Наблюдательность и упорство. Пирсинг...

      У Горо проколоты соски, про-ко-ло-ты сос-ки, – пожалуй, самое удивляящее наблюдение юного багрового о́ни.       Каким образом Итто умудряется это узнать? Из их совместной тренировки, что после открытия, определенно, течет не в то русло, – сначала, не рассчитав силу удара из-за усталости, но ужасного упорства, о́ни срывает с парня его накидку, обнажая чересчур хрупкие, такие нежные, что совершенно несвойственно генералам в обычном понимании, плечи. Алый взгляд в одно мгновение с удивленного сменяется на восхищенный и опускается, огибая выпирающие, боязливо дергающиеся ключицы, ниже, сразу же цепляясь за блестящий металл в темно-розовых сосках, привлекающий внимание целиком.       Аратаки, простодушно не скрывая шока, приоткрывает губы в беззвучном вопросе и поднимает густые брови, с каждой секундой всё больше впадая в ступор, и, всё же найдя в себе силы, возвращает глаза на не менее удивленное лицо Горо, уже поспешно надевающего назад упавшую в песок накидку.       – Думаю, на сегодня хватит, – осипше и глядя куда-то вниз и в сторону, произносит ушастый; смотрит куда угодно, но только не на ожидающего какого-никакого объяснения беловолосого.       – Спасибо, что согласился составить мне компанию, – с легким поклоном выпаливает снова Горо и тут же разворачивается на пятках в тщетной попытке уйти. Итто ловит его под локоть, одним рывком сокращая и без того небольшое расстояние между ними и проникновенно устремляет взгляд в чужие глаза, – глядит прямиком в душу, пуще прежнего вгоняя ушастого в краску. Горо для поддержания этого зрительного контакта приходится задрать голову, при этом в очередной раз осознав, насколько белокурый высокий. И широкий. Демонюга редкостная, что точно не отпустит теперь просто так, не добившись ответа.       – Это правда, да? Я ведь не в бреду?       – Может и в бреду. Не понимаю, о чем ты говоришь.       Услышав это, Аратаки недовольно поджимает губы, забавно опуская уголки вниз и издает какое-то бурчание, в попытках найти слова, подходящие для объяснения столь пикантного зрелища.       – Ну.. ну как же! – спешно принимается он за разъяснение, не найдя ничего лучше, как просто залезть пальцами под плотную ткань, не обращая внимание на чужой протест, самостоятельно нащупав твердые украшения и убедившись. – Я как раз об этом.       От не нарочного прикосновения «во благо науки» к особо чувствительному месту, Горо подскакивает, резко вбирая в легкие воздух и запуганно поднимает небесно-голубые глаза на лицо, оказавшееся как-то слишком близко, пока Итто, вредно ухмыльнувшись, снова дёргает аккуратно украшение, играясь с ним кончиками острых коготков.       – Это ж надо так уверенно врать, – тон сменяется на интимно-вкрадчивый, вызывающий мурашки, однако, добившись нужных огоньков в глазах напротив, Аратаки отступает, снова принимая непринужденный вид. – Не понимает он, видите ли!       О́ни, навозмущавшись, хоть и в шутку, вдоволь разворачивается спиной к собеседнику, словно собираясь уже уйти и пожимает плечами, разводя для большего эффекта руками, – однако сам ждёт чужого наступления, ведь острое чутье улавливает весь спектр чужих эмоций. Легкое возбуждение, возмущение ситуацией и особенно милая неуверенность, – всё это, смешиваясь в генерале, бушует, не позволяя сделать выбор, но одно Горо знает точно, – Итто сейчас никуда не уйдет.       – Стой, – когда Аратаки выполняет требуемое, молодой человек находит в себе силы для смелого вопроса прямо в лоб. – Почему тебя так заинтересовало моё тело?       – Всё просто: оно красивое.       Беловосолого можно назвать кем угодно, но только не лжецом, – его абсолютная серьезность при ответе лишь подтверждает его честность, хоть и стесняет самого ушастого, заставляя, потупив взор, поджать губы.       – Что? Неужто ты мне не веришь? А хочешь докажу? – ухмыльнувшись одним уголком притягательных вишневых губ, шепотом, вызывающим очередную волну мурашек, произносит с явным вызовом мужчина, и, отвлекая генерала своим голосом, забираясь руками ему за спину, ловя нервно виляющий пушистый хвост. Реакция практически идентична, однако, теперь Горо еще сильнее подается в чужие своеобразные объятия, пытаясь рефлекторно избавиться от прикосновений сзади – но это лишь открывает белокурому больше возможностей, коим он несказанно рад.       