Сторожевой пёс для мальчика со шрамами

На небе занимается рассвет, и яркие розовые лучи проникают в пыльную комнату, некогда уютную гостиную. В Визжащей хижине находятся четверо: двое из них стоят на ногах и ожесточённо о чём-то спорят, тыкая пальцами в сторону огромного пса, склонившегося над израненным обнажённым юношей. Пострадавший лежит на полу, глаза его закрыты, а из многочисленных ран сочится кровь. Пёс скулит и тычется холодным носом в щеку бледного юноши, но тот не реагирует. Это полнолуние оказывается не таким весёлым, как привыкли Мародёры. Они натыкаются на стаю разъяренных гиппогрифов и едва могут отвлечь своего обезумевшего волка от драки на смерть, но острый клюв и мощные копыта успевают оставить следы. Обращение Лунатика в человека тоже проходит самым коварным образом – кожа расходится минимум в трёх местах, а на правом боку видны оголённые рёбра. Лунатик теряет сознание ещё в лесу, и друзьям приходится тащить его измученное тело на себе. Кровавая дорожка тянется жирной полосой по пробивающейся из земли зеленой траве, по ступеням Визжащей хижины и по полу вокруг. Устранением следов копыт и собачьих лап и занимаются сейчас Хвост и Сохатый, чтобы Мадам Помфри или, упаси Мерлин, Дамблдор не догадались, что эту ночь Лунатик провёл не один. Сириус же – единственный из четверых, кто до сих пор не принял свою человеческую форму, – жалобно скулит и не отходит от изможденного юноши на полу. Лунатик громко стонет, и Сириус физически чувствует, как Ремус подавляет слезы. Сириус подрывается счастливым псом и радостно лижет щеки своим большим языком, желая привести Лунатика в чувство. Первый стон прозвучал, и значит, пора вежливо отвалить и оставить израненное тело дожидаться мадам Помфри в одиночестве. Но у Сириуса, во-первых, становится в разы легче на душе, когда Лунатик начинает приходить в себя, а, во-вторых, кажется, сперма скоро потечёт из ушей вместо пота, слез и крови. Странное дело, Лунатик чуть ли не умирает у него в лапах, а его собачий мозг никак не может отделаться от мысли, что Ремус обнажен перед ним, поэтому почти неудивительно, что у Сириуса впервые встаёт член в анимагической форме. Достаточно смущающее обстоятельство, особенно, если учесть, что его оплывший мозг воспринимает измученные стоны Лунатика, как призыв к действию. Сириус ставит большую чёрную лапу меж голых ступней Лунатика и широкими мазками начинает вылизывать большой порез на бедре. Он сгорает от желания, но покорно надеется, что Лунатик попросит его перекинуться, и не делает этого сам. Но Лунатик лишь громко всхлипывает, дёргает ногой, отчего рана расходится сильнее, заставляя его закричать. Сириус поджимает уши, и даже член перестаёт требовать к себе повышенное внимание. Горячая кровь брызгает на чёрный нос, и Сириус с усердием начинает вылизывать ногу, сглатывая неприятное железистое послевкусие. Рука Ремуса неожиданно твёрдо опускается меж его ушей и сжимает правое, что на языке их дружбы означает, что Лунатик не то чтобы одобряет происходящее, но и противиться этому не может. Сириус увереннее начинает водить языком игнорируя “Это столь интимно, что меня сейчас вырвет” Джеймса и писк Питера. Ремус слабо дёргает ногой, но попытки отодвинуться не предпринимает. Громкое животное дыхание отскакивает от старых стен. Сириус заканчивает с одной раной и тянется к другой – нет, не к той на боку с торчащими на свет мерлиновый рёбрами, а к той, что поменьше, но тоже требующей внимания. – Всё, пошли, Бродяга, – Джеймс с силой отрывает собачью голову от бледной руки. – Нам срочно нужно уйти, Поппи будет здесь через минуту. Глупо будет столкнуться с ней в тоннеле. Сириус громко скулит и клацает зубами, когда две пары рук оттаскивают его сопротивляющегося от всё ещё неподвижного Лунатика. – Фу, ты весь в крови, – брезгливо говорит Хвост, осматривая свою заляпанную мантию, но взглянув в разбитое окно, бледнеет и забывает об этом. – Бежим, я вижу, как она вышла из замка! Хвост срывается на визг, и трое друзей спешат вниз к туннелю. Сириус принимает душ и идёт на уроки, потому что Сохатый принуждает их вести