"Лучший способ избавиться от врага — сделать его другом." Генрих IV
Юнги ненавидел свою работу в редких случаях. Например, когда ему приходилось прибирать дерьмо за «не рассчитавшими силу» клиентами, которые по утру легко откупались купюрами, а после преспокойно уезжали на тонированных тачках в столицу, чтобы там вершить свое правосудие. Вот и сейчас Юнги с раздражением оглядывает комнату, где еще десятью минутами ранее пол был усыпан сотнями осколков, и тянется к внутреннему карману пиджака в поисках пачки сигарет. Без никотина он тут и пяти минут не выдержит. Юнги на самом деле никогда не был каким-то там моралистом, считающим, что убийство и насилие – это плохо. Как говорится, сколько людей, столько и мнений. Без тьмы не будет света и все вот в этом духе. И все бы ничего, но терпеть он не мог именно таких уродов, как тот же Квон. И пусть этот номер вчера бронировал не он, именно его рожа пришла на ум первой, когда Мин увидел масштабы ущерба. Но больше раздражала даже не уничтоженная композиция из дорогостоящих ваз, не битое зеркало, осколки которого свисали со столика шипами, а изувеченный паренек-омега, который на утро был найден при уборке комнат прислугой. Мальчишка был пристегнут стальными наручниками к спинке кровати, все запястье его было изодрано в кровь, будто он отчаянно пытался вырваться из захвата металла, белые простыни были усеяны рубиновыми каплями крови, а лицо омеги опухло, словно он проплакал всю ночь. Юнги видал и не такое в комнатах Гоморры, после Квона и вовсе пару раз находил бездыханный фарш в простынях, но каждый раз, как в первый. Ему бы уже привыкнуть, приноровиться, а он все всякий раз хватался за пачку сигарет и нервно щелкал зажигалкой, пока, наконец, не удавалось нормально закурить. И ладно там людям кости ломать во время каких-нибудь пыток, чтобы что-нибудь вытащить нужное, но вот ломать чужие конечности специально во время секса просто чтоб член лишний раз дернулся, это же вообще кошмар. — Красота, — хмыкнул Юнги, заглянув в ванную комнату, которой тоже не удалось избежать бешеного натиска того, кто изрядно попотел, пока бил все, что можно было разбить во всем номере. Альфа недовольно покачал головой и вышел наружу, затянувшись порцией никотина. Настроение его теперь было изрядно подпорчено. Под внимательным блеклым взглядом альфы, паренька, завернутого в халат, врачи вытащили в коридор и повели к медицинскому кабинету. Тот явно едва передвигал ногами-тростинками, отчего одному из лекарей приходилось поддерживать его за подрагивающие плечи. Юнги ничего не сказал, лишь проводил три сгорбленные фигуры до того момента, пока они не скрылись за углом. — И почему вся эта ху… — Юнги так и не договорил, его голос перекрыл оклик из недр комнаты, который заставил его тут же обернуться. Из спальни высунулся один человек из персонала, который до этого занимался уборкой. Он сначала съежился, когда альфа полоснул по нему острым взглядом, а потом протянул небольшой нож-бабочку, испачканную, очевидно, в крови. — Это нашли под кроватью, — парень протянул находку Юнги и тот взял нож самыми кончиками пальцев, брезгливо осмотрев его. — Это не наше? — Нет, господин Мин. — Ладно, — он вернул нож парню и кивнул, — упакуй и принеси в мой кабинет. — Хорошо, господин Мин, — послушно мотнул головой паренек и скрылся за дверью. Альфа завелся куда больше. Мало того, что комнату разнесли, так еще и каким-то чудом умудрились протащить в Гоморру свое холодное оружие. И если первый пункт еще допускался, то второй кричал о вопиющей халатности охраны, которая должна заниматься проверкой еще у входа. Как бы Гоморра не чтила своих клиентов, как и их замашки, на ее территорию все равно было запрещено приезжать с любого вида орудием, то же касалось и личных телохранителей. Никаких потасовок все равно здесь не допускалось, люди четко следили за порядком и тем, чтоб гости не вздумали бушевать лишний раз, поэтому о своей безопасности клиентам волноваться не приходилось, но вот притащить гребаную бабочку для того, чтобы спустить шкуру омеге. Это какой-то новый фетиш очередного импотента? Омеги, как, впрочем, порой и альфы, в Гоморре были товаром. Стоит отметить, что не таким, какой можно было бы найти в любом среднестатистическом борделе, а довольно высококлассным. Здешние ребята не были забитыми щенками или пустоголовыми дырками, которые туго имитировали удовольствие, а являлись послушными и непорочными детьми Содома, желающими искупить свой грех. Философия, внедряемая в их до блеска вычищенные умы в Содоме, напоминала всем известное выражение «клин клином вышибают». И уверовавшие в нового Бога детки были готовы на все, чтобы стать чистыми и непорочными вновь. Покладистый товар стоил своих денег. А еще его было очень сложно найти, так как он на дороге не валялся, а потому за каждую царапину на теле сотрудника клиент должен был платить соответствующую цену и не всегда речь шла о деньгах. Чонгук терпеть не мог пренебрежения. На его пути в работе встречались люди, которые слепо веровали в то, что человек, исполняющий их самые мерзкие прихоти, будет всегда подле них послушно жрать результаты собственных услуг, но таких зазнавшихся индюков ждал жестокий урок. Юнги лично приходил по души тех, кто смел смотреть на его господина свысока, а после заставлял их сполна расплатиться за каждый из грехов. Похоть, жадность, гордыня… Человек, снимающий этот номер минувшей ночью, ушел не выплатив столько, сколько должен за чужие увечья. К тому же он нагло нарушил один из запретов Гоморры, посмев принести для развлечения орудие на территорию того, кто встречал его ласково с распростертыми объятиями. Юнги уже представлял насколько Чонгук будет рад услышать о том, что кто-то на его земле осмелился играть по своим правилам . Альфа сначала сходил до книги записей, чтобы узнать кто именно бронировал комнату. Камер в коридоре на этаже не было, угловая комната попадала в слепую зону и потому идти к посту охраны не было смысла, однако, Юнги все равно собирался наведаться к этим остолопам сегодня, чтобы выяснить в чью смену в Гоморру прошел человек с оружием. Первым делом взгляд Мина упал на карту омеги, которая в базе данных автоматически прикреплялась к номеру заказа. Система читки здесь была примитивной, пару раз щелкни – и все вылезет наружу, а в этих прикрепленных карточках было отмечено даже количество половых партнеров, которые были