Надрывное жаркое дыхание обжигает губы, кожа горит и плавится от бесчисленных прикосновений. Тигнари вьется, не понимая сам, пытается он от них уйти или подставиться, позволяя сухим ладоням вжаться в своё тело сильнее. В голове морок, картинка плывет перед глазами, он не может сфокусироваться, различая где-то внизу лишь ворох белых волос да искрящие угольки жадно голодного взгляда.
Жарко и томно. Тянущее возбуждение в паху, свиваясь тугими жгутами, накатывает и отпускает, не позволяя подойти к черте слишком близко.
Тигнари кажется, что еще немного — и он потеряет связь с реальностью, но влажные поцелуи внизу живота, на бедрах и тазовых косточках прочно привязывают его к происходящему. Ему недостаточно — в мыслях лишь «больше-больше-больше, пожалуйста, мне нужно-», и в момент, когда он открывает рот, чтобы взмолить об этом, головку его члена милосердно обхватывают ртом.
Тигнари просыпается.
По-прежнему тяжело дыша, он чувствует, что сильно возбужден. Рядом бесшумно спит Сайно. Подложив под щеку ладонь, лежит на боку, его поза безмятежна и расслаблена. Тигнари старается на него не смотреть — тихо переворачивается на спину, успокаивает дыхание и пытается очистить мысли, чтобы снова погрузиться в сон. Выходит скверно — он ощущает близкое присутствие Сайно почти всем телом, его кровать недостаточно большая, чтобы дать ему больше пространства, и тепло чужой кожи даже на расстоянии дразнит его распаленный ум.
Он встает, стараясь двигаться как можно тише, но дыхание Сайно все равно сбивается, знаменуя его пробуждение, и он спрашивает:
— Что-то случилось?
Хриплый и низкий спросонья голос заставляет хвост возбужденно дернуться, а уши — заинтересованно навостриться. Очень хочется развернуться, прижаться к разморенному сном телу, вплавиться губами в теплую шею, проложить жадными пальцами путь вниз, чтобы… Мотнув головой, Тигнари тихо отвечает:
— Все в порядке, просто хочу выпить воды. Спи, сокровище.
Сайно, успокоенно угукнув, моментально проваливается обратно в сон, успев лишь нежно огладить его предплечье кончиками пальцев. Прикосновение разгоняет ток пламени по венам, и Тигнари судорожно выдыхает. Он тихо покидает дом, безукоризненно ориентируясь в темноте.
Ночная прохлада немного остужает перевозбужденную голову, и после нескольких жадных глотков свежего воздуха Тигнари опускается в падмасану прямо на пороге, прикрывает глаза и отпускает мысли, позволяя им свободно проходить через него и не цепляясь ни за одну.
Рассвет едва трогает горизонт холодно зелёной лентой, когда Тигнари поднимает веки, открывая миру эталонно спокойный взгляд, и отправляется досыпать в любимых тёплых объятиях.
***
На утро Тигнари понимает, что ночь не прошла бесследно. К счастью, явного возбуждения он не чувствует, но его реакция на Сайно… более обостренная, чем обычно. Ко всему прочему, из-за лёгкого недосыпа, ворчит он явно язвительнее и чаще.
Рутина проходит сумбурно: все валится из рук, мысли вылетают из головы — за пару часов Тигнари успевает забыть котелок на печи, перепутать маршруты нескольких дозорных, выдать Коллеи старый патрульный журнал вместо новой учебной литературы и чуть не забыть колчан со стрелами на собственный обход.
— Ты сам не свой сегодня. Что-то все-таки случилось? — обеспокоенно спрашивает Сайно, когда они идут к устью реки.
Тигнари вздрагивает. Только благодаря ему все не пошло прахом с концами — Сайно был на подхвате все время, не допуская крупных оплошностей, и его стоит поблагодарить за это, но, подойдя со спины и бережно коснувшись поясницы, он провоцирует новую волну возбуждения, вышибающую из головы связные мысли. Тигнари огорченно взрыкивает.
— Я… не совсем. Я видел сон этой ночью, — признаётся он, в раздражении дергая ухом.
— Действительно? — шагнув вперёд, Сайно ровняется с ним и заинтересованно заглядывает в глаза. — Это было что-то тревожное?
