Fourth of july

Вечереет. Лес окутывает свинцовым закатом, а верхушки деревьев — марлевым туманом. Где-то поют свои серенады неизведанные птицы. Лёгкость их крыльев источает тонкий запах той самой, почти никем до конца не вкусившей свободы. Дожди прекратили изливать свои печальные слёзы. Они оставили после себя только запах сырости и капли на листьях, огромные лужи и застрявшие машины, извергающие куски грязи в попытках выкарабкаться; грязные подолы брюк и мокрые кончики волос, прячущихся животных в своих норках и припущенные маленькие ростки и кустики ягод от гнёта тяжелых капель . Только после неподъёмных дождей и мрака наступает что-то тёплое, что-то знакомое. Небесное светило окутывало Траумхаф хоть и поздними, но обволакивающими лучами. Они попадали на каждый лепесток крон, на каждый росток, на каждый выступ витиеватой коры, на каждую пенистую лужу, озаряя её оранжево-коричневыми переливаниями. Было совсем не жарко, наоборот, свежий ветер с еле улавливаемыми нотками сырости обдувал тело, пробирался под рубашку, имитируя её «дыхание», а затем, с таким же успехом, исчезал в никуда. Где-то вдали, среди непроницаемых деревьев, скрежетали крыши вышек иных работников. Только вот их было совсем не видно из-за белой вечерней мути, именуемой туманом. Природа была неимоверно обольстительна. Чимин стоит на площадке вышки и вглядывается в мягкий малиновый закат. Под вечер он, наконец, ощутил, как свалилась осколками гора с плеч. На протяжении почти целого дня ему приходилось ездить по разным местам и мудрить с документами. Никогда в жизни Чимин не видел таких пробок и не считал, что увидит. Но теперь часы тяжелого дня медленно переливаются в оранжевое солнце и уходят за горизонт, озаряя тишь прохладным светом луны. Светлые волосы колышутся под гнётом ветра. Парень медленно спускается по двухмаршевой лестнице с площадкой на каждому спуске. Как сказал Мистер Диккенс, поправляя лесные усы: «Работа не может ждать!» Поэтому перед Чимином стояла задача: включить генератор, натаскать дров и заняться внесением данных в компьютер. Рядом, если пройти по тропинке, можно было наткнуться на сарайчик. Там-то и таились дубовые дрова. Следуя почти по заросшему пути, Чимин оглядывается вокруг и поистине удивляется. Он не может поверить, что подобные леса вообще имеют место быть. Обронив взгляд на стволы, ты не увидишь ничего, кроме черно-коричневого мрака. Иногда кажется ему, что эти кривые ветки вовсе и не ветки, а руки существа, так и жаждущего захватить его тело. Но это всего лишь фантазия. Пак невольно признается, что и пугающие сущности находят свое место у него в голове. Он любит иногда пройтись по белым тропам своих страхов и пофантазировать. — Дрова, дрова… — от скуки разговаривает сам с собой. — Натаскать дров, включить генератор… что еще там нужно сделать? А, печка. Сбросив колючие дрова рядом с генератором, он принялся изучать его. Конечно, подобные вещи ему понять было легко, ведь если ты даже немного учишься, в голове что-то да отложится. Но эта модель была особенно старой. Работник приземлённой вышки явно не врал насчёт того, что парк совсем не имеет никаких денежных средств и спонсора. Однако, почему Мистер Диккенс ещё здесь? Его слова о любви к мрачной густоватости бывшего студента немного поразили, но не внушили явного ощущения того, что он действительно влюблен в Траумхаф. Интересно, он отрастил такие усы из-за своей работы? Загудела эта старая кляча. Неужели бесконечные тыканья по стертым кнопкам к чему-то привели. Чимин подбирает дрова и тяжёлыми шагами стремится наверх. Иногда оглядывается и признаётся самому себе, что всё еще не насмотрелся. Приятный взгляду зелёный вид. А зимой тут что происходит? Ещё доведётся