себя, как обычно, а это значит, задирать паршивца Нюниуса и блистать своей очаровательностью. Хотя самому Сириусу ещё во время завтрака, где он не осилил даже стакан тыквенного сока и блинчики с малиной, хочется опрометью бежать в Больничное крыло и держать Лунатика за длинные пальцы. Теперь ему можно официально так себя вести – брать за руки, задерживать взгляд, целовать, трогать – ведь они с Лунатиком самая настоящая пара. Да, Сириус в курсе, скольким девочкам он разбил сердца и заставил плакать от этой новости – они не забывают его оповещать в письмах и конфетах с начинкой из любовного зелья, – но впервые его мало интересует общественное мнение. Сохатый кладёт руку на плечо и не позволяет Сириусу сбежать со сдвоенной трансфигурации. Сириус одним взглядом обещает, что расквитается за каждую минуту ожидания позже, но Джеймс с преувеличенным вниманием читает аннотацию к учебнику и игнорирует чужое раздражение, направленное в его сторону. – Пойми, влюблённый идиот, что сорвавшись к нему сейчас, ты в первую очередь подставишь Лунатика, – шепчет Сохатый и с сомнением смотрит на карманное зеркальце, которое сегодня они должны превратить в песца. – Верно-верно, – поддакивает Хвост, рассматривая своё зеркальце. – Лунатик же сам просил не акцентировать внимание, чтобы избежать подтверждения слухов, которые распускает Нюниус. – Мне плевать! Лично сломаю Нюниусу его длинный нос, – злобно шепчет Сириус, даже не пытаясь приступить к заданию. – Это не рядовой случай. Вы что не видели его оголённые кости? А, может быть, вы вспомните, когда последний раз он был без сознания после обращения? Хвост успокаивающе что-то говорит и шепчет заклинание, после которого его зеркальце светлеет на пару тонов и обзаводится белыми ушками. Сириус даже прикладывает усилие, ведь действительно Лунатик сам просил не привлекать внимание к его ежемесячным обстоятельствам, но в эти моменты, наверное, речь шла об обычном полнолунии, а не о той катастрофе, что произошла этой ночью. Его раздражает, что Сохатый и Хвост действительно ведут себя так, словно ничего вопиющего не случилось с их лучшим другом: они с усердием читают параграф и разучивают заклинание, вместо того, чтобы думать, как незаметно уйти с урока. От лёгкого движения палочки зеркальце Сириуса падает на пол и раскалывается на маленькие кусочки. Когтевранцы, с которыми проходит сдвоенный урок, и гриффиндорцы оборачиваются, чтобы посмотреть на редкий провал Блэка. – Я схожу к Филчу за новым зеркальцем, – говорит Сириус и подрывается с места, сбрасывая руки друзей, пытающиеся посадить его обратно. – Но, мистер Блэк, у меня есть запасное зеркальце, – уже в спину ему говорит профессор МакГонагалл. – Вернитесь на место! – У меня что-то разболелся живот, профессор, нужно срочно посетить туалет, а, может быть, даже Больничное крыло, если всё не успокоится, – тараторит Сириус и покидает кабинет, не слушая протесты МакГонагалл. В конце концов, она знает про Лунатика и про них и должна его понять, она же всё-таки женщина. Сириус врывается разбушевавшимся вихрем в Больничное крыло и уверенно направляется к самой дальней койке у стены, звонко шлепая испачканными весенней грязью ботинками по чистому полу. Наверное, он выглядит очень решительным, раз мадам Помфри лишь цокает языком, провожая его взглядом, но ничего не говорит. Тоже, наверняка, знает про них с Лунатиком. Сириуса на миг веселит мысль, что, возможно, впервые в учительской обсуждают Мародёров не за их буйный нрав и розыгрыши. Но всё веселье пропадает, когда он видит Лунатика. – Мы поспорили с мадам Помфри, сколько ты продержишься прежде, чем явишься сюда, – тихо говорит Лунатик, и в его глазах досада плещется с радостью. – Надеюсь, ты выиграл, – отвечает Сириус, берёт стул у стены и, развернув его, садится, облокотившись руками на спинку. Лунатик кивает и морщится. – Удивлён, что Сохатый смог задержать тебя. Сириус лающе смеётся, но быстро затихает, замечая болезненность возлюбленного. У Лунатика землистый цвет лица, и это отбеленное бельё делает его ещё более эфемерным, словно он уже распрощался с жизнью и стоит