— Совсем нет, — качает головой Тигнари. — Он… был о нас. Это был эротический сон, но точно не воспоминание, скорее набор привычных образов, собравшихся воедино. Это был странный опыт, картинка словно размылась, и я не видел твоего лица, но мои ощущения, мое возбуждение словно выкрутили за пределы разумного. Если сравнивать, я бы сказал, что даже в тот раз, когда у одного из тестовых образцов выявились стимулирующие либидо свойства, я не чувствовал
настолько сильно.
Взгляд Сайно, сначала заинтересованно полыхнувший, тяжелеет от возбуждения к концу речи. Обхватывая запястье Тигнари, он останавливает его и встает напротив, почти не оставляя между ними пространства, жадно вглядываясь в глаза, вкрадчиво интересуется:
— Ты хочешь сказать, что все это время вёл себя как слепой лисёнок, потому что?..
— Потому что с самого утра чертовски
хочу тебя. Да, Сайно, — проникновенно глядя в глаза, сообщает Тигнари, и тот тихо стонет, притягивает его к себе.
Тигнари утаскивает его под крону раскидистой адхигамы, в тенистое укромное место, не отрываясь от желанных губ и горячей кожи. Сайно притискивает его к себе, жадно потираясь, ловит мурчание и тихие стоны губами и чувствует себя обезумевшим подростком, дорвавшимся до первого секса. Его буквально трясет от возбуждения, хочется здесь и сейчас, не думая о последствиях, но приходится с глубоким успокаивающим вдохом взять себя в руки и оторваться от покрасневших сочных губ.
— Мы не можем заняться сексом в лесу, — тихо шепчет он, не переставая гладить и сжимать тело Тигнари то тут, то там.
— Не можем, — соглашается Тигнари и оставляет возбуждающе острый укус под лентой на шее. — И посреди Гандхарвы в разгаре дня тоже.
— Верно, — выдыхает хрипло Сайно, прижимаясь губами к основанию уха. — Значит, придется потерпеть до вечера.
— Придется потерпеть, — вторит Тигнари, прежде чем утянуть его в еще один пламенный поцелуй.
***
Это похоже на пытку.
Посвященный в тайну Сайно не делает положение легче: словно нарочно крутится возле Тигнари, даже когда в этом нет необходимости, касается чаще — можно сказать, почти не отнимает рук от его тела, ведь постоянная тактильность для них в порядке вещей, — а его редкие реплики звучат так, что хочется рухнуть на колени на месте и позволить жадно поиметь себя в рот.
Возбуждение и предвкушение не отпускают ни на секунду и остается только благодарить Селестию за свободные одежды обоих, скрывающие их
заинтересованность в грядущей ночи.
Тигнари не помнит, когда в последний раз так сходил с ума, так самозабвенно желал чего-то и считал секунды до. Мысли мешаются в кашу и, честное слово, узнай Сайно о количестве похабных каламбуров, возникающих в его голове, он бы им гордился. Потому и не узнает.
Ему хочется свести взаимодействие с Сайно к минимуму, его почти колотит от самых обыденных вещей — от привычно проступающих в движении мышц под смуглой кожей до простого пересечения взглядов.
И кажется,
напряжение между ними настолько очевидно, что к концу дня в их компании может находиться лишь Коллеи — слишком юная и непорочная, чтобы считывать атмосферу такого характера, слишком заземляющая обоих. Семейный ужин проходит спокойно. Они провожают Коллеи до дома, желая спокойной ночи, — Тигнари мягко целует в лоб, Сайно ласково и немного неловко треплет макушку, вызывая легкий румянец на веснушчатых щеках. После вместе убирают со стола и, пока Тигнари моет посуду, Сайно уходит в душ.
На мгновение кажется, что буря утихла. Умиротворение, принесенное теплой семейной атмосферой, притупляет беснующиеся чувства, и Тигнари позволяет себе раствориться в уютном тепле и ни о чем не думать.
Сайно разжигает его вновь за секунду, обхватывая за пояс горячими руками и утыкаясь носом в загривок, прижимаясь к ягодицам полувставшим членом и жарко выдыхая в кожу.
Тигнари пробирает крупной дрожью, он откидывает голову на надежное плечо позади и тихо стонет, чувствуя укус на чувствительной коже. Сайно, словно дичая от этого, сжимает его крепче, трется и беспорядочно рассыпает кусачие поцелуи по шее, твердея сильнее.