увидеть, поэтому этот вопрос остаётся без ответа. Достигнув высоты, его глаза встречает мягкий жёлтый свет, доносящийся из окон. Отворив дверь, Чимин сгружает дрова возле небольшой печки в углу и валится на пыльную кровать. Руки пока не дошли сменить постельное бельё, да и вряд ли он это сделает именно сегодня. Глазами пробегается по комнате, которая и являлась вышкой, украшенной со всех сторон среднего размера окнами. Это было необходимо для слежки за пожарами. У параллельной кровати стены расположилась маленькая кухонька. Всего лишь плита на две конфорки, старая духовка и холодильник. По другую сторону стоял стол с компьютером и разной техникой, точного названия которой Чимин не знает, из привычных — только радио и рация. Пробковая доска висит над его кроватью, маня своим присутствием. Пак тянет худую руку к редким глянцевым фотографиям на ней и проводит кончиками пальцев. Под ними исходит тонкий свистящий звук, еле улавливаемые даже самым острым слухом. — Работа не может ждать… — как мантру повторяет он и, поднявшись с постели, подходит к столу. Обнаруживает слой пыли на толстом мониторе компьютера и ладонью смахивает куда-то в сторону. Техника начинает характерно тихо гудеть, экран загорается синим цветом. Никакого пароля, поэтому Чимин с лёгкостью оказывается за рабочим столом и двигает мышкой, но она не реагирует. Старьё. Он перетягивает и несколько раз скручивает провод и, заметив результат в очередном движеним, прекращает свои манипуляции. На рабочем столе красовалась одна папка под названием «данные», браузер, мусорная корзина и ещё ненужные приложения. В папке находился документ с полями и соответствующим названиями. Пак глянул на часы — уже совсем поздний вечер. Он медленно встал со стула, и выискав взглядом анемометр, взял вещицу в руки и вышел на площадку. Снаружи обдувал ледяной ветер. Кожа покрылась мурашками от прохладного дыхания. Это особенность климата Орегона: по ночам тут по непонятной причине всегда холодно, особенно в домах, расположенных посреди леса. Был слышен вой листьев. Ночь обложила небо звёздной данью, луна озаряла пространство, освещая пути животным. Чимин поднял анемометр, вертушка на конце начала крутиться, а затем на маленьком экранчике высветилась цифра «14». — Сегодня достаточно ветрено, — на его шее висел бинокль. Подняв его, он стряхнул с него пыль и заглянул. Медленным движением направил свой взор на верхушки деревьев, ведь совсем не видел смысла смотреть ниже. Луна освещала не слабо, и была вероятность разглядеть сероватый дым, но как оказалось, пока что всё чисто. Сами небеса решили не гадить ему под дверь в первый рабочий день. В вышку успел пробраться промозглый ветер. Он был сырым из-за недавних обильных дождей, поэтому по-особенному пробирался в поры, под кожу. Ничего не мешало взять и затопить печку, что Чимин и сделал. Дрова начали шипеть под острыми языками огня, поэтому по комнате лихо разлился тёплый воздух и треск дуба. Гудение компьютера в унисон звучало с треском дерева. Чимин буквально бросил своё тело на стул и начал записывать данные, перед этим глянув на градусник. Клацанье пальцев по шершавым клавишам, ёрзанье мышки по деревянному столу, компьютерные звуки уведомлений. Голову наполняли различные звуки, но их было мало. Пустоту хотелось заполнить. Чимину иногда грустно от осознания того, что он не слышит себя. Конкретных умозаключений в голове не происходит. Только вспышки, обрезки каких-то воспоминаний и окончательный итог — образ чего-то. Его голос в голове представлен белыми тонкими нитями, из которых впоследствии собираются образы и картинки. Поэтому иногда ему кажется, что в голове пустота, что он совсем не думает. Мышление, прежде всего, это часть души. Так неужто