Агония

— Я Дивия Шарма, глава и основная наследница своего рода. Но вы можете обращаться ко мне просто «госпожа»… Её показушная непокорность и демонстрация смелости перед ним, сначала очень раздражали Дорана. Она храбрилась, постоянно горделиво смотрела, но ошиблась, думая, что лев не учует страха. А господин Басу чувствовал его в ней. Потом он заметил, как она смотрит на этого щуплого ведающего мальчишку. И его пробивало отвращение. В этом юноше не было ни единой капли достоинства, кроме фамилии. Он не знал, чем она его так раздражала. Своим существованием априори? Или тем, что она смотрела на всех мужчин, кроме него? Или тому, как вокруг неё носились другие мужчины, а ему не позволяла сделать и шагу в её сторону? Она его боялась, и по началу его это не только устраивало, но и радовало. Он привык вселять ужас в людей, тем самым добиваясь от них всего что ему было необходимо. Мало кто хотел лишний раз пересекаться с ним. И в делах это очень помогало. Вот только ему — взрослому, состоявшемуся мужчине, обладающим некогда холодным умом, стоило уловить её саркастичный тон, и он сразу взбешивался. Дивия не искала с ним никакого пути сотрудничества, или налаживания контакта, как делали все и всегда. Наоборот. Эта асуровская девчонка делала всё, лишь бы не пересекаться с ним, а если ему удавалось её поймать, шипела и показывала когти, подобно кошке. Кошка, истинная. Так хорошо извивалась бы в его руках на его бедрах… Она дерзила ему. ЕМУ! Тому, с кем повысить тон было равносильно смерти. Знала, что он ничего ей не сделает, и пользовалась этим. Камал, будь он не ладен, носился с ней как с младенцем. А Видия, спасшись однажды от пули благодаря Деви, запретила трогать девчонку. А он бы к ней прикоснулся. Дорану было жарко, до удушья. Но внутри ему было так хорошо, что он почти ощущал как кровь начинает быстрее бежать от одной только мысли, о том, как бы он поигрался с Деви. Её прекрасные, похожие на звезды глаза, так чудесно бы закатывались назад. Дивный голос шептал бы как ей прелестно и хорошо под ним. Его госпожа, нет — королева, преклонилась бы перед ним. Он бы брал её сзади, так крепко вжимаясь в неё, накрывая своим могучим телом её спину. Представлял, как ей было бы хорошо ощущать его твердую плоть внутри. Узнала бы с ним удовольствие любовных утех. О да, он бы её утешил и повторял бы это много много раз. В ней наверняка было бы узко, и она так долго бы принимала его, а он бы так долго в неё проникал. Она наверное сейчас спит, и даже не догадывается, какие запретные мысли в голове у него плетутся вокруг неё. Он бы ей покорился, отдался сам на съедение ее неумелым, но таким желанным рукам. Доран пытался не представлять её. Не представлять мягкие руки на его львиной шее, кошачьи ноги на его бедрах, гладкие груди вровень с его грудью и темные локоны, закрывающие его лицо, когда она бы зарывалась носом в его шею и шептала бы ему свои маленькие грязные секреты. О, он бы их послушал, из её прекрасных уст. Ракшаси, не иначе. Доран поднялся с постели, не выдержав этой сладкой агонии, в которую сам себя загнал своими мыслями. Но тут же рухнул обратно, почувствовав напряжение во всем теле. Видят Боги, он устал. Бесился от того, как часто эта девчонка не желала покидать его мысли. Доран прикусил щеку. Он должен был что-то сделать с этой ноющей жаждой в его нутре. Доран никогда не отказывался от своих желаний, и ничто сейчас не мешало бы ему их удовлетворить. Он почувствовал, как в предвкушении сжался его пупок. Рука, до этого лежавшая на его грудной клетке, начала свой путь вниз. Доран почувствовал, как его кожа становилась влажной от пота, а его пальцы провели дорожку по животу. Он не смог удержаться от глубокого протяжного стона, когда его рука добралась до плоти. В этот момент его член уже встал и был тверд. Поспешными движениями он спустил одежду и уставился на свое мужское достоинство, обхваченное его собственной рукой. Доран представил себе миниатюрную руку девушки вместо своей, полностью поглощенную его похотью. Он был словно под дурманом, потерянный в собственном желании и бесконечной агонии. Каждый вдох уносил его все дальше, в его собственные фантазии. И Доран почти слышал её сладкий смех совсем рядом со своим ухом, который слышал много раз, но никогда не обращенный к нему. Он хотел бы, чтобы она смеялась для него так восхитительно, озорно, звонко. Только ему. Всегда ему, а не этому мальчишке Дубею. Он услышал, как тихо шепчет ее имя, когда в экстазе откинул голову назад в изголовье кровати. Доран зашипел и открыл рот, чтобы вдохнуть. Ему кажется начал чудиться её аромат сладкого удового дерева. Рука сильнее сжала орган, заставляя бедра податься вверх в ответ. Спираль на его пупке затянулась еще туже. Напряжение всё напирало и напирало. Быстрее поглаживая себя и ритмично толкаясь, он опять представил его девочку, на своих бедрах. С этой мыслью он кончил. Доран не был способен издать ни единого звука от того, как сильно его накрыл оргазм. Он продолжал движения рукой уже автоматически. Его член подергивался, а белая вязкая субстанция вытекала из него струями, которые уже покрывали его руки, кровать и брюки. Встав, и найдя кувшин с водой — умылся. Прикрыл глаза. Мозг, словно подпитанный наслаждением полученным ранее, лихорадочно думал. Это девчонка сведет его с ума. Как долго он ещё сможет сдерживаться и пытаться заглушать агонию по ней вот так? Он хотел большего. Он жаждал большего. И он решил, что должен заполучить свою девочку. А всякий, кто знал Дорана, понимал: его жажда всегда утоляется.