— Стой, — шепчет Тигнари из последних сил. — Сайно, угомонись, мне тоже нужно в душ.
Сайно выпускает его с явной неохотой, отступает для верности на пару шагов и послушно опускается на кровать, замирая в ожидании.
— Как ты хочешь? — спрашивает Тигнари, отдышавшись.
— Я не готовился, — отвечает Сайно и, ехидно приподнимая брови, дошучивает: — но твой
конец к концу приведу в любом случае.
— Сайно! Бездна дери тебя и твои шутки, — Тигнари рычит, благодаря годы бок о бок с ним за стойкий иммунитет к дурному юмору, — только из-за этого у него сейчас не упало желание иметь хоть какую-то связь с этим беспардонным шакалом.
— Иди уже. Иначе до душа ты не доберешься, — хмыкает Сайно. — Или я не сдержусь и пошучу еще о том, что драть меня можешь…
— Да твою мать!
Тигнари швыряет в него полотенцем и скрывается от потока его шуток. Через секунду возвращается — за полотенцем. Сайно тихо смеется, безуспешно маскируясь кашлем.
Горячая вода в секунду смывает вспыхнувшее возмущение, нагревает кожу и усиливает и без того острую чувствительность. Быстро смыв тревоги и напряжение прошедшего дня, Тигнари переходит к подготовке. Ему
хочется. До боли в перенапряженных яйцах, до дрожи по телу и сбитого дыхания хочется почувствовать Сайно сполна — неважно как. Сайно хочется тоже, он знает об этом. Пусть тот и пообещал — в своеобразной
абсолютно идиотской манере, — удовлетворить их желание любым способом.
Когда Тигнари впитывает последнюю влагу с хвоста, полотенце принимает вид абсолютно непрезентабельный, поэтому он просто отжимает его и вешает на крючок, оставляя хлопоты завтрашнему себе — уравновешенному, здравомыслящему и
качественно вытраханному.
О, в качестве предоставляемых услуг он ни секунды не сомневается.
Возвращается в комнату он абсолютно нагим и с крепко стоящим членом.
— Вот как, — пропустив вдох, произносит Сайно. По ситуации лицо его слишком спокойно, но Тигнари знает, куда смотреть: на вмиг сжавшие ткань шорт пальцы, на сильно вздымающуюся грудь и, наконец, на непроглядно потемневший обожающий взгляд. Сайно возбужден до предела. Сайно выдыхает на грани слышимости: — Иди ко мне.
И Тигнари идет. Седлает напряженные бедра, ожидая прикосновения к себе как приговора, как освобождения — как вознесения и грехопадения в одном лице. Сайно оглаживает его ноги от колен до паха самыми кончиками пальцев, разливая под кожей жидкое пламя, и несдержанно впивается в ягодицы, рывком подтягивая вплотную к себе. Тигнари шипит от удовольствия, хватает за волосы, жадно целует.
Сайно зарывается рукой во влажный мех у основания хвоста, сжимая и прочесывая, звучно разрывает поцелуй, спрашивает:
— Помочь тебе высушить хвост?
— Архонты, Сайно, плевать на хвост. Я так сильно хочу тебя, что сейчас свихнусь, — тараторит Тигнари, потирается влажной головкой о теплую кожу на животе и рвано вздыхает. — Клянусь, если ты не возьмешь меня сейчас, я сдохну от перевозбуждения.
— Как скажешь, — выдыхает Сайно ему в плечо и бережно укладывает на кровать.
Тигнари тут же притягивает его к себе, вжимаясь носом в изгиб шеи, прослеживая языком дорожки заполошно бьющихся вен, дурея от вкуса и запаха смуглой кожи. Его глаза закатываются в удовольствии и он мурчит, пока Сайно, сосредоточенно пыхтя от неудобства, одной рукой стаскивает свои шорты.
Соприкосновение голых бёдер ощущается разрядом электричества по нервам. Тигнари захлебывается слюной, ощущая влажную головку члена, упершуюся ему в лобок.
— Я хочу знать, — низко мурчит Сайно в основание его уха, вибрацией голоса провоцируя возбужденную дрожь на кончике хвоста, — что мы делали в твоем сне. Расскажи мне, На-ри.