он бездушный, простая оболочка чего-то? Мышка клацает, файл был куда-то отправлен. На сегодня вся работа сделана. Пару раз проверить наличие непотушенных костров и все, отбой. По комнате разносится звук помех, а после короткое… — Есть тут кто? Чимин напрягается всем телом. Брови интуитивно сводятся к переносице, а взгляд замирает. — Эм… меня слышно? Неужели ему так повезло и в первую смену к нему решили обратиться за помощью? — Это третья вышка. Облегчённый выдох. Чимин ёрзает на стуле с колёсиками и подъезжает поближе, чтобы наконец-то выйти из «тени». — Да, есть. — Вау… невероятно. Голос по ту сторону рации иногда звучал с ужаснейшими помехами, но разобрать слова было можно. — Эта вышка давно не работала, вот я и удивляюсь. — Как ты узнал, что эта вышка работает? Ты же намного дальше… — Чимин недоумевает, волосы на затылке купаются в лучах жёлтого света и блестят. — Да… через бинокль увидел, что в первой вышке наконец-то загорелся свет. — Так ты глазастый. — Очень. Когда-то с бывшими коллегами у нас даже было поверье, что если свет в первой вышке загорится, значит, ангелы сошли с небес. После этих слов последовал глухой мягкий смех, по-прежнему сопровождающийся режущими барабанную перепонку помехами. — Сегодня тихо, да… Тебе повезло. Таинственный голос почему-то просто хотелось слушать. Может оттого, что Чимин толком ни с кем не разговаривал сегодня? Он совсем не думал о том, что ему наверняка придётся провести два месяца в полном одиночестве посреди глубин лесных. Молчать на протяжении двух месяцев или разговаривать только с самим собой на протяжении шестидесяти дней — что из этих двух зол выглядит худше? — У вас тут неспокойно? Мистер Диккенс сказал, что.. — Этот Диккенс с ума иногда сводит, ты слышал его байки о траумхафских медведях? — Не довелось пока услышать… — Скукотища, если он начнет разговор со слов «бывало, кидали в озёра лучистые рыбу прокушенную…», беги сразу. По комнате вновь разливается мёд, состоящий из смеха этого неизвестного человека. Только вот его подхватил и Чимин. Эта неизвестная сладость потоком разливается по дну кружки, а горячий зелёный чай с хвоей светловолосого растворяет его. Прекраснейшее сочетание. — Кстати… как тебя зовут? Просто я только сейчас осознал, что мне тут нужно провести два месяца в полном одиночестве. Так, я хотя бы тебя буду знать. После окончания своих слов Чимин гулко сглатывает слюну. От неожиданности. Он не предвидел такого резкого потока слов от себя. Так на него действует патока? В ответ лесное молчание. — Ты здесь..? Некие шорохи, помехи и оповещение оператором об окончании разговора. Внезапно появился и точно также исчез. Теперь в мозг закрадываются сомнения в виде серых облаков. Точно ли он сейчас разговаривал с владельцем третьей вышки? Может быть, он столкнулся с тем самым работником, по слова Диккенса который несёт всякий бред? Но этот голос, приглушённый смех не могли принадлежать какому-нибудь психу или неуравновешенному человеку. Чимин трёт ладонями лицо и громко выдыхает. Грудь наполнена спёртым воздухом, это ужасно душит. Он отодвигает стул с характерным громким звуком старых колёсиков и всматривается в карту, что висит прямо над компьютером. Судя по карте, по потёртому старостью куску бумаги, вышка №2 находится на северо-западе, а вышка №3 на юго-западе. Расстояние между первой и второй вышкой, как правило, около двух с половиной миль. Значит, между первой и третьей — пять миль. — Как же это много… неужели парк настолько большой? Как только он углядел меня. Чимин шустро хватает бинокль и выходит из помещения на площадку. Осматривается, затем заглядывает в бинокль. Луна давно погасила свой свет и её слабое сияние почти не даёт толку. Спустя минуту взгляд