на вершине, с которой Сириус не сможет его спасти. Сильно пахнет лечебными зельями и лавандой, ароматом которой мадам Помфри безуспешно пытается замаскировать запах Больничного крыла. Койка железная с облупившиеся краской на изголовье выглядит не так уютно, как кровати в спальне мальчиков с толстой периной и подушками, набитыми гусиными перьями. И без всех этих атрибутов понятно, что Ремус болен – вон укутался колючим одеялом под подбородок, даже руку или ногу не высунул, чтобы проветривалось. Сириус хочет убрать одеяло, делающее Лунатика похожим на привидение, и даже тянется рукой, но Ремус протестующе вскрикивает. – Хорошо, – примирительно говорит Сириус. – Может быть, хотя бы руку? Одну ладошку? Лунатик устало улыбается и вытаскивает руку из-под одеяла бледную, как первый снег. Сириус с благодарностью целует каждый палец, а после прижимает ладонь к лицу, утыкаясь в середину, и глубоко вздыхает. – Ты там голый? – Сириус заигрывающее двигает бровями, надеясь вернуть краску лицу Лунатика. Тот в ответ лишь улыбается. – Нервозность улеглась, и Сириус Блэк вновь становится собой, – Лунатик рукой нежно щекочет тёмные брови и мягко ласкает веки закрытые по велению его пальцев. – Уверен, что голый, – заключает Сириус, улыбаясь и не открывая глаз, наслаждаясь картинкой, которую подкидывает ему воображение, – иначе ты бы позволил, чтобы я увидел. Лунатик перестаёт ласкать кожу лица Сириуса и даже делает попытку вырвать руку, чего ему, конечно, не позволяют. – Тише-тише, не напрягайся, особенно сейчас, – говорит Сириус, целуя фаланги. – Только руки, я помню. Он устало утыкается лбом в ладонь и громко выдыхает, прикрывая глаза. Если честно, он впервые так долго ходит вокруг да около. Раньше, чтобы оказаться у кого-то в трусах ему хватало обольстительной улыбки, комплимента и надменного взгляда, который почему-то работал как афродизиак, но с Лунатиком же на протяжении нескольких месяцев не срабатывает ничего. – Я… – начинает Ремус, щекоча пальцами волосы и призывая внимать очередную умную мысль, которой он хочет поделиться, чтобы облегчить участь Сириуса и объяснить своё поведение. – Сейчас не время, – обрывает Сириус. – Лучше скажи мне, что Поппи влила в тебя все зелья, которые у неё только были, чтобы облегчить твоё состояние. Лунатик со всей серьёзностью подходит к вопросу и начинает перечислять, какие зелья ему уже дали, а какие только предстоит выпить. Параллельно с перечислением ингредиентов и вкусовыми качествами зелий Лунатик ласкает пальцами лоб и волосы Сириуса, стремясь забрать его напряжение. Но нужного эффекта плавные движения пальцев-бабочек не вызывают, а вызывают лишь мурашки, которые летят прямиком к члену, что создаёт лишь очередную проблему. – Ремус, я принесла тебе домашку, – Голос Лили врывается в сотканный между ними мир, и они вновь вспоминают, где находятся. Стучат каблучки, а после тяжёлая книга и несколько свитков опускаются на прикроватную тумбочку. – Три способа приготовления зелья Гербицида с соком мурлокомль, его корнями и шляпкой соответственно, а также превратить зеркальце в песца, – тараторит девушка, отбрасывая свои рыжие волосы за спину. – У меня вышло только с третьего раза, а Питер случайно заколдовал очки Поттера и теперь дужки у того пушистые, – она наконец-то отрывается от пергаментов, которые принесла и замечает Сириуса. – О, привет! Профессор МакГонагалл назначила тебе отработку в начале следующей недели. – Как благородно с её стороны, не заставлять меня отрабатывать сегодня или на выходных, – фыркает Сириус. – О, я думаю, это просто, потому что она знает, что ты бы не пришёл, – Лили кивает в сторону бледного Ремуса. – Ты что ушёл прямо с урока? – в ужасе спрашивает Лунатик. Лили фыркает и складывает руки на груди, всем своим видом говоря, мол, а что в этом удивительного, ты выбрал самого взбалмошного парня. Но, видимо, потом она вспоминает, что у этого взбалмошного парня есть друг, который тоже не отличается благоразумием и который вот-вот должен прийти сюда, поэтому она поправляет мантию, желает Ремусу скорейшего выздоровления, просит Сириуса умолчать