Тигнари задыхается. Сжимает пальцы на напряженных плечах, плотно оглаживает смуглый бок коленом, раскрываясь, сипло делится:
— Ты ласкал меня. Целовал в живот, кусал за бедра. Мучил, не давая того, чего мне хотелось больше всего. Смотрел. Не отрывал взгляда от моего лица. Тебе это нравилось…
Сайно довольно растягивает бессловесное «вот как», касается губами скулы и ловко ныряет вниз, подхватывая удобно отведенную ногу под коленом и остро смыкая зубы на нежной коже внутренней стороны бедра. Выгнувшись, Тигнари сглатывает и опускает взгляд, встречаясь лицом к лицу со своей грезой: он видит теперь слишком четко вожделение на любимом лице и тонет в оттенках похоти на дне чужого зрачка.
Как будто побывав во сне, Сайно повторяет путь, проложенный его губами и языком прошлой ночью. Снова опрокинутый в жар дразнящих поцелуев, Тигнари судорожно цепляется пальцами за сильное предплечье и растрепанные влажные волосы, жадно выхватывая глотки воздуха между немыми стонами. Сайно
реальный все-таки выбивает из него скулящую мольбу:
— Пожалуйста, Сайно. Ты так сильно нужен мн-ах!
И не дает закончить, сноровисто опускаясь ртом на изнывающий член, свободной рукой лаская мошонку и дразняще опускаясь ниже. Тигнари почти колотит, и его глухие стоны неровно вырываются из груди, пока он пытается собрать мозги в кучу, чтобы вспомнить, куда подевал флакон смазки. Но Сайно прекрасно справляется со всем сам, — и будь Тигнари в чуть более вменяемом состоянии, может, и сообразил бы, что к чему, — через несколько глубоких движений головой с глухим хлопком выпускает головку из губ, вновь впивается зубами в бедро и контрастно нежно толкается в него двумя влажными пальцами.
Тигнари скулит, пока его кожа расцветает метками под жадными губами, а костяшки Сайно с нажимом упираются в промежность — он умело ласкает его, внимательно наблюдая за реакцией, за удовольствием, открыто проявляющимся на лице. Возвращается к члену, и Тигнари приходится прикусить свое запястье, чтобы не перебудить половину дозорных несдержанно громкими стонами.
Ему хорошо до безобразия, до цветных вспышек перед глазами и мелко подрагивающего хвоста. Сгибая вторую ногу, Тигнари упирается пятками в кровать и изгибается, мечется в испепеляющей страсти, забывая дышать, жмурясь и скуля. Сайно становится слишком много, когда свободной рукой он находит основание хвоста и с выверенной силой оттягивает и сжимает его, выбивая из Тигнари задыхающийся рокот.
Еще немного.
Мучительно медленно, плотно обхватывая губами ствол, Сайно снимается с члена и убирает руки, оставляет трепетный, слишком нежный после столь безумной стимуляции поцелуй на подрагивающем животе. Он замирает напротив Тигнари, безуспешно пытаясь перевести дыхание, и жадно впитывает эмоции на его лице.
— Могу я?..
— Твою мать, Сайно, да, — вымученно перебивает Тигнари. Он хочет обхватить ногами его торс и притянуть к себе, но те, подрагивающие и ослабевшие, лишь легко сжимаются на поджарых тяжело вздымающихся боках. — Да, да, для тебя всегда
да, пожалуйста.
— Я люблю тебя, — выдыхает Сайно ему в губы, прежде чем чувственно, глубоко поцеловать.
Его приглушенный стон оседает на языке Тигнари, когда он обхватывает свой член, чтобы в пару движений распределить смазку, а после — они звучат в унисон, упиваясь долгожданным единением. Сайно замирает, проваливается в глубину расширенных зрачков, пытается разом охватить взглядом блаженный излом бровей, прихваченные клыком алые губы, дрогнувший кадык — он не хочет упустить ни единого проявления удовольствия его любимого.
— Не медли, Сайно, пожалуйста, — молит Тигнари, оглаживает ладонями ладный торс, цепляет подушечками напряженные соски и нежно обхватывает за шею. — Са-а-а-ай-но!