у омеги с кем-либо. Здесь за этим строго смотрели, так как даже в зависимости от этих цифр устанавливалась своя цена, которая отдельно закреплялась за каждой услугой. Отдел перерасчета и финансов явно вместо воды потреблял собственные слезы, учитывая, что все приходилось пересматривать ежедневно, пусть омег в Гоморре было и не так много. Первым Юнги выцепил возраст бедолаги, тому едва исполнилось шестнадцать. Куда неприятнее выделялся тот факт, что это был первый половой партнер паренька. — Блядство, — не сдержался альфа, ладонью ударив по столу, на что тот отозвался вибрацией. Бета, стоявший позади, нервно дернулся, но не проронил ни слова. Господин Мин тут всем был известен взрывным нравом. Честно говоря, Юнги всегда было плевать под кого и кого подкладывали. Если в первый год его и корежило от всего этого, то со временем восприятие как-то притупилось, а вместе с ним и какие-то лишние чувства. Это стало похоже на естественный ход вещей, что-то из серии «выживает сильнейший» и все в этом духе. Единственное, к чему у альфы за годы службы так и не выработалось хладнокровие, так это восприятие самого факта, что у кого-то и вправду встает член на малолеток. Так не абы каких, а истерзанных и зареванных. В этой картинке Юнги не видел ничего возбуждающего, разве что какое-то омерзение, которое у него стоически прослеживалось к детям еще с подростковой поры. Сопливые омеги и вовсе в альфе побуждали лишь раздражение, но уж точно не дикое желание, так что в этом соблазнов он не видел. А кто-то ведь платил за это миллионы вон. И, о чудо, зачастую имели столь специфичные запросы те, кто имел за спиной собственную семью и растил нескольких детей. Грустно, досадно, но ничего не поделаешь. Юнги в дела вмешиваться не планирует, пока не получит указ, будто верный пес палку в зубы. Он распечатал всю необходимую информацию и, подхватив несколько листков, покинул кабинет, широким шагом пересекая пространство. Ему еще нужно будет узнать, что с тем омегой, чтобы с полным комплектом отправиться на отчет к Чонгуку, который наверняка уже оповещен о столь неприятном инциденте. И упаси Сатана, чтобы у него сегодня было херовое настроение.***
— Тэхен, ты что-то хотел? — альфа вытер влажные волосы махровым полотенцем и оставил его болтаться на широком развороте плеч, глядя прожигающим взглядом точно в карамельные глаза напротив. От альфы пахло сандалом, освежающей мятой и чем-то морозным, но это наверняка уже нотки геля для душа, который все еще приятным ароматом витал около распаренной кожи мужчины. Та переливалась в свете дня бусинками воды, которые наспех стекали по скулам и вискам, пропадая где-то у острой линии челюсти, и попадались на глаза лишь в области мощной шеи, где от рокота слов призывно вздрагивал кадык. Альфа только вышел с душа. Без своей привычной укладки, без всей этой роскоши дорогих аккуратных костюмов и напускного лоска, в одних лишь серых спортивных штанах, которые держались на нем лишь благодаря молитвам его же праведников, что даже не подозревали о том, что их Содом умеет выглядеть так. Такой его образ никогда не доводилось рисовать в своей фантазии даже Тэхену, который еще днем ранее видел, как альфа принимает ванну, но тогда все выглядело иначе. Все было будто сокровеннее и не так интимно, как выглядело сейчас. Тэхен готов был поклясться, что чувствовал, как его щеки заливали румяна, подгоняя кровь куда-то к лицу, но взгляда он все равно от чужих глаз не отводил, выдерживая этот контакт. Чонгук сейчас выглядел совсем по-домашнему, так, как, Тэхен бы раньше сказал, что ему не идет, но сейчас он бы себе же откусил язык за такую ложь. И главное, что никто из двоих не ощущал, что, что-что здесь уж точно не так. Чонгук продолжал смотреть на омегу сверху-вниз, даже в расслабленной позе он заметно выигрывал в росте, к тому же имел привычку слегка задирать голову и смотреть из-под полуприкрытых век. Все его движения были плавными, словно пропитанными утренней ленью, а голос звучал еще совсем хрипло, низко, отчего по позвоночнику Кима пробегал табун взбудораженных мурашек. Альфа совсем не злился на него, не злился на то, что Тэхен пришел так рано, настоял и заявился прямиком в личную комнату хозяина Гоморры, куда его привел один из охранников, не смея перечить, не злился на то, что из-за Кима ему пришлось быстрее заканчивать с водными процедурами. — Что-то случилось? — несмотря на утреннюю хрипотцу и природную глубину голоса, который моментами звучал грубо и обрывисто, при разговорах с Тэхеном альфа, кажется, тон смягчал. Он вскинул брови в вопросе, но омега не торопился с ответом, исследуя его. Исследуя домашним, простым, обезоруженным. Впервые Содом действительно был похож на смертного, на человека, который также умеет спать ночами и выглядеть все таким же сонным с утра. — Хорошо, поговорим, как ты налюбуешься, — с этими словами альфа прошел мимо к кувшину с водой, чтобы, наконец, смочить горло. — И вовсе я не любовался, — тут же отмер Тэхен, развернувшись на пятках. — Я просто немного задумался. — Хорошо-хорошо, — согласился мужчина без препирательств, но Тэхен готов был поклясться, что слышал в его словах усмешку. — Так, что привело тебя ко мне так рано? — Только вы можете составить мне достойную компанию для интересных разговоров. Чонгук развернулся к нему корпусом, демонстрируя в вопросе вздернутую бровь, мол: «Парень, что за лапшу на уши ты мне тут вешаешь с утра пораньше, звучит слишком фальшиво». Вот только Тэ поджал губы и остался стоять на своем месте, убрав ладони за спину. — Сочту за комплимент, — коротко ответил мужчина, убрав стакан на место. — Я не думал, что вы такой соня, — тут же переключил тему Тэхен и все же сел в кресло, дабы не стоять истуканом и дальше. — Я работаю ночью. Ложусь поздно, поэтому сплю на первый взгляд слишком много, — пояснил Чонгук и стянул с плеч полотенце, а сам свернул в смежную комнату, в которой, по предположению Тэхена, находилась гардеробная. Когда фигура альфы скрылась из виду, Тэ в волнении смял край своей футболки, мысленно отсчитывая до десяти, чтоб унять дрожь в пальцах. Пусть конкретно этот альфа никогда лично больно юноше не делал, но это не значило, что Тэхен бездумно готов был броситься в это пламя с головой. Он все еще боялся, а еще с трудом понимал, что именно ему можно говорить рядом с этим человеком, а что нет. Он как-будто попал в чертову телефонную