о своём появлении здесь и быстро уходит, стуча каблучками. – Мой лунный лучик, ради тебя я готов бросить учёбу вовсе, – говорит Сириус, прикасаясь языком к раскрытой ладони, когда они вновь остаются одни. – Бродяга, я требую, чтобы ты ни в коем случае не бросал учёбу ради… Что ты делаешь? – испуганно шепчет Лунатик, забывая свой наставляющий на путь благоразумия тон, и широко распахивает глаза, когда Сириус заглатывает сразу два его пальца и начинает двигать головой назад-вперед. Сириус беззаботно пожимает плечами и обводит языком сначала один палец, а затем другой. Нет, сперма определённо ударила ему в голову. Он разминает большими пальцами ладонь Лунатика, пока играется с его пальцами в своём рту, и не отрывает глаз от чужого темнеющего взгляда. – Бродяга, – шепчет Лунатик так томно, что Сириус готов послушным псом упасть на колени и вылизывать его всего, лишь бы ещё раз услышать эти нотки в чужом голосе. – Лунатик, это мы! – кричит Хвост, появляясь вместе с Сохатым в дверях. Сириус едва успевает с сожалением выпустить пальцы изо рта, а Лунатик сменить выражение лица на менее испуганное, когда у кровати появляются друзья. – Это была моя идея закричать у входа, чтобы вы могли привести себя в порядок прежде, чем мы увидим непотребство, которым вы тут занимаетесь, – довольно говорит Джеймс и тыкает языком себе в щеку пару раз. Дужка очков у него действительно пушистая, и он отмахивается от восклицаний друзей, говоря, что пока будет носить так, потому что это заставляет Эванс смеяться. Они с Питером садятся на кровать напротив и заводят беседу о новых вкусах конфет Берти Боттс, пока мадам Помфри, вышедшая посмотреть, кто устроил балаган в её Больничном крыле не скрывается в своей комнате, а потом пересказывают произошедшее прошлой ночью, благородно умалчивая, как Сириус в виде пса вылизывал Лунатика во всех местах. Сириус практически не участвует в разговоре, лишь крепче сжимает чужую ладонь, когда Лунатик напрягается больше нужного, словно всё не закончилось хорошо. Сириуса скорее заботит тот низкий, рычащий, сдерживающий желание голос Ремуса, которым он наградил его ранее. Впервые Лунатик так открыто проявил свой интерес. За эти месяцы Сириус даже решил, что физическая близость, возможно, вообще не интересует его прекрасного возлюбленного, но та темнота в чужих глазах говорила совсем об обратном. И если всего на миг представить, что Лунатик хочет Сириуса так же сильно, как Сириус хочет Лунатика, то почему же тогда они до сих пор ничего не сделали друг с другом? О, Сириус хотел сделать с Лунатиком так много, что не хватило бы ночи. Сириус из ночи в ночь, ложась один в свою постель, фантазирует, как он мог бы часами вылизывать ноги Лунатика, щекотать языком стопу и заглатывать пальцы. Он готов быть самым послушным псом, если ему наконец-то позволят сделать с чужим телом уже хоть что-то. Он хочет увидеть, как стыд и смущение будут покидать разморëнное тело Лунатика с каждым плавным движением его языка. Будет ли Ремус зажиматься и протестовать, когда Сириус повалит его на кровать и стянет бельё, оказываясь между широко разведённых ног? Слюна собирается во рту только от одной мысли, что ему будет позволено увидеть эрегированный член Лунатика и, может быть, если Ремус будет в нескромном расположении духа, Сириус попробует его на вкус, заполнив свой рот толстым пенисом. Сириус хочет наносить чужую сперму на губы, как девочки наносят помаду. Толстый, гладкий член Лунатика, который до сих пор не в его рту, сводит Сириуса с ума. Заглатывать головку, исследовать языком шелковистость кожи, посасывать поочерёдно тяжёлые яйца и оставлять невесомые поцелуи по всей длине – как многое Сириус может сделать с Лунатиком, если тот только позволит. Но всё, что остаётся Сириусу, это фантазии и мастурбация, потому что Лунатик не подпускает его к своему телу. Подумать только – первые серьёзные (дольше пары недель) отношения в его жизни, а Сириуса отлучили от тела. Кажется, приняв решение быть с Лунатиком, он обрёк себя на вечные муки. Нужны ли были все эти клятвы, если ласкать мягкую кожу языком он может