удовольствия и притоптывая ножками по полу в восторге. Сокджин - его идеальное "я", которое сформировалось в ходе его воображения о том, как должен выглядеть идеал. В ходе его воспоминаний от снов. Вроде бы, насколько помнит Чонгук, в народе это прозвали "тульпа". Только для него Сокджин- гораздо больше чем то, что принято в народе. Он- идеал, которому Чонгук, не признающий никакую религию, готов поклоняться. Сокджину тридцать пять лет. Он высокий, плотно и атлетично сложенный. Стройный, с шоколадными глазами, в которых так и хочется утонуть, и полными, сочными губами: Чонгук о таких всю жизнь мечтал. Его голос- глубокий, пронизывающий, его смех- до одури заразительный. Сокджин умеет всё: от слова абсолютно. Даже готовить? Без проблем. Сокджин обязательно приготовит карбонару для своего Чонгука ночью тринадцатого числа, стоя в пушистых розовых тапках на холодном, кафельном полу, поглядывая на своего любимого. Сокджин заставляет Чонгука есть. Единственное возможное для их встречи время в отражении- после полуночи, а потому Чонгук ест перед зеркалом, под пристальным взглядом старшего. Сокджин его однажды припугнул тем, что если тот пропустит ужин хоть раз, он не появится вновь: враньё. Джин не может жить без Чонгука в равной степени, как и тот без него, ведь они - одно неделимое целое. На Чонгука, это, однако, всё равно подействовало. Всё, что парень съедает после полуночи, волшебным образом оседает в его желудке начиная со второго месяца их общения, а не танцует обратно вверх по пищеводу. Джин говорит, это от силы воли. Чонгук говорит, это от любви. Их некому рассудить, а потому Джин, как старший, уступил Чонгуку, влюбившись вновь. Обычная тульпа делает то, что попросишь ты. Сокджин - не обычная тульпа. Он- всё, что может быть далёким от объяснимого, ординарного. Чонгук позволяет Джину руководить им, позволяет ему давать советы, или просить сделать то, чего ему делать не хочется. И Чонгук обязательно послушается. Сокджин- что-то среднее между тульпой и человеком, застрявшее меж миров, и неизменно возвращающееся к своему единственному и неповторимому владельцу. У Сокджина есть всего один вариант выйти из зеркала навсегда, приобретая человеческую форму вновь навечно: ему надо дождаться попытки суицида Чонгука, чтобы самостоятельно вытолкнуть себя на этот свет в порыве адреналина. Но разве же Джин когда- либо расскажет о такой возможности своему любимому?! А вдруг у него не получится? Вдруг он не успеет? Вдруг это миф, а не та информация, которая каким- то образом была первой, которая оказалась заложена в его памяти при его появлении перед глазами Чонгука в самый первый раз? Словно заводская инструкция перед тем, как он стал вспоминать их общее прошлое, складывая пазлы... Джин не даёт Чонгуку понять, что у них есть подобный шанс: слишком дорогого стоит. Лучше так, как есть. -Тебя опять обижали сегодня, малыш? - глубокий голос влезает под кожу, когда Сокджин смотрит изучающе, заставляя счастливого Чонгука замотать головой: -Плевать, это не испортит мой день, Джинни... Ты здесь.. - Чонгук обнюхивает Сокджина, отлично зная, что он ничем не пахнет: Чонгук слишком чувствителен к запахам, а потому, создавая его образ, он не забыл поставить в голове галочку и к этому пунктику, собирая себе любимого, словно лего-конструктор. От Джина лишь веет невесомым ароматом, который Чонгук никак не может уловить уже третий раз. - Ты здесь, я так скучал! -Я скучал, Гуки...- Джин облизывает мягкие, плюшевые губы, отстраняясь от парня и прикладываясь к самым желанным губам своими. Это невероятное ощущение. Сокджин готов повторять его из раза в раз, получая одобрительный короткий стон в ответ от своего Чонгука. - Будем есть? -М-мм...