Плавно качнув бедрами, Сайно припадает губами к разгоряченному румянцем плечу, помогает неверным ногам обхватить себя за пояс и, поймав баланс упором на локоть, первыми сильными толчками выбивает из Тигнари отрывистые стоны. Кусая губы, Тигнари пытается быть тише — безуспешно, пока перед глазами искрит и плывет, пока любимое лицо, исполненное благоговением и удовольствием, так близко к его собственному, пока Сайно так чертовски хорошо двигается в нем, наполняет и распаляет.
Дышать с каждым движением тяжелее, словно раскаленный воздух густеет вокруг них, переполняется пряным запахом секса, забивая рецепторы и мешая связно мыслить. Тигнари оглаживает ладонью покатое плечо, спускается, минуя локоть и предплечье, к запястью, трепетной лаской дразнит тонкую кожу и сплетает их пальцы, с силой сжимая на очередном чувствительном проникновении, желая показать, как ему хорошо, еще и тактильно.
— Быстрее, Сайно… — шепчет одними губами. — Еще немного. Мне нужно лишь…
Сайно ускоряется, и Тигнари теряет мысль.
— Ты… такой красивый, золотце, — хрипло, с придыханием бормочет Сайно, чувствует, как разметавшиеся волосы бережно отводят от лица, и без лишних слов склоняется к любимым губам, кусая нижнюю и обласкивая верхнюю языком. Тигнари подается вперед, скрадывая высокий стон неряшливым и неловким, но самым вкусным и желанным поцелуем.
— Хочу… иначе.
Сайно кивает, отстраняясь и с неохотой покидая его тело, и, когда Тигнари переворачивается, вставая перед ним на колени, понимает,
чего именно ему не хватало. Не сдержавшись, он склоняется и прикусывает раскрасневшуюся ягодицу, ловит в ладонь мелко подрагивающий кончик хвоста, любуется растянутым, раскрытым для него кольцом мышц — перехватывает хвост у основания, притягивает за него податливые бедра и уверенно толкается обратно в растраханное нутро. Тигнари тонко стонет, притирается плотнее, до дрожи восхитительно сжимая его внутри, и медленно качает бедрами, подстраиваясь под движения. Едва поймав общий ускоряющийся ритм, он обхватывает ладонью свой член, а в предплечье второй руки остервенело вгрызается клыками, чтобы не кричать слишком громко.
Плотнее сжимая пальцами хвост и чуть потягивая его на себя, Сайно кусает губы, глуша собственный голос, и мечется взглядом по изгибающейся спине — от сильных плеч и острых лопаток, перечеркнутых бледными ветвями молнии, до растянутого на его члене кольца мышц, считая родинки и мелкие шрамы, чтобы не свихнуться окончательно. Но вид Тигнари, крупно вздрагивающего от сильных толчков, частые шлепки от столкновения их бёдер и щекочущий чувствительную грудь хвост толкают его к грани. Он чувствует пульсирующее сокращение мышц, меняет темп, вбиваясь коротко и часто, усиливая стимуляцию, и накрывает ладонь Тигнари своей, ускоряя движения на его члене.
Тигнари кончает с протяжно дрожащим стоном, гнёт спину и сводит ноги, переживая оглушительный оргазм. Падает на простынь, соскальзывая с члена Сайно, пока тот, навалившись сверху и прижавшись носом к любимой шее, сжав руками его ягодицы, остервенело вбивается между ними и вскоре вонзает зубы в плечо, чуть в стороне от основания шрама, беззвучно пачкая спермой тигнарин хвост. Обмякает, в блаженной неге слушая довольное мурчание, чувствуя ластящийся к бедру потрепанный хвост.
— Это было хорошо, — тихо резюмирует Тигнари.
— Мхм-м. Будет ещё лучше, когда доберемся до душа и нормально позаботимся о твоём хвосте, — отвечает Сайно, осторожно переваливаясь на бок, нашаривает мягкую ладонь и притягивает к себе, недовольно хмурится: — Ты снова перестарался с зубами, мой хороший.
— Не моя вина, — беззаботно жмёт плечами тот. — Не волнуйся, стянется через пару дней.
Сайно недовольно пыхтит.
— Так не пойдёт. Идём, я позабочусь о тебе.
И Тигнари послушно позволяет утянуть себя с кровати: обрабатывать укус, вычищать и просушивать хвост, принимать и отдавать трепетное внимание, обмениваться словами любви — что угодно, на самом деле.
Сайно он может и хочет позволить всё.