только в обличии собаки и то лишь до момента, пока Лунатик не придёт в себя после обращения обратно в человека разумного и стоном попросит остановиться? Касаться обветренных рук и острых коленок теперь разрешено в любое время, но этого, конечно, недостаточно. Если ты голоден, сложно насытиться всего лишь одним кусочком, когда перед тобой целый торт. В темноте гостинной Гриффиндор за игрой в волшебные шахматы Сириус решается спросить у своих друзей, какая проблема может мешать Лунатику отважиться на самое прекрасное приключение, которое только может даровать ему Блэк. – Может, у него что-то не так там? – смущённо предполагает Хвост, потупив взгляд. – Ну, знаете, эти истории про гермафродитов. Сохатый с Сириусом оторопело смотрят на друга, а потом начинают громко хохотать. – Хвост, мы всё видели Лунатика голым, – вытирая выступившие слезы, говорит Сириус. – С его телом всё просто отлично, а уж про его прекрасный член я готов писать поэмы. Особенно, если он окажется в моём рту. Хвост с Сохатым делят кривую ухмылку и сморщенный в отвращении лоб на двоих от такой откровенности со стороны Сириуса. – Лично я не вижу ничего примечательного в члене Лунатика, – говорит Джеймс, и Хвост поддакивает его словам, – самый обычный. – Твоё счастье, что не видишь, иначе бы я уже давно выколол палочкой твои глаза, – угрожающе начинает Сириус, но улыбка не покидает его лица. И хоть друзья не поддерживают его энтузиазма касательно некоторых частей тела Ремуса, но Сириус с уверенностью может сказать, что пенис Лунатика одно из самых прекрасных произведений искусства, которые он только видел. А видел он его лишь в спокойном состоянии, покоящимся на яйцах и в буйстве тёмных кудрей. Что будет, когда он увидит его в боевой готовности, Сириус может представить только в своих самых жарких фантазиях. Они обсуждают ещё возможные варианты, останавливающие Ремуса от близости, но ничего путного не придумывают. – Ладно, – решительно говорит Сириус, – как только он поправится, я поставлю ему условие – либо мы спим либо расходимся. Как считаете? Он же любит меня, значит, должен это сделать. – Мерлин, помоги, – стонет Лили, сидящая недалеко от Мародёров, она поворачивается в их сторону и строго говорит: – Сириус, надеюсь, ты шутишь про ультиматум в столь интимном месте. Ты не можешь быть настолько идиотом, верно? – Ты что подслушивала нас, Лили? – ухмыляется Джеймс и проводит рукой по волосам, приводя их в ещё больший беспорядок. – Остынь, Поттер, – осаждает его Эванс, даже не удостоив взглядом. – Вы говорите так громко, что мне кажется, сама профессор МакГонагалл скоро придет, чтобы дать тебе, Сириус, совет, лишь бы вы заткнулись со своими идиотскими теориями. Джеймс возмущённо надувается, но не успевает и слова сказать, потому что Сириус опережает его. – Твои предположения, Лили? – с достоинством и оскорбленной честью говорит он. – Никогда не задумывался, что не всем так повезло с внешностью? – начинает Лили своим тоном носителя истины. – Очнись, Сириус, по тебе сохнет вся школа… – Надеюсь, ты не сохнешь по Сириусу, – бормочет Сохатый, в очередной раз проводя пятерней по волосам, но получив убийственный взгляд, применительно замолкает и даже руки кладёт на колени. – Я говорю общественное мнение, Поттер. И ты, кажется, уже высказался, предположив, что Ремус слишком много времени тратит на учёбу и не может выкроить время на Сириуса, но каким-то образом это не мешает ему целоваться с Блэком так много, что свидетелем стала уже вся школа. – Это было тупо, Сохатый, – поддакивает Хвост, быстро разобравшись, к какой силе нужно примкнуть. – Заткнись, Хвост, – бормочет Джеймс и по губам произносит “гермафродит”, отчего прыскают все, даже Лили. – Знаешь, сколько писем с угрозами и проклятиями получил Ремус после того, как Хогвартс официально узнал, что вы вместе? – продолжает Лили, когда смех стихает. – Не меньше, чем ты конфет с приворотным зельем. Сириус смотрит на Лили так, словно она запустила в него котлом, полным зелья, и теперь над ним смеётся вся школа. Он даже предположить не мог, что кто-то желает причинить вред его