Карбонара? -Карбонара, конечно, любимый, - Сокджин треплет по щеке любимого, воркуя, танцуя своими бёдрами к кухне: Он знает квартиру как дважды два. - Тебя снова рвало после полудня? Тишина. Чонгук смотрит в пол виновато, вырисовывая пальчиком ноги в носочке скромный маленький кружочек. Рвало, конечно. От очередной-то гематомы. Только Сокджин её не видел пока. Это свежая. Чонгук её припрятал. -Ты прячешь от меня что-то. - Тёплый взгляд находит весёлой разницу между уверенным собой и детской наивностью своего человеческого обличья: неужели Чонгук считает, что сможет от своего же "Я" что-то скрыть? -Всё хорошо, Джин, правда... - Чонгук ластится к нему, обнимая со спины: Сокджин выше, у него огромная, широкая спина, и Чонгуку интуитивно помнится, что не только она огромная. Фишка Сокджина состоит в том, что он способен считывать информацию с Чонгука, тогда как для младшего его мысли остаются загадкой, оставшейся внутри зеркала. -Маленький извращуга, м? - Сокджин подаётся задницей назад, помогая Чонгуку прислониться к нему впритык, - что, так не терпится узнать, Чонгукки? - Так и рвётся "вновь на кухне?" -Джин, - Чон смотрит на идеальные, кривоватые пальцы, ловко нарезающие овощи, устало вздыхая, - ты сам знаешь. Мне двадцать один и я- девственник. Я хочу... попробовать. -Пробуй. - Сокджин лишь на секунду развернулся, целуя младшего в любимый носик с родинкой, забрасывая ему кусочек хрустящего болгарского перца для салата в рот. Вовсе он не девственник. Сокджин всё отлично помнит. -Я хочу побольше, - парнишка мнëтся, дожевывая кусок, оглаживая широкие бёдра старшего. Он не хочет знать, как это вообще возможно, как вообще оказался возможным Сокджин. Хочет лишь помнить, что в этой жизни возможно всё. Он точно знает, что Сокджин говорил ему об этом когда-то раньше, обнимая его, только это было, будто... В прошлой жизни. Да. Чонгук чувствует: там они были счастливы вместе, вытаскивая друг друга с того света по очереди. Больше он ничего не помнит. Да и воспоминания ли это? Чонгуку снятся сны о прошлой жизни с двадцати лет, и только в двадцать один он решился обзавестись тульпой по имени Сокджин. Сокджин- какое-то старое имя, не современное, но Чонгуку отчего-то именно так захотелось его назвать. Только вот как Сокджин оказался в зеркале? И почему не помнит ничего... -Я помню, Чонгукки. - Рука Сокджина дрогнула, и он отложил нож в сторону, отправив все ингредиенты готовиться. - Я всё помню, чертёнок. -Тогда как ты там ок... -Это то, что я получил в подарок, оказываясь в коме, Чонгукки. Давай не будем об этом? - Полные губы приложились к любимой макушке, оставляя три коротких поцелуя. -Хорошо. - Чонгук помнит эту кому во сне. Словно нет пути обратно, нет выхода. Он каждую ночь просыпался в холодном поту, слыша собственный голос, скулящий и такой нечеловеческий. Столько вопросов в голове... -Покажи мне. - Джин поглаживает по боку парнишку, который покраснел: Сокджин всегда такой. Прямолинейный, не терпящий возражений, но нежный. Ему сложно отказать. Ему невозможно отказать. Чон стягивает через шею рубашку, обнажая голый торс: щуплый, худенький паренёк с забитым рукавом, и синяком под боком, который мужчина оглаживает, поджав губы. Несуразица, а не парень, по мнению Чонгука, однако для Сокджина- идеал. - Красивый мой, - мужчина опускается перед ним на колени, целуя животик плоский прямо над пупком, и Чонгук его рефлекторно втягивает, чтобы казаться стройней. - Прекрати. Ты прекрасен. Но тебе надо есть побольше, обещаешь? -Д-да... Я для тебя всё сделаю, Джинни... -Не надо для меня, маленький, - Сокджин улыбается ласково, представления не имея, как сказать ему о том, что сегодня- его последний день... - Надо для себя. Тебе это понадобится ещё, вот увидишь... -Зачем? - Чонгук наклоняет голову, хлопая ресницами: чего это он удумал? -Я люблю тебя, ты же знаешь об этом? До смерти люблю. - Джин обнимает его, окутывая заботой, которой у парнишки никогда не было, и Чонгук просто... Чонгук плавится от комплиментов, усаживаясь на свою постель, пока Сокджин встаёт, погладив его по коже нежной невесомо: -Сначала поешь. Ты