***
Выставка прошла успешно ― и в финансовом, и в моральном смысле. На подъеме ― как сказали бы про такое мероприятие в прессе. Рауль подтвердил свою высокую репутацию уникального специалиста и селекционера, заключил несколько выгодных контрактов и распродал все выставленные для демонстрации образцы. К удовлетворению от хорошо проделанной работы примешивалась значительная доля удовольствия видеть на своей выставке людей, умеющих понимать тонкую красоту живых цветов. Единственное, чего Рауль не мог предвидеть ― удивительной популярности «Рэда», вокруг которого постоянно толпились посетители, охая и ахая над необычным цветком. Если бы «Рэд» был живым человеком, его славе позавидовали бы величайшие звезды. Некоторые посетители приходили по несколько раз, только чтобы взглянуть на редкий экземпляр, и, естественно, не уходили с пустыми руками. А одна девочка повадилась появляться каждый день, часами сидеть рядом с выставочным экземпляром, гладить соцветия и что-то шептать, словно делясь своими глупыми девичьими секретами. Детский сад, да и только! Это всего лишь цветок, необычный, но не более. Странно, но очень скоро Рауль тоже почувствовал к «Рэду» особенную симпатию, приглядевшись получше к результату своей работы. Не жалость, какую иногда испытывают родители к самому слабому ребенку в семье, но какую-то затаенную нежность. В конце концов, этот сорт пробил себе путь к свету самостоятельно, на генетическом уровне отбраковав чужие клетки и открыв миру собственную неповторимую красоту. Уже после окончания выставки Рауль поставил кадку с крупным ирисом в кабинете возле оранжереи и во время работы то и дело бросал на него внимательные взгляды: что такого в этом цветке, что сердца совершенно чужих людей раскрылись ему навстречу? Независимый характер ― цветки всегда были повернуты в обратную от солнца сторону; оригинальный разрез лепестков или необычно сдержанный нецветочный запах? Или все сразу, образующее присущее только этому сорту сочетание свойств? В конце концов, Рауль поймал себя на том, что он разговаривает с «Рэдом» как с живым человеком, делится с ним планами на будущее и даже высказывает некоторое подобие комплиментов устойчивости его сортовых качеств. С комплиментами у Рауля всегда было плохо; его спасало лишь то, что на ответ он не рассчитывал. Той ночью, когда все случилось, Рауль задремал на диване в кабинете, где прилег почитать новый научный журнал. Не в его привычках было пренебрегать нормальным режимом дня, но все когда-то случается впервые. Слишком много дел навалилось в последние месяцы, вот Рауля и подкосило. Его разбудил странный шум ― словно крылья бабочки расправлялись из кокона с шуршанием и легким поскрипыванием, и, судя по звукам, это должна была быть очень большая бабочка, а в идеально аккуратном кабинете Рауля ничего подобного не водилось и водиться не могло. Он с трудом разлепил глаза, пытаясь рассмотреть происходящее. Страха не было. Грабителям сюда не проникнуть, Рауль позаботился об этом в самом начале своей деятельности, а если бы попытка и увенчалась успехом, их ждало бы большое разочарование, потому что все самое ценное было вложено в цветы. Свет включился с небольшим запозданием, как при перебоях с электричеством, и после густой темноты Раулю показалось, что зрение его подводит. Такого просто не могло быть: на месте вазона с цветком (тот, кстати, лежал на полу, расколотый на несколько неравных частей) сидел рыжеволосый юноша со шрамом во всю щеку. Тонкие губы слегка кривились в конфузливой усмешке, но ни перечеркнутая некрасивой полосой щека, ни рваная челка на пол-лица его не портили. Наоборот. В своем первозданном виде он напоминал ожившее изваяние, словно вылепленное из живой и теплой плоти. Юноша выглядел смутно знакомым, как если бы он существовал когда-то в воображении Рауля и внезапно материализовался в реальной жизни, без спроса воплотив тайные желания, о которых Рауль до сих пор не подозревал. И это было правильно. Уместно. Своевременно. Рауля накрыло странное чувство, как дежа вю наоборот ― воспоминание о том, что еще не случилось, но обязательно случится когда-нибудь потом. ― Кто ты? ― спросил он осторожно, боясь спугнуть прекрасное видение. Вдруг незнакомец исчезнет также внезапно, как появился? И что тогда делать? Дважды подряд минуты такого абсолютного счастья не случаются. Чудес не бывает. ― Катце. Юноша протянул руку и сделал шаг навстречу, с безусловным доверием