перед рассветом я отряхну свою куртку от пепла

Он устал нас любить, моя Фло. Сложил крылья и стрелы в рюкзак. Устал быть вечно упомянутым гением на чужих и греховных устах. И знаешь, несправедлив бывает отбор — кому жить и по лестнице в небо подняться, кому волочить тяжесть греха по земле. Мы не подписывали кровью договор, а пункты продолжают меняться. Без согласия, что же теперь? Ты больна, моя рыжая мечта. Говорила сама вчера, будучи в слезах, с растекшейся тушью — Паркер, у меня рак. Последняя стадия. Помолись за мою душу. А я тоже устал, понимаешь? Но я не всемогущий дух, а всего лишь человек — у меня работа пять дней в неделю, и выходной один, дай бог, без разговоров о поставщиках и контрактах. Без мыслей, что дебет с кредитом сойдётся, без вызовов на ковёр, где отчитают за не ту букву в отчёте. Без всего, что касается работы… А мне смешно, до кривой улыбки. Больно. Обидно. Противно. От тоски, от собственного бессилия. От того, что не любил, как ты хотела — не давал расправить крылья. От того, что сжимаю руку твою и любуюсь блеском любимых глаз… В последний раз. А на следующий день ты ушла тихо, оставив после себя воспоминания длиною в жизнь. Такие, что режут, будто ножи. Бог все ещё меня не любит, Фло. И, кажется, бессмысленно ему угодить стараться. А тебе, надеюсь, подарит шанс влюбиться вновь. Да так, что у него "не влюбиться" не будет шанса.