меня не проведёшь, Чонгукки. -Эй! Я вообще-то... - Чонгук поднялся немного на локтях, глядя на него жалобно, вытягивая губки, - настроился... -Есть иди, настроенный, - Сокджин посмеялся над парнишкой, что во всех измерениях остаётся собой, похлопывая по стулу рядом с собой, усаживаясь. -Ты же поешь со мной? - Чонгук смотрит на него изучающе, всё пытаясь сложить свои пазлы воспоминаний в голове, но ничего не выходит. -Всего должно быть поровну, маленький. Конечно, я поем. Хлебушек передай, - Сокджин подбородком указывает на любимый хлеб, который Чонгук разрывает на две половинки: ровно не вышло, но большую часть он кладёт в тарелку старшему, сразу же приступая к ужину. -Я всё вижу. -Брось, Джинни, - Чонгук краснеет, говоря с набитым ртом, - я съем всё! Смотри-смотри... - Парнишка действительно доедает всю порцию, переворачивая тарелку, пока Сокджин, так и не притронувшийся к своей, любуется им. Как сказать? Как рассказать правду? Чонгук ведь умом тронется... Джин кладёт в тарелку немного странного салата, к которому пристрастился Чонгук, состоящего лишь из болгарского перца, чтобы парень продолжил есть. -Чонгукки... -М-м? - большие глазки смотрят на Сокджина с доверием, с любовью, и он не может выдержать, мотая головой: -Нет-нет... Ничего. Кушай, сладкий. -Эй! Я не сладкий. -Лопай давай хлеб, колючка, - Сокджин подкладывает ему свою порцию, взглядом своим отвлекая на всё готового ради него мальчишку, пока тот разглядывает его, всё пытаясь вспомнить урывками. Ничего не выходит. Все его сны прекратились, словно стираясь, когда он создал Сокджина. В своей голове? В реальности? Где? Сокджин выходил к нему уже три раза. А это значит- ровно три месяца. Обернувшись назад в поисках доказательств реальности, Чонгук чувствует, как сердце пропускает глухой удар, и слышит, с каким стуком его палочки падают на пол, когда он видит, что зеркала на полу разбитого нет. -Дж...Джинни... - Чонгук оборачивается медленно, глядя на свой идеал, когда глаза Сокджина темнеют, поблёскивая всё же: от проступивших слёз. -Мне пора, любимый. Я слишком задержался у тебя. -Н-но... Но ещё не рассвет!!! Ты не можешь!!! - Чонгук всхлипывает, бросаясь на шею Джину, которому становится тяжело дышать: его сердце больше не выдерживает, он знает об этом. Ему действительно надо успеть хотя бы попрощаться. И на прощание он успел хотя бы накормить своего Чонгука, налюбовавшись им на всю темноту вперёд. - Это нечестно! Это я тебя создал! Ты не можешь!!! -Любимый... маленький мой... - Сокджин укачивает его в руках, чувствуя, как исчезает понемногу, и Чонгук отрывается от него, гладя в глаза Джину, который явно что-то скрывает. -Ты... Ты не можешь вот так уйти, ты- моё я!!! Ты, можно сказать, воздух мой, я не позволю, Джин! У меня же нет никого кроме тебя!!! Мужчина мотает головой молча, сжимая губы плотно, смотря слезящимися глазами на татуировку его цветка, и Чонгук, сложивший в голове своей пазл, отлично знающий значение мака на своей руке, который он набил после встречи с Сокджином в их первую полночь просто интуитивно, впервые умудряется проскользнуть в сознание старшего, вспыхивая надеждой на его освобождение: -Тебе не пора. Ты никуда не уйдёшь, Джинни. Никуда. Я покажу тебе, в какую сторону тебе пора... -Чонгук. Прекрати. - Сокджин встаёт, пытаясь ухватить нож раньше любимого, но поздно: его рука проскальзывает сквозь руку Чонгука, который заходится тихой истерикой, видя, как тот проходит холодным ветром сквозь него. - Не надо, любимый, ты должен остаться... -Ты мне сам сказал, что всего должно быть поровну! А я и счастья поровну хочу, Сокджин! Хочу! Я не хочу без тебя жить! Нет смысла, Я никак без тебя...