новеллу, где от каждой выбранной им реплики будет зависеть сюжет всего произведения в целом. И пусть с пушкой у виска его никто не подгонял к порогу чужой комнаты в одиннадцать утра, он все равно чувствовал, как его самоуверенность песком убегала сквозь пальцы, пока рядом находился этот непредсказуемый альфа. Он слишком спокойно реагировал на любые слова и вопросы Тэхена. У Кима даже почти повернулся язык, сказать, что Чонгук ведет себя с ним, как с каким-то ребенком, который действительно просто мается со скуки, но он вовремя одернул себя же, скривив губы. Глупое сравнение. — Куда делся первородный страх? Чонгук, кажется, с особым удовольствием проходился по самым очевидным кривым швам. Он страх омеги чувствовал густым шлейфом в воздухе, в спертой атмосфере, которая была особо насыщена около мальчишки напряжением, но прямо не говорил. Тэхен ведь желал казаться храбрым мальчиком, так пусть попробует. — Мне нужно к вам привыкнуть. Разве не так? — ответил с напускной стойкостью в голосе омега. — Мне с вами еще ни один раз придется видеться, к тому же вы единственный человек, который все время твердит, что не навредит мне, так что я могу цепляться лишь за вас здесь, как за спасительный кр… — голос Тэ надломился, когда альфа молча вышел из гардеробной с рубашкой, что свободно болталась на нем все еще не застегнутой. Мужчина с интересом смотрел, кажется, в самую душу и от этого Тэхен на мгновение нахмурился. Чонгук неторопливой ленивой походкой подобрался к нему, словно хищник на охоте, а после наклонился так, чтоб его лицо было на одном уровне с чужим, ладонями упираясь по разные стороны от омеги в подлокотники кресла, что жалобно пискнуло под натиском чужой массы. Тэхен сглотнул слишком уж громко, но пристальный взгляд мужчины выдержал стойко, пытаясь привыкнуть к тому, что это тоже гребаная привычка альфы – вечно смотреть в глаза пробирающим до костей морозом взглядом. Но омега уверен, что если он научится не отводить свой в ответ, то на шаг станет ближе к этому человеку. И эта мысль заставила его вздернуть подбородок, а после с блеском вызова взглянуть сквозь подрагивающие ресницы, будто это он хозяин ситуации. Альфа лишь усмехнулся. Его пташке никогда не стать хищником. — Неужели тебя на это надоумила она? — последнее слово мужчина выделил тоном ниже, точно имея в виду Лоретт. От него не скрылось то, что именно после разговора с ней, Тэхен неожиданно поменялся. Сам на себя не похож, черт возьми. — На что? — Ким не осекся. Приятный запах альфы окутывал его, будто кокон, от его тела исходил все еще жар и Тэхен готов был поклясться, что в этой температуре крылось что-то дикое, предупреждающее. Волоски на его затылке встали дыбом. Возможно, прямо сейчас учащенный пульс, расширенные зрачки и шумное дыхание выдают Тэхена с потрохами, как и его зыбкий страх. Он готов был бросить вызов тому, кого не мог не бояться. Содом никогда не внушал ему доверия и это не то, что может измениться после нескольких разговоров. Альфа тоже это понимал, а потому откровенно заставлял Тэ сказать все как есть, но омега продолжал испытывать самого себя на прочность, как и грани чужой щедрости. — Боишься? — голос Чонгука звучал у самого лица. Он не пытался запугать рычанием, в нем ничего не выдавало лишних эмоций. — А разве должен? — Я слышу твое сердце, — прозвучало совсем приглушено, хрипло. — И какой диагноз? — омега на мгновение потерял суть разговора. Не знал на чем сконцентрировать внимание, отчего сам не заметил как инстинктивно вжался в кресло. — Страх, Тэхен, — кажется, нечто крайне очевидное озвучил альфа, прожигая тьмой на дне зрачков насквозь. — Вы так часто говорите о нем. Вам доставляет это удовольствие? То, что я вас могу бояться. — Отнюдь. Тепло, вместе с приятными освежающими нотками ментола, пропало также быстро, как и появилось. Чонгук отстранился тут же, отчего лицо Тэхена обожгла легкая пощечина более низкой температуры комнаты и омега невольно вздрогнул. Он все еще чувствовал фантомное дыхание на своей коже, потому растер щеки, дабы согнать призрачные касания, которых и не было толком. — Тебя словно силком притаскивают ко мне, и как бы ты не храбрился, твои истинные эмоции слишком очевидны — Чонгук принялся неторопливо застегивать рубашку, — не в моих интересах, чтобы тебе приходилось просто терпеть мою компанию. На этом ничего не построишь. Я дал тебе время все взвесить и хорошенько подумать, кто тебе враг, а кто друг. Чонгук был терпелив. Его выдержке мог бы позавидовать любой другой человек, но проблема была в том, что каждая минута ожидания обязательно должна была окупаться перед альфой вдвойне, словно он вкладывался в бизнес. И самым дорогим его вложением было время данное Ким Тэхену еще несколько лет назад. Видит сам дьявол, сдерживаться рядом с этим омегой мужчине было сложно, потому что тот был буквально его личным желанием, сошедшим с многочисленных фотографий, которыми была усеяна одна из немногих комнат Чона. И пусть в простонародье кто-то осмелился бы назвать это безумным помешательством, сам альфа таковым его не считал. Он не был настойчив и ни к чему не принуждал юношу, тем самым доказывая самому себе, что еще способен противостоять собственной тяге. Но это было похоже на издевку. Будто перед голодным ягуарам бросили сочный кусок мяса и теперь он, притаившись в тени, лишь молчаливо ждал команды "можно". — Я просто пытаюсь вас понять и узнать. Вы же знаете обо мне все, даже какую еду я люблю. Я знаю о вас лишь крупицы, это немного нечестно. — Все зависит от желания. Тэхен сложил руки на груди, слегка сведя брови в переносице. Любые его аргументы альфа воспринимал в штыки, заставляя говорить правду, но Ким во многом итак был открыт, словно единственный проигравший здесь. Круг его общения был узок, он состоял из одной лишь Марты, хотя и она в последнее время была очень занятой. Тэхен чувствовал себя всеми брошенным щенком, который слепо гнался за чужим вниманием тогда, как оно убегало впопыхах от него. Может, в прошлой жизни он был самым грязноруким из грешников? — Вы не даете мне даже шанса… Если бы Чонгку передалась от его деда вера в Бога, то он бы прямо сейчас непременно пал на колени, но его душа была слишком черства. Он взирал на юношу, что наверняка искусал щеку изнутри в кровь, и не смел его просить даже поднять голову. У Тэхена были свои мысли на весь этот счет, и альфа готов был поспорить, что