Длинные тонкие пальцы, скользя по чертовски мягкому меху, касаются самого основания хвоста, чем Итто вызывает чужой громкий несдержанный скулеж, – о́ни специально наклоняется пониже, смакуя каждую жалобную нотку в неразборчивой речи и улыбается, чувствуя, как парнишка цепляется руками за его плечи, словно боясь упасть от резкой слабости в ногах.       – Я же еще ничего не начал, ты чего? – облизнув свои сухие губы, нагло спрашивает Аратаки, сдерживая пакостный смешок.       – Дурак, хвост чувствительное место.., – еле как собираясь с силами, злобно рычит генерал и пытается отстраниться, однако, сжав снова хвост, беловолосый заставляет лишь сильнее прижаться к себе. – Не трогай!       – Тш, милый. Хочешь скажу одну интересную деталь? Я слышал, как сильно тебе не хотелось идти на эту тренировку. Даже причину услышал, представляешь? Что ты там говорил, дай-ка припомню..       – Что лучше бы ты, такой огромный и сильный, меня трахнул, а не пытался завалить в песок тренировки ради, – перебивает его рыжеволосый, считая, что терять уже нечего и угрюмо пряча взгляд в золоте мелкого песка.       Подхватив чужой подбородок, наконец оставив в покое хвост, багровый о́ни заставляет взглянуть на себя, переступив через всякое смущение, – а в следующее мгновение расплывается в улыбке, ведь юноша уже приготовился для поцелуя, мило притупив взгляд и слегка вытянув губы бантиком. Нет, простое "милый" для этого великолепия слишком мелко, – подходящей степени еще не придумали, убежден Итто, наблюдая за тем, как щеки напротив снова принимают розовый оттенок.       – Всё еще хочешь уйти?       – Издеваешься?       – Угу, – слабо кивает Итто, и, обняв парнишку поперек талии, прижимает его к себе, в следующее мгновение ловя судорожный выдох поцелуем.       Нащупав чужой стояк коленом, беловолосый опускает руку ниже, вскоре размещая ее на ягодице генерала, пока тот, почувствовав опору и не увидев никакого запрета, слабо потирается о чужое бедро, тихо поскуливая от накатывающего с каждой секундой все сильнее возбуждения и уже определенно точно теряя голову.       – Давай хотя бы до хижины дойдем, щеночек?       Горо не смеет отказать и лишь убедившись за закрытой дверью, что теперь Аратаки ни на что больше не отвлечется, позволяет себе обвить чужую шею руками, припав жадным поцелуем к алым губам, что по прежнему тянутся в довольной ухмылке, стоит о́ни взглянуть на то, что он сотворил с этим мальчишкой, ведь по-другому генерала сейчас и не назовешь: он растрепан, взведен до беспамятства и уже не может сдерживать по животному пылкий темперамент, что до сих пор так хорошо скрывался.       Рыжеволосый кусается, порой тихо рычит от таких хозяйских, в меру грубых прикосновений к себе и не находит себе места, когда Аратаки снова и снова возвращается к своей полюбившейся пытке, – сжимая в руке чужой истекающий естественной смазкой член, оттягивая момент оргазма, он совершенно не стесняется облизывать, касаясь нарочно языком пирсинга, а после посасывать набухшие от ласк соски, неожиданно после хватая украшение зубами и оттягивая его, вызывая короткие судороги по всему телу юноши и долгие вскрики, распространяющиеся по комнате.       Запрокидывая лохматую голову, генерал чуть ли не плачет, ведь хочет кончить, но, прекращая стимуляцию, Итто на несколько минут попросту забывает про чужое возбуждение, дожидаясь, пока член чуть упадет, дабы потом снова продолжить, до последней капли выжимая из Горо полупрозрачную, вязкую жидкость, что, размазываясь по пальцам и ладони, в скором времени начинает уже течь по худым дрожащим бедрам, вызывая мурашки. С непривычки Горо не замечает, как выпячивает грудь, делая это как-то неосознанно, – зато сие действие очень хорошо видит беловолосый, не упуская момента съязвить.       – Ты такими темпами скоро молоко давать начнешь. Этого добиваешься? – его несвойственно хриплый, чуждый голос заставляет Горо раскрыть заплаканные глаза, совсем выпавшие из реальности и чуть ошалело оглянуть себя, не слышав совершенно вопроса и тело напротив. Эта разница в их телосложении просто нечто, – уже в третий раз поочередно осматривая оба тела, Горо жмется еще ближе, хотя, казалось бы, куда еще, дабы сравнить, чем вызывает чужую усмешку.       – Да уж, ты просто дико мал, щеночек.       Итто решает компенсировать разницу в росте, подхватывая парня под бедра и поднимая на руки, дабы после вжать его в стену, – наконец-то можно нормально взглянуть в синеву чужих глаз, вдоволь ею насладившись. Горо же, всё ещё с трудом усмиряя смущение, видит перед собой настоящего хищника, – не голодного вовсе, игривого, желающего извести, заставив без памяти потеряться в нем, добровольно оказавшись жертвой.       Пожирающие глаза горят ярким пламенем, что перекликается с огненным ураганом внутри генерала, заставляя его разгореться с новой силой, скапливаясь внизу живота плотной пеленой кипящей лавы.       – Пожалуйста, – тянет на выдохе еле слышно молодой человек, обнимая неловко торс о́ни ногами и подставляя наощупь головку его члена к своему сжатому колечку мышц, чуть ёрзая, ощущая чужие сильные руки на своих бедрах, что заставляют бесстыдно громко простонать, со стуком уперевшись затылком в стену, открыв доступ к шее.       Аратаки подготовительно входит медленно и мало, в то же время кусает чужие изящные ключицы, отвлекая от дискомфорта внизу болью сверху, – он рычит, чувствуя, как чужие коготки впиваются ему в кожу спины, оставляя после себя насыщенные длинные царапины, вкупе с громким скулежом и закатанными глазами свидетельствующие о наслаждении обладателя, который то и дело алчно сжимается вокруг толстого члена, слабым голосом умоляя дать ему больше. Больше укусов, больше наслаждения, больше себя. И беловолосый не смеет ему отказывать, в следующее мгновение прекращая дразнить и проникая всё глубже, с превеликим удовольствием ощущая, как податливо нежные стенки растягиваются головкой члена, после туго сжимаясь вокруг напряженного ствола.       Обратив внимание на чужие приоткрытые губы, Аратаки усмехается и проводит по ним большим пальцем, придерживая мальчишку одной рукой, при этом жадно наблюдая за тем, как пухлые розовые губки вздрагивают от неожиданности, обнажая белоснежные острые клычки хищника, а глазки сразу же распахиваются, глядя с вопросом.       – Открой рот пошире, ну же, – кивает, приказывая, Итто, затем проталкивая в послушно открытый рот указательный и средний палец, специально при этом задев столь притягательные зубы, слегка поцарапавшись, но лишь раззадориваясь этим и проникая пальцами чуть глубже. Горо, ошарашенно прокряхтев, нервно напрягает шершавый язык, однако быстро соображает, что от него требуется и юрко скользит по фалангам, щедро смачивая чужие пальцы слюной, слабо закатывая при этом очи и издавая тихие постанывания, обнимая при этом мужчину ногами еще сильнее, из-за рефлекторного желания свести бедра, будто его это спасет от очередного прохода чужой головки члена по ужасно чувствительному комку простаты. Он посасывает, сглатывает излишек слюны и уже вот-вот начнет плакать из-за дискомфорта от напряжённой челюсти, чем играет на возбуждении Итто.       – Хороший мальчик, – снова подхватив чужой подбородок, размазав по нему еще теплую слюну, Аратаки довольно улыбается и утробно рычит, не сдерживаясь в выражении своих эмоций и заражая этим генерала. Рыжий откровенно воет, задирая голову и скалится хищно, стоит Итто игриво замедлить темп или вообще выйти из податливого тела, оставив внутри мальчишки противную пустоту и ощущение какой-то гнетущей злости, ведь, казалось бы, конец уже вот-вот настал бы, но Аратаки терзает, изводит до умопомрачения и безжалостно, тягуче наслаждается тем, что делает, точно зная, каким будет его последующее действие: нарастание, после которого, возможно, будет резкий стоп. А может мужчина и сам уже будет на пределе и не сможет больше столь мастерски управлять собой, доводя до самого обрыва, чтобы потом разворачиваться, вызывая жалобные, протяжные стоны, сопровождающиеся таким милым выражением чужого лица.       