вверяя себя Раулю. ― Извини за беспорядок, ― его голос оказался более низким, чем можно было предположить, с легкой хрипотцой, как у заядлого курильщика. ― Катце, ― как завороженный повторил Рауль, и поколебавшись, накрыл ладонью шрам на чужой щеке. ― Ты живой, настоящий. Мой. Следующие дни прошли в потоке бесконечной душевной сумятицы и восторга. Рауль не знал и не хотел знать, как так получилось, что из отбраковки и случайного подбора генетических свойств появился его идеальный возлюбленный, предназначенный только для него, совпадающий с Раулем во всем, даже в мелочах. Раньше Рауль не имел близких отношений с мужчинами, он не осуждал таких отношений, упаси боже, но не видел необходимости начинать то, что по определению было обречено на провал. С женщинами Рауль тоже не был близок, но совсем по другим причинам. Он всегда был равнодушен к сексу, но с Катце… все стало по-другому. Желание просыпалось в самый неожиданный момент и, что удивительно, оставляло после себя ощущение неутоленного голода. Видеть такой же никогда не затухающий огонь в чужих глазах и не броситься в этот костер было выше всяких сил. В ответ Катце тянулся к нему всей своей сущностью, природу которой Рауль так и не смог определить. Его улыбка лучилась лукавством, а взгляд в такие моменты становился совершенно гипнотическим. Наслаждаясь единением, они почти не разговаривали. А зачем? Что такого могли сказать слова, чего нельзя было выразить взглядом, движением, улыбкой, поцелуем, объятием. Любое желание выполнялось еще до того, как оно было высказано ― взаимно и без каких-либо сомнений. Рауль забросил работу; отложил все свои дела, сосредоточившись всем своим существом, мыслями и эмоциями в маленькой точке мироздания, где они были вместе ― только он и Катце. Катце, который давал ему больше, чем Рауль просил у него, и все равно этого было мало. Ужасно мало! Они были вместе все время, отпущенное им чудесным перевоплощением Катце. Все время, пока цвели ирисы. По мере того, как их соцветия сморщивались и иссыхали, на душе у Рауля нарастала тяжесть; она уплотнялась снежным комом и сдавливалась в непробиваемый материал, заставляя осознавать неизбежное. Катце рано или поздно его покинет, и Рауль не представлял, как сможет жить дальше. Он попытался заговорить на эту тему с любовником, но встретил лишь пронзительно прозрачный взгляд. В его глубине мелькнул отзвук боли, которую они разделяли на двоих ― боли скорого расставания. Мелькнул и исчез. Катце лучше, чем Рауль, умел скрывать свою грусть, и все, что копилось у него внутри, прорывалось иногда в дрожащих пальцах, когда он касался, гладил, разминал Рауля во всех доступных местах, в торопливых поцелуях, не таких нежных, как раньше, но слишком отчаянных, чтобы заподозрить его в грубости, и еще во множестве мелочей, заметных только любящему взгляду. Но его слова ― честные и оттого еще более безжалостные ― пронзали сердце. ― Ты такой странный, Рауль. Я не могу остаться с тобой надолго. Сам знаешь, скоро срок выйдет. Есть вещи, которые нам не под силу изменить. ― А я не могу тебя отпустить. Не могу, Катце, ― эти слова Рауль повторял как мантру, как молитву к высшим силам, прекрасно понимая, каким наивным и жалким он в этот момент выглядел. Их последняя ночь прошла совсем не так, как могла бы пройти. Рауль думал, он не сможет не только сомкнуть глаза, но и провести спокойно эти несколько часов. Слишком тягостным было ожидание, слишком большие надежды рушились с каждой утекающей минутой. Поначалу Рауль и правда не выпускал Катце из объятий, смотрел на него жадным взглядом, словно хотел насмотреться про запас, гладил спутанные после их последней близости волосы, но потом не заметил, как уснул. Утром он проснулся один в пустой постели. Катце нигде не было. Только в оранжерее стоял поникший цветок с оранжевыми цветами. С них что-то капало. Слезы? Может быть.***