думали они о разном. От Кима, преданного ребенка, все еще за версту воняло тоской по людям, которые когда-то обрекли его на такую жизнь, но даже так сердце мальчика не обросло грубой коркой отстраненности и злобы. Вот только как бы Тэхен не пытался спастись от натиска надвигающейся бури, он заранее был обречен. Чонгук мог бы назвать Тэ хрустальным мальчиком, но не столько для того, чтобы он понял свою ценность, сколько для того, чтобы он понял насколько легко его могут разбить не те люди и не те руки. Альфа протянул ладонь, коснувшись ею чужой скулы. Взгляд его был нечитаем и больше напоминал два черных зеркала, где Тэхену не составило бы труда выловить свое отражение. Он, стоит сказать, постепенно начинал привыкать к тому, что Чонгук действовал порой импульсивно. Его взгляды, касания, слова. Казалось, что он всем существом жаждал расположить омегу к себе, создавая о себе впечатление, как о человеке, на которого Тэхену нужно положиться просто потому что так будет проще им обоим. — Твоя искренность окупится вдвойне, если будет чиста, — произнес Чонгук, слегка склонив голову к плечу. — Я дам тебе столько времени, сколько ты потребуешь. От тебя мне нужна лишь отдача, Тэхен. И желание. Мягкий тон, легкие касания, громкие слова, теплые напутствия, и постоянные напоминания о том, что ты особенный, не такой, как все. Все это подобно ингредиентам для по-настоящему сладкого торта под названием "привязанность". Слепая, сухая, собачья привязанность, бороться с которой мог бы лишь тот, кто дал ее зачатки. — Сегодня вечером я буду занят, но на днях могу провести с тобой время, если ты этого действительно хочешь, — теплота чужой ладони пропала спешно. Чонгук отстранился как ни в чем не бывало и прошел мимо, принявшись за запонки. После его присутствия остался легкий аромат, что приятно покалывал кончик носа, но Тэхен поспешил его прогнать, стоило альфе скрыться за дверью. Он растер кожу лица ладонями, желая поскорее избавиться от непрошенных крох касания и внимания. Брови омеги свелись в переносице, а губы недовольно надулись в немой брани. Все же отыгрывать роль послушного мальчишки было слишком тяжело.***
Десять часов спустя
The Demon dance - Julian Winding
Обрамленные светом алых лучей, люди неспешно двигаются вдоль высоких столиков, не отрывая взгляда от выступления. В золотой клетке змеями-искусителями вьются омеги, чьи стройные фигуры покрыты откровенно пошлой одеждой, не скрывающей всей красоты юных тел. Маски, украшенные драгоценными камнями, вышивкой, перьями, прячут удовлетворенные лица клиентов, которыми все больше и больше заполняется просторный зал, потонувший во мраке. Центральное освещение сменилось на светомузыку, что приятно бьет по глазам, пока тени перемещаются по залу, словно изголодавшиеся инкубы. Пустые бокалы сменяются на наполненные, выносятся новые легкие закуски, фруктовая нарезка. Элегантные платья в пол с открытой спиной разбавляются строгими костюмами с галстуками, ролексы чередуются с бриллиантами. С внутреннего балкона за грешными душами наблюдает Содом, придерживая в руках гленкерн с медовым виски. Он будто дьявол, что собрал в своем дворце бал нечисти. Его ничего не выражающий взгляд внимательно скользит от одного лица к другому, от вытянутых струной официантов к гибким омегам, что демонстрируют свою красоту, сидя за тонкими прутьями темницы, куда тянут свои руки особо наглые зрители. Но коснуться танцоров никто не торопится, все знают, чем это может быть чревато. Черный костюм в свете лазеров переливался блеском, словно был покрыт сотнями бриллиантов-каплей. Ключицы острым разрезом выглядывали из-за смоляной ткани. Аккуратно уложенные назад волосы цвета вороньего крыла открывали вид на четкую линию челюсти и грубые черты сосредоточенного лица. Его ладонь в легком касании скользила по перилам, согревая камень теплом тела, пока подле верным псом стоял другой альфа, что со скучающим лицом то и дело опускал взгляд к часам на запястье. — Он точно приедет сегодня? — перекрикивая музыку уточнил все же Юнги, явно раздраженный тем, что их заставляли ждать и зря терять время. — Точно, — сухо прилетело в ответ и альфа вновь уткнулся глазами в циферблат, понятливо кивнув. Подобно недосягаемым божествам омеги исполняли грациозные танцы на сцене, заманивая зрителей красотой тел, дорогих открытых нарядов и непринужденных лиц. Их стеклянные глаза смотрели сквозь лики глотающих слюну животных, которые вылизывали их одними только дикими взглядами с первого же мгновения. Оно и понятно, люди приходили сюда не для пустой болтовни и дорогого шампанского, а ради зрелища и возможности коснуться запретного плода собственными ладонями. Здесь сим искусством любовались без пошлых выкриков и грязных матов, словно на королевском приеме. Гости смотрели на свою будущую дичь свысока, но оттуда же с наигранным добродушием тянули свои руки падшим ангелам, обещая доставить их обратно на небеса, прогнав сквозь порок. Наивные детки верили, пока волки точили клыки. И все это – вся Гоморра с ее обитателями была настолько прекрасна в своем падении, что созерцание пиршества ее демонов приводило хозяина в неописуемый восторг. Власть, которую имел на земле грешников лишь один человек была настолько огромной, что от нее покалывало кончики пальцев, которыми Чонгук намертво вцепился в перила. В одном только его прямом стане читалось все то величие, которое свойственно разве что настоящему Богу на его землях. Люди, которые миновали балкон и замечали на нем Содома, кланялись, будто Императору, хозяину вечера, поднимали бокалы в честь приема и пили за процветание чужой силы, ликуя. Один только его взгляд сверху-вниз вселял в них трепет и сладкое предвкушение, потому что Содом всегда умеет удивить тех, кто идет подле него. И пусть Гоморра была детищем альфы, который давно оставил свой пост, именно Содом был тем, кто привел его к ныне существующему величию. Известные люди, те, кто в свете дня носил медали за заслуги перед своей страной, те, кто по телевизору вещали о чести и семье, те, кто участвовал в формировании благотворительных фондов – все блуждали у ног Содома, скрывая лица за масками, будто это хоть как-то могло сохранить чистоту искушенной души. Чонгук не сводил взгляда с публики, что неотрывно следила за танцорами. Казалось, что он желал что-то выловить, узреть. Словно притаившийся в тени ветвей хищник, он бдил, выдавая свое