У белокурого уже определенно непростительно сильно сносит крышу и всяческий самоконтроль снижается, позволяя демонически-животной натуре захлестнуть разум. Движения становятся грубее, раскрепощеннее, что обескураживает генерала, по-прежнему лишь одними лопатками ощущающего твердую поверхность.       И вот снова о́ни все портит, понимая, что на весу в полную сласть тела этого мальчишки не ощутить, выходя из него, через явный протест заставляя встать на пол, а затем, повернувшись к своему мучителю спиной, упереться в стену руками, показав так свой прекрасный прогиб спины во всей красе перед алчным, оценивающим взглядом горящих огнем очей. Зрелищем Итто остается доволен, собственно, как и новыми ощущениями, от которых по позвоночнику бежит электрическии ток, поднимающий мурашки; таких волнующих, приятных.       Мужчина вновь и вновь оглядывает чужое тело, украшает молочную нежную кожу укусами, что столь живо контрастируют с ее природным цветом яркими багровыми вкраплениями, следами от острых зубов непривычной формы: у о́ни слишком длинные клыки, что болезненно впиваются в кожу первыми и оставляют самые глубокие шрамы, как-то по-особенному удоволетворяющие голодный взгляд.       Ранки стремительно заливаются кровью, которую Аратаки без смущения слизывает, горячим языком проходясь по свежей ссадине, громко при этом выдыхая и еще сильнее обжигая кожу, шепча при этом пошлые комплименты, которые навострившиеся ушки улавливают с болезненной чуткостью, вгоняя юного генерала в смущение, что, смешиваясь стремительно с дичайшим возбуждением, попросту сносят голову бушующей волной.       – Маленький генерал так прекрасно скулит, точно послушная сучка. Неужто это я так сильно его возбудил, м?       Неясно что-то пробурчав и отвернувшись, чтобы чужое дыхание не жгло ухо, вызывая мелкую дрожь, рыжеволосый подается назад бедрами, на коих вскоре устраиваются чужие огромные ладони, притягивая еще ближе, пока толстый член с просто потрясающими шипами, проходящимися по нежным стенкам при каждом выходе, проталкивается все глубже под одобрительное и подгоняющее быть бодрее воркование Аратаки.       По пустому, хоть и полуразрушенному временем помещению слишком быстро и неестественно громко разносится звонкое эхо шлепков мокрой кожи о кожу с последующим характерным хлюпающим звуком избыточной смазки, что щекочет, стекая по внутренней стороне бедер к дрожащим, слабым коленям. В дополнение к сложившейся симфонии, лаконично звучат обрывки фраз, что теряются в рваных жалобных стонах, откровенных и порой уж слишком одичавших, которые разомкнутые губы, жадно глотающие воздух, не в силах сдержать.       – Я сейчас кончу, – Горо еле как находит в себе силы это сказать, перед чем бесстыдно брызнуть белесой тонкой струйкой на пол, образовав небольшое пятно, что практически сразу впитывается пыльным напольным покрытием. Ушастый чувствует, что окончательно слабеет и теряет контроль над измотанным телом, – или это чужая хватка становится сильнее, пока ритм стремительно переходит на невыносимо быстрый.       Цепляясь за руку на своей талии, второй по-прежнему упираясь в стену, царапая сухое дерево, генерал сплетает пальцы, только так возвращая о́ни в реальность и заставляя пощадить бедное тельце, замедлившись, но не сбавив резкости своих толчков, от которых перед глазами танцевали звездочки, медленно меняющие цвет с белого на ярко-красный, после и вовсе концентрируясь в двух точках друг напротив друга. Глаза. Всё такие же пожирающие, не упускающие не единой, даже самой мелкой детали, слишком циничные, а оттого столь смущающие своим вниманием, – именно они сейчас глядят в свойственной только им манере и Горо наконец понимает, что вновь оказался на сильных руках, что поднимают его как игрушку, ничего не весящую и усаживают на стол, где перед этим заботливо была разложена одежда. Обвивая шею мужчины руками и радостно виляя хвостом, Горо ластится ближе, задевая пирсингом чужую грудь, в щенячьей манере вымаливая поцелуй, – долгий, сквозь который еле слышно прорывается довольный скулеж, пока чужие пальцы играючи размазывают вытекающую из судорожно сжимающейся дырочки густую белую жидкость по промежности, что вскоре оказывается заботливо смыта самим о́ни.