карих глаз натыкается на вторую вышку, где только что погас свет. Значит, где-то там дальше — за кронами густоты и сложно проходимых рощ — третья вышка. По крайней мере, высмотреть её у Чимина не получается, опознавательного маячка в виде света нет. Значит, либо он так внезапно ушёл спать, либо произошло что-то другое, может нечто опасное? Неужели Чимин в первую свою смену наткнулся на паранормальные явления? Бред. Опять в голове играют на органе стая тараканов. Слишком много резких совпадений, такое невозможно. Почему этот странный человек и его внезапное исчезновение так волнуют Чимина? Вроде бы, общения в детстве и в подростковом возрасте ему хватало. Можно сказать, что он пользовался той самой популярностью у девушек и у парней. Дефицита внимания у него не было, так в чем кроется проблема? Пак не может дать самому себе ответ, в голове лишь вспышки болезненных воспоминаний и ничего. Он опускает бинокль, заходит во внутрь и гасит свет. Второй день работы в орегонском парке подходил к концу. Солнце скипетрами розовых лучей постепенно опускалось на кровать, точнее сказать, скрывалось за горизонтом. На удивление, выдался достаточно жаркий денек, и все же это играло на руку. Многочисленные лужи успели подсохнуть, грязи вокруг не было. Чимин до сих пор не привык к странному климату: днем жарко, ночью до ужаса холодно. Мороз просто пробирается под кожу и остаётся где-то на стенках сморщенного из-за голода желудка. Слегка замёрз, но ночь выдалась спокойной, несмотря на то, что долгое время парень уснуть не мог из-за таинственного работника с третьей вышки. Только вот под утро он подзабыл о вчерашнем необычном разговоре. Юноша то и делал, что бегал по отмеченным точкам на радаре, тушил костры и убирал мусор. Подкармливал диких животных. Естественно, это не были медведи или койоты, так, обычные белочки, птички. Маленькая белочка во время кормления так приласкалась к руке Чимина, что совсем не хотела убегать обратно в дупло сытой. Она уселась в ладонь, поудобнее улеглась и жевала поданную им еду, небольшим хвостом обрамляя кисть. Этот незначительный момент запомнился бывшему студенту, который ранее особой любовью к природе и животным не проникался. Приняв легкий освежающий душ, он медленным шагом поднимался по лестнице. Невидимые гири весом в пять килограмм утяжеляли каждый шаг Чимина, под конец своего пути наверх он устало облокотился о перила и выдохнул. Кончиками пальцев он нашел на шее бинокль. Под пальцам ощущалась шершавая ткань, на которой он повис. Подняв его на уровне глаз, Чимин решил в последний раз глянуть на округу, чтобы убедиться в тишине и благополучии, чтобы просто заполнить данные на компьютере и спокойно лечь спать. Тишина и благополучие. Внутри помещения было тепло. За день эта незамысловатая вышка успела нагреться, ночью — Чимин уверен не на сто процентов — должно было быть тепло. Достав из холодильника сэндвичи, он распаковал и начал ужинать. — Ты знал, что если на твою вышку наткнётся медведь, то он с лёгкостью сможет пробраться к тебе во внутрь? Пак давится от лёгкого испуга из-за внезапно всплывшего на поверхность голоса. — У нас был однажды такой случай… Очень давно. Работник пятой вышки забыл до конца закрыть окно и к нему ночью залез медведь. Но он совсем не… Эй, ты меня слушаешь? Звук жевания бутерброда звучит в унисон с медовым голосом, Чимин молчит. — Первая вышка, я вижу, что у вас включен свет! Это третья вышка. — На месте… — То-то же, почему не отвечаешь? — Я ужинаю, — коротко отвечает. — Ты прости, что вчера пропал так внезапно… Это генератор шалит. — Да… Ничего страшного, — Чимин вновь кусает сэндвич и отмечает у себя в голове, что ему ещё придется настрадаться с этим генератором. — Кстати, как