присутствие разве что холодным блеском ледяных глаз. Нимфы, искусители, иллюзии – все, будто медовые существа, способные опьянить любого. Омеги плавно танцевали в такт мелодии, вызывая немой восторг и жаркое предвкушение. К ним приглядывались, словно к самому диковинному товару, оценивающим взглядом скользили по открытым участкам, бесстыдно вылизывали выставленные экспонаты похотливым взором, раздевая одним лишь лукавым блеском сощуренных глаз. В зале стояла удушающая симфония из смешанных ароматов, феромонов и посторонней горчинки дорогих сигар. Меж столиками порой ходили парами, под руку с супругами, то были пары, которые любили разнообразие супружеской жизни и не брезговали оргиями, ради которых покидали на закате черту Сеула. И каждую из прибывших душ Содом знал лично. — Господин Чон, к вам прибыли, — оповестил охранник, прервав молчание на балконе своим голосом. — Впускай, — велел Чонгук, так и не обернувшись назад. Юнги тут же выпрямился и отмер, проводив охрану сосредоточенным взглядом, а после томительных десяти секунд дверь вновь открылась и ленивой походкой из-за нее вышел альфа, чья широкая улыбка озаряла почти все лицо. Красные лучи лазера рябью прошлись по знакомым чертам лица и брови Мина взмыли вверх в удивлении. — Какого хуя? — не сдержал эмоций он, а после тут же подошел к Чонгуку, который, напротив, выглядел все таким же не воодушевленным. — Чонгук, ты серьезно? Он? Днем ранее, как и было велено, Юнги передал Джею, что их сотрудничество заканчивается. Обусловлено все было неудовлетворенным качеством исполнения услуг хозяином. На этом четыре года работы было перечеркнуто красной краской. Юнги, конечно, тоже был не особо доволен тем, что ребята Джея порой едва отличались своей сообразительностью от обезьян, но искать нового человека было слишком сложно. Джей был свояком, прекрасно разбирался в черте Сеула с поиском омег, по чью душу никто никогда не прибежит, а потому товар поставленный им был в числе гарантированно-безопасного, но Чонгук был прав, им нужен был новый поставщик. Едва клиентов можно было удивить семнадцатилетним девственником с приевшейся азиатской внешностью, их запросы росли, росли и суммы, добавлялись нули. Новый уровень требовал новых игрушек. Но чего альфа точно уж не ожидал, так это того, что Чонгук решит связаться с гребаной ищейкой. В узких кругах этот альфа был известен, как самый обычный рядовой исполнитель, который мог в кратчайший срок добыть любую диковинку: от оружия до качественной дури. Правда до этого дня Юнги ни разу не слышал о том, чтоб ищейка занимался также поиском людей. Однако, как бы работу этого альфы не нахваливали, был у этого парня жирный недостаток – ему было сложно доверять. Честь, преданность и договор – все эти пункты обошли альфу стороной и соткали из него человека беспринципного. «Кто больше платит, тот и прав» – такова была философия альфы, который ради денег легко мог кинуть даже самого высокопоставленного клиента. Было год назад одно громкое дельце с одним известным политиком, который в спешке упаковал шмотье и смылся куда-то заграницу. Он участвовал в выборах в мэры, шел довольно успешно, обгоняя по голосам других кандидатов и на него делались крупные ставки, однако одним днем в общий доступ были слиты кадры, где он снюхивает белый порошок с бедер дешевой шлюхи с неестественно огромной грудью. Следом были слиты и чеки с баснословными цифрами, записи о договоре на передачу наркоты. Кандидатуру альфы тут же сняли с выборов, выслали на его адрес полицию, поднялась шумиха, народ был возмущен и требовал законного наказания, но урод успел смыться заграницу до всеобщего кипиша. Тогда долго искали того, кто слил всю эту информацию о политике, но источник так и не был найден. Однако, опять же в своих кругах, все прекрасно знали у кого закупался этот альфа и кто имел возможность сдать все голосовые сообщения вместе с чеками. Чертова ищейка – Чон Хосок. Стоит признать, что работу на два фронта альфа грязной не считал. Он даже не скрывал, что все выложил именно он просто потому, что ему заплатили вдвое больше за это, чем ему до этого платил политик. Конечно, они тут все не в рыцарей играли, чтоб ставить все на честность, но работать с таким человеком было совсем не привлекательно. — Этот сукин сын сдаст тебя без раздумий, если ему заплатят на гребанную вону больше! — прорычал Юнги, пытаясь привести друга в чувства. — Мы не можем ему доверять, черт возьми! — Заплатим еще больше, если понадобится, — равнодушно парировал Чонгук. — И я рад знакомству с тобой, — донеслось через музыку до слуха Мина, который тут же обернулся к «гостю». Чон Хосок стоял не так далеко, едва ссутулившись. Вся его поза выдавала вальяжность натуры, руки были убраны в карманы зауженных черных брюк. Саму фигуру его обрамлял удлиненный пиджак того же цвета, свободно сидящий в плечах. Под ним же была черная рубашка из шелка, что была расстегнута на ряд верхних пуговиц и заправлена в брюки, поддерживаемые тонким кожаным ремнем. В темных волосах альфы платиной переливались некоторые пряди, никакой укладки, свойственной Чонгуку или же порой Юнги. Здесь скорее был легкий беспорядок, импровизация. На лице альфы играла улыбка, больше напоминающая усмешку, будто чужое пренебрежение было ему комплиментом, а не укором. Мин сверлил в нем дыру добрые секунд двадцать, пока альфа не решил открыть рот вновь. — А я-то слышал, что преданный пес Содома тявкает только с его дозволения, — играя на чужих нервах, довольно протянул Хосок, отвечая на пристальный взгляд таким же. — Выходит, слухи лгут? Мину хватило одной трети секунды, чтобы оказаться около альфы, который даже не шелохнулся. Одной рукой он схватил его за воротник пиджака, а другой вытащил из-за пояса оружие, которое всегда носил при себе, дулом ткнув наглецу в подбородок. Хосок и бровью не повел. Смотрел с прежним чертовым высокомерием, даже рук из карманов не достал. — Следи за своим поганым языком, ищейка, — прорычал сквозь зубы в чужое лицо альфа, вжимая дуло в кожу. — Твоей крысиной морде нажива здесь не светит. Здесь даже музыка не заглушала яда, что лился с чужих уст. Юнги натурально презирал того, кто стоял перед ним и едва сдерживался, чтоб хотя бы для профилактики не проехаться по чужой самодовольной роже кулаком. — Впервые лично наблюдаю феномен, как чихуахуа с воплем кидается на оппонента, что крупнее ее в пять раз, — с