Никто без тебя... -Чонгук, это может не сработать, опусти... Не надо... -Какая разница, - парень шмыгает носом, глядя на свой идеал, растворяющийся постепенно в воздухе, - если ты исчезнешь? Я тут один не останусь. -Зайчик... - У Сокджина впервые за три месяца выскальзывает любимое прозвище, и это заставляет глаза Чонгука загореться, когда тот качает головой, отговаривая его исчезающим в воздух голосом, - Ты должен остаться... долж.... Чонгук мотает головой капризно, вытаращив глазки на свой идеал, пытаясь прижаться к нему губами, успевая лишь на секунду почувствовать их вкус на своих, когда отвлекает его, дыша исчезающему Сокджину в рот, заполняя его лёгкие своими, словно это вернёт его к жизни, расширяя свои и без того огромные глазки: через поцелуй исчезающий Сокджин невольно передаёт ему все свои воспоминания о них, и Чонгук в очередной раз убеждается в том, что его план- единственное верное решение. Запустив обе руки за спину, Чонгук отлично понимает, что Сокджин видит всё в отражении дешёвого телевизора, не в состоянии остановить его, и полосует ножом прямо по маку на запястье, выдыхая воздух глубоко в Сокджина, а может, уже и в воздух, шепча: -Мы оба останемся, Джинни... Тишина в комнате, повисшая на долю секунды, не помогла ни одному, ни второму. Сокджин растворяется в воздухе, глядя на своего самого любимого человека, которому не осмелился рассказать правду. Смотрит, растворяясь, лишаясь даже возможности закричать от боли, когда Чонгук падает с грохотом, выпуская нож из руки. Нет у них с Чонгуком никаких надежд. Сокджин закрывает глаза, растворяясь в воздухе навсегда. Он умер. Сокджин не успел. Они оба умерли. -Ещё, ещё! Нам нужны полные лёгкие твоего феромона в нем, зайчик, постарайся ради вас, Гуки, давай! – Намджун рычит, смотря на то, как показатели всё так же на нуле, когда Чонгук делает последний рывок, целуя крепко, в последний раз, своего мужа, впуская в него полные лёгкие воздуха, передавая ему частицу себя. Намджун смотрит в страхе на монитор, отсчитывая секунды тишины, превратившиеся в долгую, бесконечную минуту, после которой Чонгук без сил падает лицом на своего альфу, утыкаясь носом в его шею и целуя её слабо, невесомо, напоследок. -Чонгук?! Чонгук, зайчик, нет!!! – Намджун кричит, рычит, доводя свой голос до хрипа, не чувствуя пульса Чонгука, когда пытается отсчитать удары, падая на пол обессиленно, падая на колени и склоняя голову. Не получилось. У них не получилось. Минута шла за минутой, сменяясь уже третьей, пока Намджун глотал слёзы, раскачиваясь из стороны в сторону, словно в трансе, стараясь придумать, что ещё можно сделать. Гибрид впервые в жизни не смог. Не смог помочь. Тэхён словно почувствовал, что родители покинули его, начиная истошно вопить, требуя к себе хоть немного внимания, смотря на них своими огромными, доверчивыми глазками. Показатели на мониторе подскочили, вводя в замешательство гибрида, который резко подскочил на ноги, утирая слёзы и стискивая челюсть. Он не может ничего делать. Чонгук сделал всё, что мог. Это был их последний шанс, и он… сработал. Альфа вдыхает полной грудью, широко распахивая свои глаза, задыхаясь от тяжести Чонгука, который судорожно вдыхает воздух ртом, приходя в себя и поднимая слабо голову, чувствуя сердцебиение под собой. Намджун выдыхает с облегчением, падая на койку рядом, доставая отдушину- Тэхёна из кроватки и укачивая его счастливо в своих руках, целуя в макушку: -Живы…. Живы, Тэхёни… Смогли… Чонгук смотрит в глаза своему альфе, сглатывая тяжело перед тем, как, откуда-то набравшись сил, закричать от счастья, встретившись взглядом с шоколадными, тёплыми, родными, изучающими его глазами: -Джин! Джинни!!! Ты проснулся, родной! ЖИВОЙ, НАМДЖУН, ОН ЖИВОЙ!!! Воздух мой,– омега расцеловывает его лицо, утыкаясь лихорадочно в шею, вдыхая его аромат, целуя мужа везде, куда попадут его губы, - счастье, жизнь моя, родной мой, любимый, - омега верещит без умолку, всеми конечностями цепляясь за своего мужа, всхлипывая и выпуская слёзы, когда альфа смотрит на него молча, изучая огромные, доверчивые, полные слёз глаза, сглотнув от непривычки, подавая наконец голос: -Ты… кто?