тебя зовут? На других вышках работают одни старики, а ты вроде бы молодой… ну если судить по голосу. Знаешь, трудновато здесь работать без общения… Я понимаю, единение с природой и прочий бред, но… — Я Чимин, — быстро и резко получилось ответить, парень вдруг откладывает сэндвич и пододвигается ближе. — А я Чонгук. «Чонгук». Чимин запоминает имя. Безусловно. Оно такое мягкое и нежное, как голос этого же самого Чонгука. Интересное сочетание. — Чонгук. — Да, Чимин. — А откуда ты? — … — Чонгук? — Знаешь, это долгая история, боюсь, нас успеет прервать мой генератор, — лёгкие помехи, клацанье по клавиатуре и тишина. — Почему долгая? — История со своей особенностью. — У нас полно времени судя по всему. — Чимин. — Чонгук. — Тебе нравятся машины? Может, собирал когда-то наклейки или вкладыши с ними… — Обожаю. Когда-то у меня была тетрадь наполненная вкладышами и наклейками. — Турбо! — Турбо это скипетр моей страсти. Чонгук вдруг резко разразился мягким смехом, а Чимин отчего-то улыбался, дожёвывая сэндвич. — Только вот найти сложно этот твой… как там его… скипетр страсти. Чимин, Вы литературник? Пак воображает себе сейчас улыбающегося Чонгука, что легко сделать, учитывая его интонацию и слова. — Чонгук, цитируйте мне Шекспира! — Нет, Чимин, я двоечник и совсем читать не люблю. Я технарь! — Это не оправдание. — Ещё какое оправдание. — Я наложу на тебя порчу и к тебе прибегут орегонские медведи. — На которых будет скакать Диккенс? — Именно! — Это хуже кошмара. — А если ты вдруг умрёшь… — Я приду к тебе, работнику первой вышки, в кошмаре! — Нет, прошу, может пощадишь? Чимин подпирает щеку ладонью. Он пялится в аппарат и глупо улыбается. Спустя минуту в голове созрел интересующий его вопрос. — Чонгук. Слышались помехи и тихое дыхание, усиленное неисправностью аппаратуры. — Чонгук, я хотел спросить… — Чёрт. Чимин словно отмирает и более осознанно теперь глядит на аппарат, откуда доносятся странные звуки. Лязг каких-то вещей, скрип двери. Голос, до этого звучащий совсем расслабленно, пропитался нотками напряжения. — Чимин, у меня гости, я... — Какие гости ночью? — Не могу говорить, до завтра. Из рации всё ещё доносились несуразные и неразборчивые звуки, которые глушили некие вибрации, а затем всё стихло. Опять резко, опять внезапно. На этот раз Чимин задумывается о том, что может происходить в принципе в этом парке. Он медленно откатывается на своем стуле с колёсиками и откидывается на спинку, закинув руки за голову. Где-то внутри под рёбрами закрадывается скользкая и липкая тревожность. Тревожность имеет самое мерзкое свойство — она нарастает с каждой секундой, от нее тошно. Насколько же масштабна проблема? Парень ставит перед собой вопрос: Почему? Почему этот живописный парк совсем не имеет сотрудников, спонсоров, однако, посетителей тут достаточно. Но Чимин успел заметить, что чаще всего кемпинги в орегонском парке устраивают очень странные и загадочные личности. Их одеяния не похожи на одежду среднестатистического человека; на шее может висеть какое-то колье, ожерелье или кулон. Пак на подкорке сознания записал, что что-то в их внешности было совершенно ненормальным, мерзким и лихо бросающимся в глаза, да только что именно — в голове не всплывает. Ну и ладно, к чему это вообще? Сейчас ещё минут двадцать Чимин будет фантазировать, додумывать и вспоминать несуществующие элементы, а затем, как только вдоволь внутреннее "Я" парня насытится страхами, начнутся многочисленные оправдания каждому звуку, слову и слуху. Это сущность Пак Чимина. У фантазёров единое горе — не перестающая работать голова. Она словно до краёв наполняется раскаленным оловом и застывает, заставляя опрокинуть голову на плечо, а шее затечь до состояния камня.