усмешкой ответил на колкость Чон, не без удовольствия наблюдая, как эти слова повлияли на чужой настрой. Была бы музыка чуточку тише и было бы слышно, как призывно щелкнул спущенный курок. Хосок вот прочувствовал его собственной кожей, которая наверняка покраснела из-за давления. — Юнги, — донеслось неожиданно позади. — Достаточно. Чонгук внимательно проследил за товарищем, который нехотя отпустил теперь смятую ткань чужого пиджака, а после, прожигая слишком громким взглядом улыбающуюся физиономию, сделал несколько шагов назад. Еще бы секунда и он бы украсил потолок гирляндой из чужих мозгов, подарив гостям снизу кровавый дождик в качестве эксклюзивных спецэффектов для зрелищности. Хосок, издеваясь, подмигнул альфе и прошел мимо, подойдя к Чонгуку. Он поправил воротник пиджака, а после протянул ладонь хозяину сегодняшнего вечера для рукопожатия. Чон сначала опустил взгляд к руке, а после протянул в ответ и свою. От него не укрылось то, каким заинтересованным взглядом по рукам в перчатках прошелся гость, но он не придал этому значения, его уместное молчание не могло не радовать. Будь перед Чонгуком менее сообразительный человек, обязательно упрек бы в неуважении из-за неснятого атрибута. — Содом, — с уже более серьезным лицом произнес Хосок, — буду рад сотрудничать с таким человеком. — Надеюсь, что у нас выйдет сработаться, — ответил Чонгук, на мгновение переведя взгляд на друга, что наливал себе выпить, не сводя глаз с прибывшего альфы. — Я в этом уверен! — Хо вновь широко улыбнулся. — У вас тут так радушно встречают, у меня аж чуть не встал. — Клянусь, если он не закроет свой рот, то я отстрелю ему яйца, — предупреждающе донеслось из-за спины от Мина. Но его слова вызвали разве что легкий самодовольный смешок на чужих губах. — Не сегодня, — остудил его пыл Чонгук. — Итак. Мне нужны будут люди раз в месяц, детали мы обговорим на более приватной встрече на этой неделе. Главное, как я уже говорил, чтобы цена договаривалась заранее, — обратился Чон уже к другому альфе. — Конечно, эту часть мы обговаривали. Хосок развернулся и уперся ладонями в перила, переведя восторженный взгляд к многочисленным фигурам, что блуждали у их ног. Клетки, фужеры, столики, колонны у стен, все величие чужой силы выливалось в масштабы вечера, который посетили небезызвестные лица. Кто-то настолько доверял хозяину пиршества, как и его гостям, что не стеснялся ходить меж столов без маски и лишнего мусора. А этот балкон, возвышающийся над грешными душами, выглядел как чертов Олимп, откуда за чужими жизнями следили Всевышние. — Так о вас правду говорят, получается, — произнес вдруг Чон, чем привлек внимание Чонгука. — И, что же говорят? — Что Содом – Бог на своей земле. Губ коснулась ухмылка. Чонгук не мог спорить с истиной. В его руках все также находился нетронутый гленкерн, который он опустошил лишь сейчас. Альфа щедро распробовал вкус достойного напитка, прокатив его приятную горечь на языке, пока созерцал празднование часа разврата. С наступлением полночи омеги сменились. На замену одним пришли другие, чьи наряды были более бесстыдными, ничего не прикрывающими. Прутья золотых темниц зазвенели, место в клетке заняли новые пташки на радость хищникам, что с голодным блеском обратили взоры к новым совсем молодым омегам. — Кажется, одна из овечек отбилась от стада, — нарушил молчание неожиданно Хосок, который до этого тоже наблюдал за новоприбывшими омегами. Чонгук сначала не понял, что именно имел в виду альфа. Он нахмурился и посмотрел в ту часть зала, куда смотрел Чон не моргая. Взгляд сразу же наткнулся поразительно хрупкую на фоне других фигуру, что ютилась у самой стены, едва ли не вжимаясь в нее. Омега находился буквально у противоположной стороны, теряясь во мраке зала и за мелькающими гостями. — Блять, — выругался Чонгук, сжав уже пустой гленкерн сильнее прежнего. Он впился свободной ладонью в перила, слегка прищурился для того, чтобы удостовериться в увиденном, а после разво развернулся и пошел прочь под два удивленных взгляда, ничего толком не объяснив. Юнги тут же подошел к перилам, дабы понять, что именно так подействовало на альфу и, когда заметил причину, сразу же расслабился. Масштабы проблемы были не так велики, по-крайней мере, если никто не решит заговорить с мальчишкой, чье смятение было видно даже с такого расстояния. Эта фигурка так легко терялась в красных лучах, что заметить ее невзначай было бы действительно сложно, но Хосок по природе своей был тем, кто умел цепляться исключительно за детали. И сей порыв Содома он находил довольно неожиданным. — Лицо у этого омеги больно знакомое, — задумчиво протянул Хосок, вглядываясь в смутно знакомые черты чужого юного лица. Юнги не удостоил альфу ответом, но тут же полоснул по нему напряженным взглядом, грея под ладонью рукоять оружия.***
Тэхен куда сильнее лопатками вжался в прохладную стену и задержал дыхание. На какое-то время он словил полную дезориентацию, когда его насильно запихнули в зал, спутав с омегами из персонала. Охранник, выловивший худой силуэт за колонной, цепко ухватил его за запястье, а после раскрыл массивные двери, откуда доносился рокот пугающе громкой музыки. Напоследок он прорычал что-то о том, что ему влетит от Господина, если он не поторопится, а затем дверь за спиной захлопнулась и глаза на мгновение оказались во мраке до той поры, пока помещение не залили красные лучи софитов. Только сейчас Тэхен готов был согласиться с тем, что его затея изначально была глупой. Пользуясь тем, что все внимание сегодня было сконцентрировано на вечере, Ким хотел через коридоры меж главных залов проскочить к тому выходу, который обнаружил ранее. Он хотел лишь удовлетвориться, что после его последнего визита комнату не стали запирать, но в итоге его словили еще до того, как он переступил порог узкого коридорчика персонала. Охранник взялся буквально из ниоткуда и отрезал все пути к отступлению. Его даже не смутил повседневная одежда омеги, которая уж точно не подходила по дресс-коду для вечеринки. Людей вокруг было много. Все они передвигались по залу плавно, одеты были изысканно, словно это был царский прием. Тэхену вспомнилось, что когда-то он посещал приемы с родителями, которые по масштабам не уступали этому, но на них он всегда был связан по рукам и ногам чужим чутким дозором. Но здесь же атмосфера разнилась с привычной взору. От вульгарных нарядов пестрило в