Лунатику. Эти глупые девчонки не готовы просто лить слезы! Но почему же Ремус ничего не сказал? – Он не хочет спать с Сириусом, потому что боится, что его проклянут? – делает догадку Сохатый, и Лили переводит на него взгляд и прыскает то ли из-за предположения, то ли над меховой оправой его очков. – Нет, конечно, – уверенно говорит она. – Он боится совсем иного. – Чего же? Я защищу его от всего на свете, – уверенно говорит Сириус и сжимает кулаки. – Но не от самого себя, – сбивает его браваду Лили. – Опять-таки общественное мнение: очень многие считают тебя первым красавцем в школе, да и ты сам такого о себе мнения. Как, ты думаешь, чувствует себя человек, который не столь высокого мнения о себе; тело которого покрыто шрамами, которые он ненавидит; и который носит свитера даже в самые жаркие дни, лишь бы никто не увидел его кожу? – Лунатик стесняется… – ошарашенно говорит Сириус, и Лили смотрит на него с одобрением. – Но это же глупость! Шрамы, пф, кто их замечает, когда он такой красивый? Мне нравится, как он выглядит. – Не пробовал ему это сказать? – спрашивает Лили и закатывает глаза, всем своим видом показывая, как же Сириус безнадёжен. Он чувствует недоумение от её предложения: зачем говорить очевидные вещи? Всем вокруг видно сердечки, появляющиеся в глазах Сириуса, как только в поле его зрения попадает Лунатик. Сириус нервничает, если по левую сторону от него не стоит Лунатик, обдавая лёгким запахом прелых листьев и цветущих каштанов. Всё, что позволяет Лунатик исследовать в своём теле, – это лицо и руки, и они покрыты поцелуями Сириуса как бронёй. И как Лунатик только мог решить, что такая глупость, как шрамы, без которых Сириус его и не знает, могут позволить Блэку разлюбить его? – Спасибо, Эванс, за эту лекцию в столь поучительном тоне, но в следующий раз, если решишь мне помочь, выбирай выражения, иначе я расскажу Джеймсу, где ещё он может тебя застать, чтобы петь оды любви к тебе. Сириус быстро ретируется из гостиной после этих слов, надеясь, что Лили не нашлет летучемышиный сглаз ему прямо в спину. Да у нее и возможности не будет – ведь Джеймс переключает на неё всё своё внимание, спастись от которого она сможет только в спальне девочек. Так ей и надо! Сириус просил дать ответ, а не учить его жизни, как нашкодившего щенка. Лунатик вечером субботы возвращается в спальню мальчиков. Он до сих пор бледен, но уже активно смеётся над Сохатым, который донимает Сириуса вопросами, где же ещё он может найти свою прекрасную, но избегающую его Лили. Лунатик, конечно, допоздна делает уроки, читает параграфы, которые он пропустил из-за болезни, чтобы в понедельник появиться в кабинетах во всеоружии знаний. Сириус приходит к нему, когда четыре полога опускаются, мерный храп и тихий свист начинают доносится с кроватей друзей, а новорождённый месяц занимает свои позиции на небосклоне. Лунатик убирает учебник по трансфигурации с колен и сдвигается, освобождая место для ещё одного человека на кровати. Сириус обращает внимание, что на Ремусе пижама: штаны и кофта с длинными рукавами, которые тот натягивает и на пальцы. Лунатик стесняется самого себя, в то время, как Сириус любую свободную минутку посвящает грезам о нём. Какая же глупость, что Лили оказалась права! – Зачем ты рассказал Джеймсу про Лили? – спрашивает Лунатик. – Я не говорил, что общаюсь с ней, чтобы, ну, не перевозбуждать Джеймса, он и так достаточно преследует её. – Тебе жалко её? А меня не жалко? Ведь это меня Сохатый теперь донимает днём и ночью, – сокрушается Сириус, обиженно надувая губы. – Ты это заслужил, – Лунатик пожимает плечами. Вообще последнее, о чем Сириус хочет говорить в сумерках, за тёмным пологом один на один с Лунатиком, – это Лили или ежедневное нытьё Джеймса по её поводу. Но как же начать говорить о том, что хочется? Впервые идея разговора приводит Сириуса в оцепенение. – Ты долго собираешься сидеть и просто пялиться на меня? – улыбается Ремус. – Я бы предпочёл поцелуи. Мне кажется, они лечат гораздо лучше, чем зелья мадам Помфри. Сириус выдыхает с благодарностью – Лунатик опять сделал всю самую пугающую работу