***
22 марта 2024 г. в 22:16
Ганя водил старые, в хлам разбитые «Жигули» своего отца; машина была такой потрепанной, что невозможно было даже угадать ее изначальный цвет. Этой очевидной бедности Настасья не постеснялась – сама же такая была, пока Тоцкий не «благословил» – и села на заднее сиденье, пытаясь не замечать того, как Ганя светится от радости, словно только что выиграл в лотерею.
На самом деле Настасья понимала, что, коли Рогожиным она не может насытиться, Ганя покажется не то что закуской, а так, аперитивом, но все же не могла удержать себя: хотелось именно что попробовать, увидеть, как он будет стараться все обставить, дабы не показать Настасье удушающую бедность своей семьи. Бесплатное цирковое представление, а на выходе, если повезет, еще и дадут член!..
Комедии не получилось: оказывается, Ганя снял комнату в темном, сыром, холодном мотеле, где для полной атмосферы фильма ужасов не хватало только мумии, сделанной из трупа матушки местного директора. Их комнатка была на втором – и последнем – этаже, с кругленьким окошком, выходящим на крышу. «Чудно, – думала Настасья, пока Ганя запирал дверь и раздевался, – бежать нужно будет недалеко».
Ганя присел на кровать и прижал колени к груди; он казался таким хрупким и беззащитным, совсем не как час назад, глотая одно пиво за другим на вечеринке. Настасья, не спеша пока снимать короткое платье, присела рядом и провела рукой по спине парня; вдоль его позвоночника побежали крупные белые мурашки.
Ганя вообще не думал, что Настасья согласится – так, ради шутки предложил, причем ради шутки над самим собой, а вот оно как получилось!.. Мало того, что в машину села, так еще и поехала с ним туда, куда он захочет, не сопротивлялась, не задавала никаких вопросов. А если бы он ее завез на какую-нибудь парковку, да там и?..
Здесь он сам себе врет: вот кое-кто другой, тот, кто летом в шубе, а в кризис – с деньгами, он не погнушался бы и парковкой. А Ганя так не может, и без согласия тоже не может – честный, благородный до мозга костей, хоть где-то батька правильно воспитал; впрочем, Варька бы сказала, что Ганя в таком же духе может требовать медаль за помытую посуду: никого не хвалят просто за то, что он приличный человек.
Ганя не думал, что он был влюблен в Настасью, и даже не тешил себя надеждой, что она может чувствовать что-то к нему. Если бы ему удалось переспать с ней, это бы считалось достижением, но и только – никакого чувства, никакой радости Ганя бы не испытал, наверное, еще бы и стал себя стыдиться, но эти разумные мысли никак не останавливали его, когда Настасья вот, прямо здесь, только протяни руку!..
Он сам стащил с нее платье, стараясь сделать так, чтобы не дрожали пальцы, и чуть было не задохнулся, увидев ее алые трусики. К счастью, дальше Настасья все взяла на себя: поцеловала его, повалила на постель и сама стянула с себя белье. Что было дальше, Ганя не сильно запомнил.
– Ты же не думаешь, что я теперь твоя девушка?
Ганя, только-только отошедший от оргазма и теперь натягивающий трусы, даже не сразу понял вопрос.
– А? Нет, конечно, не думаю. – Он лгал, но Настасья, с ее полными боли глазами, наверное, и не раскусит его.
– Хорошо. – Настасья откинулась на желтоватые подушки, даже не пытаясь прикрыться одеялом. – Хорошо.
У Гани слипались глаза, но ему отчего-то казалась, что Настасья спать вообще не настроена.
– Я бы не хотела, чтобы ты надеялся на что-то большее, – глухо произнесла она. – Я с тобой поехала только потому, что Рогожин…
– …был занят, спасибо, я уже сто раз это слышал! – взорвался Ганя. – Можешь ты хоть сейчас меня не унижать?!
Настасья хмыкнула, перевернулась на живот и спрятала лицо в подушку.
– Для девственника ты хорош, – выдала девушка через полминуты молчания. Ганя густо покраснел.
– Вообще-то я не девственник.
– Отсос в машине от Аглаи не считается, – буркнула Настасья. Ганя покраснел до настоящего жара.
…На утро Настасья стояла под ледяным душем в узкой кабинке с желтоватым кафелем, где было настолько грязно, что здесь мог долго находиться лишь один грибок, а мокрицы, пробегавшие по ногам, были привычны уже ко всему – до такой степени, что не боялись даже направленной прямо в хитиновые спинки струи душа.
Достав из своей косметички небольшую бутылочку скраба, Настасья принялась размазывать его по телу, стараясь не обращать внимания на ледяную воду, не вдыхать влажный запах гниющих полотенец, не смотреть на желтоватую плитку. Вот она, бедность, родная, разве ты не этого хотела?..
Дверь со скрипом приоткрылась, но девушка слишком любила себя для того, чтобы вылезать из ледника в еще больший холод, чтобы сохранить свою приватность. Оказалось, зря: уже через какую-то минуту на пороге замаячил Ганя, уставился на голую Настасью, будто физически не был в силах оторвать взгляда, и положил ладонь себе на пах.
Настасья видела свое тело каждый день и никак не могла понять, что же в нем такого привлекательного. Нет, конечно, ее формам завидовали многие, но самой девушке бросалось в глаза только то, что можно было назвать недостатками: чуть сколотый передний зуб; сломанный в детстве и после этого криво сросшийся мизинец левой руки; короткие темные волоски около сосков… Пытаясь отвлечься от этих мыслей, Настасья повернулась к Гане так, чтобы он мог идеально разглядеть ее спереди, и улыбнулась.
Почему-то это возбуждало ее сильнее, чем животная ебля в провонявшей аристократией усадьбе Рогожина; Ганя не был хорошим любовником, совсем нет – секс носил почти символический характер, как говорили ее товарки в старшей школе, «сунул, вынул и пошел». Не было в нем ни следа богатырского телосложения, отличавшего Рогожина, ни особенного джентльменства… Но вот странность: почему-то именно с Ганей Настасья переставала ощущать себя подстилкой и открывала в себе что-то другое, что-то… темное.
Силу, при правильном применении которой можно было уже выбирать свадебные платья.
Настасья, как и любая здравомыслящая девушка, с долей здоровой ехидцы относилась к идее «тикающих часиков», однако сейчас, в потных объятиях Гани, прижатая к ледяной стенке выключенного душа, она подумала, что пора наконец остепениться. Не с ним – конечно, нет… С кем-нибудь хорошим. С кем-нибудь ответственным.
К сожалению, мужчин, юношей и даже мальчиков, похожих на этот ментальный портрет, вокруг Настасьи было днем с огнем не сыскать, хоть убей.