глазах, алые лучи заливали радужку, а в тех самых клетках были живые люди. Совсем молодые омеги, наверняка ровесники Тэхена, облаченные в откровенные лоскуты дорогой ткани и тяжелые драгоценности, двигались в такт музыки, словно языки буйного пламени. Они зачаровывали зрителей страстью своих движений, чистотой обнаженной кожи и в глазах публики читалось одно: желание. Тэхену хотелось слиться со стеной. Обратиться в глухого слепца, но он не мог даже взгляда отвести, потому что каждый миллиметр этого пространства вызывал в нем страх и напряженность. Несколько несмелых тяжелых шагов позволили ему отойти от входа, спрятаться в тени, но спустя мгновение и до мрака его угла добрался красный свет. В голове билась мысль о том, что нужно бежать прочь, но ноги вели лишь вглубь зала, чтобы уйти в самый незаметный закуток, пока он не привлек слишком много внимания. Вот только нельзя было не заметить хрупкую фигуру в зале, где свободно передвигаться могли исключительно гости. Чужие взгляды ощущались плохо. В первую очередь омега думал о том, что ему нужно скрыться до того, как его заметит кто-нибудь из тех, кто его знает. Меньше всего же хотелось не попасться на глаза хозяину сих владений, хотя Марта как-то говорила, что Чонгук не любитель присутствовать на столь шумных сборищах и зачастую проводит это время в своем кабинете. Тэхен молился, чтобы оно действительно было так. Спасением послужила полукруглая арка, нырнув куда, Тэ обнаружил, что это было небольшое помещение откуда было еще две двери ведущие в раздельный санузел. В моменте он подумал, что было бы неплохо освежиться, смыть первичное напряжение холодной водой, а потому толкнул одну из дверей. Так в проходе он и замер, нигде и никогда ранее не видавший такой вульгарной грязи. Взгляд его намертво вцепился в искаженное негой удовольствия лицо незнакомого омеги, что с особым усердием цеплялся за чужие плечи. Это был совсем молодой юноша, красивый, с густыми локонами цвета лепестков лотоса, что были нагло кем-то взлохмачены. Одежда этого мальчишки была настолько коротка и откровенна, что не скрывала ни аппетитных бедер, ни узкой талии. К тому же вульгарно выставляла напоказ то, как сильно тек возбужденный до предела омега, чьи ноги блестели от липкой смазки. Он задирал голову все выше и выше, позволяя какому-то настырному альфе вылизывать свою тонкую шею с противным чавканьем, а сам не сдерживал высоких стонов, что отталкивались эхом от рубиновых стен. Одна широкая ладонь, кажется, изрядно перебравшего, альфы бесстыдно исследовала юношеское тело, которое подобно пластилину отзывчиво поддавалось на чужие провокации, пока вторая спешно в своем такте скользила где-то под вывернутой из шорт полупрозрачной рубахой. Омега просто стоял и получал удовольствие, которое так стремился дуть ему альфа, даже не думая о чужой призывно натянутой ширинке. Тэхен же не остался незамеченным. Его замершая в пороге фигура была увидена практически сразу же, но просто-напросто проигнорирована, словно его и не было вовсе. Юноша мазнул по нему незаинтересованным помутневшим взглядом, а после просто принялся усерднее тазом толкаться в чужую ладонь, не скрывая колкого удовольствия, заполонившего всю его радужку. В Гоморре все настолько было пропитано этой грязной похотью, что всякий сюда приходящий забывал о стыде. «Животные», — мелькнуло в голове Тэхена и он в моменте почувствовал омерзение от созерцания сей сцены. Шок парализовал его тело на минуту, но после он все же нашел в себе силы сделать первые шаги прочь. Рука его, казалось, намертво приклеилась к ручке двери. Пусть он и был пойман за непрошеным подглядыванием, если это можно было так назвать, но уйти хотелось все же менее эпично. Он сделал несколько шагов назад, намереваясь захлопнуть злополучную дверь перед собой, но его неожиданно кто-то схватил со спины поперек талии и дернул назад, обратно в зал. Дверь захлопнулась, спрятав чужое уединение на засов, а Тэхен с испугом вцепился в чужую руку, что крепко держала его. Сердце омеги бешено забилось в грудной клетке, дыхание сбилось, но как только лопатки юноши вжались в чужую стальную грудь, носа коснулся знакомый запах сандала. — Потерялся, милый? — рокотом обожгло ушную раковину и Тэхен непроизвольно вжался в чужую грудь куда сильнее. От альфы пахло слегка одеколоном, нотками какого-то алкогольного напитка и чем-то еще посторонним, едва уловимым. И пусть Тэхен не мог увидеть его лица, он по тону мужчины понимал, что тот явно недоволен такой встречей. — Как тебе шоу, м? — продолжал тем временем задавать вопросы Чонгук, и не думая выпускать из своих рук сбежавшую пташку. — Отпустите… — постарался отстраниться омега, но его попытки были тщетны. — Хочешь досмотреть? — здесь даже музыка не заглушала явно недовольный голос альфы, который продолжал прижимать брыкающегося парня к себе. Он наверняка боролся с диким желанием встряхнуть этого мальчишку как следует. — Я не специально! — повысил тон Тэхен, вновь вцепившись в чужую руку. — Опустите, мне больно! Последняя фраза подействовала мгновенно. Спустя секунду давящая хватка ушла с талии и Тэхен тут же сделал несколько спасительных шагов прочь, развернувшись к альфе лицом. Его лицо покрылось красными пятнами гнева, а в глазах стояла влага, но он не позволял себе обронить ни слезинки. Было бы самым обидным проигрышем – признать перед этим альфой, что сердце чуть не остановилось от страха минутой ранее. У Тэхена в последнее время нервы совсем ни к черту, он дергается от всякого лишнего шума, словно запуганный зверек, а мужается лишь перед Содомом, чтобы продемонстрировать собственную выдержку. — Что ты здесь делаешь? — Чонгук, мягко говоря, был зол. Зол не столько на омегу, сколько на людей, что не доглядели. — Я и не думал присоединяться... — Тэхен с откровенным презрением окинул весь зал колким взглядом, — ...