за него. И в тишине комнаты и бушующей непогоды за окном Сириус касается чужих губ. Они не целовались с Лунатиком всего сутки, но голод, проснувшийся в нём от простого прикосновения, такой сильный, словно Ремуса не было с ним саму вечность. Руки щекочут скулы и щеки, а языки яростно сталкиваются друг с другом. Сириус сглатывает чужую слюну вперемешку со своей, как спасительный напиток, поддерживающий его жизненные силы. Лунатик тихо стонет, и Сириус считывает это, как сигнал к продолжению. Он опускает руку на спину, прижимая льнущего Лунатика ближе, а губами скользит по длинной шее, оставляя влажные поцелуи. Но, как только его губы доходят до ключиц, а руки забираются под кофту, Ремус перестаёт издавать горлом эти замечательные звуки, напрягается и пытается отстраниться. – Я хотел поставить тебе ультиматум, – шепчет Сириус, утыкаясь в костлявое плечо. – Но передумал, Лили сказала, что это плохая идея. Точнее она обозвала меня идиотом со всеми вытекающими. Руки Сириуса трясутся, когда он позволяет Лунатику отстраниться, хотя его тело отчаянно хочет совсем иного. – Что ж, нужно будет поблагодарить её, – бормочет Ремус. Сириус видит, как расширены зрачки в глазах напротив, ловит чужое сбившееся дыхание и красноту на ушах. Разрази его Мерлин, Лунатик действительно его хочет! Жадно и неистово, но почему-то запрещает себе поддаться этому желанию. – Я хочу спать с тобой, – спокойно говорит Сириус, совладав с эмоциями. – И я готов ждать столько, сколько потребуется. Он надеется, что это будет не вечность, не хотелось бы умереть с мозолями на руках и вновь девственником. Ремус громко втягивает воздух. – Я тоже хочу, но… – Я знаю, – перебивает его Сириус. – Лили сказала мне про твоё стеснение и шрамы. И я считаю это абсурдом, – он громко фыркает. – Поверь мне, я влюблён в тебя и твои шрамы точно никак не могут повлиять на мою эрекцию. Ну, только если усилят её, ведь я буду смотреть на тебя. Ремус молчит, кусая губу и пощипывая ладонь. – Клянусь тебе, Лунатик, – решается продолжить Сириус, – в моих объятьях ты почувствуешь себя очень красивым. А после мы разберёмся со всеми этими девушками, которые считают, что могут писать тебе гадости. Ремус поднимает взгляд, и там плещется что-то ужасно похожее на благодарность и желание, но в темноте не разобрать. А ещё Сириус решает, что угадывать по жестам тоже не самый прогрессивный способ. Сказанные слова дали ему столько свободы и лишь усилили собственное влечение, Сириус хочет подарить это чувство и Лунатику, поэтому молчит. – Есть ещё причина, – неуверенно тянет Лунатик, – если помнишь, я ни с кем не встречался до тебя и ох, ну… Он смущённо замолкает, опустив взгляд, и сильнее натягивает рукава на сжатые кулаки. Сириус лишь улыбается на очередную идиотскую причину, которая мешает ему обладать Лунатиком. – Если помнишь, – зеркалит Сириус, – я ни с кем не встречался до тебя. Одноразовые свидания в подсобке не считаются! К тому же, все они были с девушками, а девочки, как мы знаем, устроены совсем иначе. Из этого следует, что я тоже своего рода девственник. Они смотрят друг на друга, и пружина в сердце Сириуса медленно расправляется от тёплого взгляда медовых глаз, зрачок которых, кажется, скоро выпрыгнет из орбит и заполнит собой всё пространство. – И я собираюсь поцеловать тебя. И собираюсь не давить на тебя. Но сегодня я хотел бы остаться в твоей постели, просто поспать, без секса, – обезоружено поднимет руки Сириус. – Хотя я очень тебя хочу. И, если ты хочешь тоже, то сообщи мне, пожалуйста, об этом любым удобным для тебя способом. Ремус согласно кивает и сам тянется за поцелуем. Кажется, чистая природная магия рождается между ними, когда их губы соединяются и тихий вздох вырывается у обоих. После всех этих откровений мир вокруг становится ещё наэлектризованее и желаннее, но Сириус медлит, ожидая разрешения. И, когда Лунатик мягко опускается корпусом на кровать, утягивая Сириуса за собой, Блэк на радостях только хвостом не виляет. – Киньте уже заглушающее, животные! – кричит Хвост. Они смеются, потому что оба использовали заклинание прежде, чем начать