Такой жуткой депрессии у Рауля никогда не было. Он не верил раньше, что бывает смерть от несчастной любви, считал это выдумками и мелодраматическим преувеличением. Хотел продать любимое детище ― «Танагуру-Эос» ― и уехать так далеко, как позволяют расстояния, но все откладывал реализацию этого, без сомнения, недальновидного решения. Просто не мог собраться и заставить себя оборвать все связи с тем местом, где он был по-настоящему счастлив. Неделю спустя ему позвонили; ранний утренний звонок разбудил Рауля после бессонной ночи, но он с первых слов понял кто звонит. ― Рауль Ам? Это… ― Я помню, ― прервал Рауль ненужные представления. К нему уже однажды обращались эти люди; странная межправительственная организация ― «Комитет по спасению человечества» ― приглашала его заняться генетическими лабораторными исследованиями по улучшению генома человека. Рауль тогда не стал выяснять подробности, все равно такие исследования запрещены международными конвенциями, но запомнил все, что ему говорили про перспективы, возможности и так далее. Он им ничего не обещал, но какая теперь разница! ― Вы подумали над нашим предложением? ― Я согласен. Буквально через два дня Рауль полностью сменил профиль деятельности, оказавшись в рядах сотрудников секретного проекта «Юпитер» и даже возглавив одно из направлений ― создание генетически запрограммированных существ для заселения планеты Амой в системе Глан под управлением искусственного интеллекта. После того, как Солнце начнет свое угасание. Так Рауль впервые узнал, как далеко продвинулись космические исследования землян, и сильно впечатлился. Нет, не тем, что его раса смогла дотянуться до другого конца Вселенной. А тем, что великие цели по-прежнему осуществлялись на фундаменте прежних ограниченных представлений и ханжеских предрассудков. Руководители проекта даже не скрывали, что создают будущее по образу и подобию привычного им миропорядка, но в далеком космосе. И не все люди Земли удостоятся права увидеть этот новый лучший мир, а те, кто попадут в него, займут там строго определенное им место. Но первыми всегда будут такие, как Рауль и его нынешние работодатели. Те, кто запустит эту систему и будет поддерживать ее в рабочем состоянии. ― Это будет элита человечества. Люди, способные создать совершенно новый мир и гарантировать его существование. Естественно, к ним предъявляются большие требования. Это должны быть больше, чем просто люди, новая генерация представителей нашей планеты, лучшие из лучших. Задача ясна? Ответа не требовалось, и Рауль со своими коллегами приступили к подготовке первой стадии исследований. До них довели требуемые параметры и разрешили по своему усмотрению разрабатывать варианты генетических модификаций для будущих жителей новой планеты. ― Нам нужны представители всех социальных групп, но с разным набором генетических свойств. Высшая каста ― подчиненные ― низшие. Разделение функций, вы же понимаете. Время не ждет, ― Комитет не торопил исследователей, но ясно дал понять, что затягивать с выполнением задания не стоит. ― Но ведь переселение начнется не скоро, ― попытался внести ясность Рауль. Им не сообщили, когда наступит этот «Час Х», лишь обещали, что они будут первыми, кто об этом узнает. ― Так и процесс становления нового человечества не быстрый. Преобразование займет не одно поколение. Не все захотят подвергнуться генетическим мутациям. Улучшениям, ― поправился представитель Комитета. ― И вы уверены, что биологические законы обеспечат вам ― так называемой элите ― власть над теми, кого вы называете подчиненными и тем более «низшими»? ― скептически заметил Рауль. Этот спор ― научная дискуссия, как назвал его их куратор из Комитета ― начинался каждый раз, когда начальство проверяло их работу, а это значит ― регулярно. Рауль спорил ради самоуспокоения: он согласился на участие в этом проекте слишком поспешно и теперь его обуревали сомнения. Но у него был биологический материал Катце, и он собирался использовать его максимально эффективно. Рауль пообещал себе, что на этот раз не даст любимому исчезнуть в никуда. ― Биология здесь ни при чем, мистер Ам. Все сделают законы социального общежития. Но это не ваша задача, вы нас интересуете как талантливый генетик, умеющий создавать объекты с предсказуемыми свойствами. И они должны быть управляемы. Куратор помолчал, словно обдумывая важную мысль, потом добавил исключительно для Рауля: ― Кстати, мистер Ам, ваш генетический материал включен в состав доноров для элиты. Это большая честь, согласитесь. Это больше всего походило на взятку или подкуп, и Рауля немного покоробило такое отношение. Он честный ученый и немного фантазер, да, но не жадный карьерист. ― Я не претендую… ― начал было возражать Рауль. ― Это не обсуждается. Решение принято. Что же, раз так, пусть! Но и Катце тогда не будет среди низших, Рауль об этом позаботится.***
А в это время в далеком космосе над пока еще необжитой планетой Амои в звездной системе Глан всходило двойное солнце. Солнце нового мира.