к этому. — Но? — Я просто искал Марту, спустился вниз на звуки музыки, подумал, что она может быть здесь, а охранник подумал, что я из персонала, поэтому затолкал меня в этот зал без лишних вопросов! — местами речь Тэхена переходила на крик, который остро резал слух. От Чонгука не скрылось то, как дрожали чужие руки, пусть омега и пытался их унять, обнимая себя за плечи. Пусть Чонгук и был тем, кого Тэхен хотел бы встретить меньше всего, но тем ни менее рядом с ним было не так страшно здесь. Омега прикладывал массу усилий, чтобы стереть из сознания картинку чужого падения в объятия порока, чтобы не смотреть за спину альфы, где в клетках извивались совсем еще молодые омеги, которые прекрасно знали, что их ждет этой ночью. Лоретт говорила, что жизнь здесь беззаботна, но жизнь в качестве кого? Шлюхи? — Иди ко мне, — Чонгук протянул ладонь насторожившемуся омеге и призывно провел пальцами в воздухе. Он не давил, позволял сделать этот шаг Тэхену по его же желанию. Взгляд его в мерцающих огнях зала был нечитаем, в нем отражались алые блики, свет софитов и легкая усталость, проникающая в чужие вены ядом. — Я выведу тебя отсюда, Тэхен. В той войне ты проигравший сразу, где глупо гнешь свое, не слушая разума. Страшно - упади, враг поможет встать, ведь ему такое ваше падение не нужно, оно выбивается из его планов. Тэхен знает, что он для этого человека - открытая книга. Чистые листы, он всю ее уже прочел не раз, знает все тайны, кажется, даже способен слышать мысли. Это пугает, Тэхен совсем безоружен и не может слепо кидаться с клыками на того, кто пока относится к нему столь радушно. Тэхен хочет уйти – Чонгук его выведет на свет из той тьмы, где сам правит. Омега опускает голову и делает шаг вперед, закусывая губу едва ли не до крови. Ему вновь больно, но он думает не о том, что его поймал хищник, он лишь снова подумал о том, что Черен был слишком безжалостен к нему, толкая в эту яму. Чонгук притягивает смирившегося мальчишку ближе. Делится теплом тела, позволяет лицом уткнуться в распахнутый ворот пиджака и одной рукой аккуратно проводит по сбитым темным прядям, пытается успокоить чужое волнение легкими касаниями, никаких грязных поползновений. И пусть за спиной шоу разгорается алым фейверком, порочные души ликуют в ожидании нового зрелища, Чонгук не отвлекается на шум. Он собственной грудью чувствует, как бьется взбалмошное сердце омеги. Злоба тут же уступает место спокойствию, то было, оказывается, не раздражение, а волнение за глупого омегу, который вдруг мелькнул в толпе. И только Содому известно, как могут быть страшны те, кого он кормит этой ночью. — Испугался? — альфа говорит совсем тихо, но даже сквозь музыку Тэхен прекрасно слышит его низкий голос, пробирающий до мурашек. Тэхен молчит, но Чонгуку и не нужно отвечать. Он и без слов понимает этого мальчишку. Альфа на мгновение прикрывает глаза, в моменте его захлестывает злоба на Черена, которого он ба с радостью пустил под руки Люсии. Этот омега слишком рано отправил Тэхена сюда, все полетело к херам, когда парень переступил порог Гоморры впервые. Нет страшнее зверя, чем человек. Человек по собственному желанию ступивший на землю Гоморры в разы страшнее. Альфа ведет Кима прочь вдоль стен, подальше от облака гостей, которые наслаждаются эротическим танцем в исполнении каких-то болезненно бледных омег. Их кожу здесь все, как один, величают фарфоровой и спешат разукрасить метками налитыми кровью. Эта ночь исключением не станет, как и все предыдущие. Тэхен идет вплотную к альфе. Тупит взор в чужую широкую спину и изо всех сил старается не обращать внимания на то, что творится в зале, словно все это самый обычный страшный сон. Широкая ладонь альфы держит крепко, не дает ни секунды для раздумий, позволяя слепо следовать за собой. И Тэхен следует, словно самая преданная овца за своим пастухом. — Какая встреча! — раздалось настолько громко, что не помешала даже музыка. Тэхен тут же метнул взгляд к лицу Чонгука, который остановился. Желавки на его лице заходили от недовольства, тогда, как линия челюсти заострилась подобно бритвенному лезвию. Казалось, впервые альфа был настолько зол, едва ему давалось контролировать раздражение. Из мрака, залитого алыми огнями и лучами софитов, вынырнула темная фигура мужчины преклонных лет, который в одной руке держал бокал с шампанским, а другую тянул для рукопожатия хозяину вечера. На его тонких губах сияла та склизкая улыбка, которую омега наблюдал на лице директора приюта еще в своей юности. Тогда она казалась обыденной и самой искренней из возможных, но сейчас же Тэхен запросто разобрал бы ее оттенок, как нечто более дешевое по природе своей. И, кажется, Чонгук тоже это понимал. Он сдавил руку Тэхена чуть сильнее прежнего, а после невзначай завел его еще больше за спину. Омега не задавался вопросами, мазнул по подошедшему незнакомцу пустым взглядом и послушно встал позади. — Господин Чон, что-то я вас не видел ранее здесь. Только спустились? — все продолжал тараторить старик, сияя глазами цвета угля. — А вы тут и не одни...что-то намечается? — Я спустился скорее по делу, мистер Квон, - уклончиво ответил Чонгук, спустя время все же пожав протянутую ладонь. — Отдыхайте, все самое интересное ждет вас впереди. — А это... — чрезмерно любопытный альфа с долей наглости заглянул за чужое плечо, стараясь взглядом выловить того, кто был подле самого Содома. — ...новая диковинка? — Этот омега не относится к числу здешних. — А чего же? Мне кажется, что он достаточно красив, чтобы пополнить каталог! — с по-истине идиотской улыбкой отметил Квон, сверкая неестественно белоснежными винирами. — Мистер Квон, — уже с нажимом произнес альфа. Его глаза не по-доброму сверкнули в темноте зала, заставляя старика тут же отсечься, словно его мордой ткнули в его же дерьмо. Квон всегда был навязчивым и не особо далеким, словно тупой кусок мяса, которому с какой-то удачи перепало слишком много денег. Большинство наверняка терпели этого урода только из-за его баснословных счетов. Видит Дьявол, если бы у Чонгука было на одну треть терпения меньше, он бы давно испачкал свои руки в крови этого идиота, хотя он всегда был далек от столь грязной работы. — Хорошо, я вас услышал, — кивнул болванчиком старик. Он еще помешкал на месте, а после отошел в сторону, натянув одну из фирменных клоунских улыбок. — Хорошего вам вечера, мистер Квон, — напоследок сухо опустил Чонгук и потянул Тэхена прочь, сжимая чужую ладонь куда крепче. Тэ едва не запутался в собственных ногах, а после чуть лицом не впечатался в чрезмерно привлекающий внимание дорогой пиджак Чона. В последнюю секунду омега обернулся к чужому взгляду, что сжирал его и столкнулся с суженными глазами названного Квона, который слепо смотрел ему вслед, будто шавка, которой перед носом помахали аппетитным куском мяса. Его зрачки сверкнули ядом желания в алом мраке Гоморры и Тэхен почувствовал, как нечто странное кольнуло его в грудной клетке.