череду откровений, но, видимо, впервые оглохнуть не сработало нужным образом. Ну, или их друзья подслушивают эту интимность специально. Сириус готов поставить десять галеонов, что Сохатый и Хвост бодрствуют где-то недалеко от кровати Ремуса. – Тогда спать? – уточняет Сириус, целуя подбородок возлюбленного. Ремус тихо соглашается, и они, в очередной раз наложив заглушающее заклинание, пытаются уместиться вдвоем на односпальной кровати. Лунатик прижимает его спиной к стенке и накрывает обоих одеялом. Ночка будет длинная, едва ли Сириус вообще сможет уснуть, ведь его член упирается ровнехонько меж половинок Ремуса, а сам Лунатик загнанно дышит и сжимает руку Сириуса на своей груди. Сириус старается успокоиться, лежит смирно целую минуту, которая кажется вечностью, но потом всё же оставляет лёгкий поцелуй в основании шеи, где растут смешные маленькие кудряшки, которым только предстоит стать полноценными кудрями. Он вжимается в Лунатика и имитирует толчки – плавно, как лодка, мерно покачивающаяся на волнах. На девятый счёт он сильнее толкается, как если бы начался шторм, и ловит истекающий смазкой член Ремуса в тёплую ладонь через тонкую ткань пижамных штанов. Лунатик подносит руку Сириуса к своему рту и больно прикусывает костяшки пальцев, заглушая стоны. Сириус чувствует себя псом, который долго сидел на цепи, смотря на бескрайние просторы перед ним, и вот наконец его выпустили погулять, и теперь он должен исследовать каждый овраг, каждую сухую веточку, каждый мощный корень и, желательно, не сойти с ума от счастья. Он залезает рукой под резинку штанов Лунатика и наконец-то касается вставшего члена. Рот тут же наполняется слюной, и хочется опуститься и уткнуться лицом в юношеские бёдра и лизать, сосать пока силы не покинут его тело, но всё, что позволяет себе Сириус, это исследовать член на ощупь. Он чувствует капельку смазки на бархатной головке, которую размывает, поддразнивает дырочку уретры, ведёт ниже, описывая большим пальцем шляпку и щекоча уздечку – Лунатик на этом моменте сильнее сжимает зубы на костяшках пальцев Сириуса – и плавно опускает горячую ладонь на толстый ствол. Он исследует венки и шелковистость кожи, перекатывает яйца в ладони и зарывается в кудри на лобке, не переставая толкаться, доводя себя до истомы, в которую Лунатик падает первым, оставляя влагу в сжатой вокруг него руке, и, кажется, впервые теряет возможность членораздельно излагать мысли. Сириус боится, что на грани экстаза Ремус прокусит ему кожу до крови, но эта боль почему-то лишь усиливает желание. Лунатик выпускает изо рта искусанные пальцы и поворачивает голову к Сириусу, слепо ища его губы. Он кончает со стоном на устах, который Сириус сглатывает. Если любовь – это зелье, то Сириус с уверенностью готов сказать, что их паре нужно поставить “Превосходно”. Впервые ему нравится зелье, которое он готовит – возможно, проходи уроки зельеварения так, то это был бы его любимый предмет. Да, Сириусу определённо нужно окно в расписании, которое он полностью сможет посвятить Лунатику. Он чувствует, как мысли сплетаются в один большой комок из слогов и стонов и как пульсация из его головы, перемещается в член, и толкается сильнее, сжимая в ладони чужое естество, теряющее упругость. Но Лунатик поддается бёдрами назад, словно хочет, чтобы член Сириуса оказался в нём прямо сейчас, и это срывает последний тормоз. Пара толчков, и Сириус спускает себе в штаны, сотрясаясь всем телом. Даже звезды на небе замирают, пока они приходят в себя и наслаждаются остатками истомы, покидающей расслабленные тела. Лунатик сверкает глазами и счастливо улыбается, Сириусу остаётся лишь скопировать это выражение. – Так вот, если вы закончили, – доносится из-за плотного портьера. – Может быть, вы скажете мне, где от меня прячется Лили? Сириус лающе смеётся и утыкается в плечо Лунатика. Что ж, теперь ему официально можно целовать Лунатика не только в лоб и ладони, поэтому плевать, кто станет свидетелем его страсти. А впереди у него так много времени, чтобы найти все точки наслаждения в теле Лунатика, осталось лишь избавить его от стеснения.