Три этапа к сближению.

      Громкий металлический звонок писклявым криком гремит в уставших и больных ушах всех групп торопящихся в нужные кабинеты учеников и многих нормальных учителей, что к последнему уроку не имели ни малейшего желания продолжать рабочее время с улыбкой на лице.       Знакомая школьному составу троица, с громким, буквально оглушающим гоготом широко раскрывают деревянную дверь, хлопая корпусом по каменной светлой стенке, привлекая внимание всех находящихся за партами учеников и недовольной мисс Тавел, которая только-только успела присесть за рабочее место.       — Здрасте! — юноша весело, задорно и с широкой улыбочкой на лице, проводя небольшой и свободной от канцелярии, она была одним из недугом практически каждого в этом месте, рукой по белоснежным пышным волосам, осматривает кабинет на наличие свободных мест на дальних последних рядах, поправляя лямочку рюкзака на узком плече, ухватившись в достаточно элегантном движении с головы до предплечья и поправляя утяжелённую ткань. Всё же, общение с возлюбленной дало о себе знать. Наискучнейший урок языка и лингвистики, можно и опоздать. Точнее, Оливер и его банда всегда могли припоздниться, если это не урок Циркуль или какое-то мероприятие, организованное мисс Грейс.       Учитель, без какого-либо удивления и раздражения кивнула прибывшим, указывая кивком на свободные места, и, о чудо, это были две последние парты, расставленные строчкой по очереди. Тяжелый многоязыковой словарь за авторством какого-то неизвестного гения литературы хлопнул по, немного расцарапанной когтями темных и массивных рук преподавателя, глади стола тяжелой картонной красной обложкой, на секунду заставляя вздрогнуть большую часть студентов, напрягая всех и сосредотачивая не на громких опоздавших, что протискивались вдоль периметра помещения к своим вышеупомянутым и излюбленным местам, а на учебном материале, знание которого буквально жизненно необходимо для сдачи контрольного теста и выпускного экзамена, если до него, конечно, получится дожить.       — Страница двести тридцать восемь. Параграф сорок три. — сухо процедила мисс, щелкая черной шариковой ручкой и начиная громкую и резкую, свойственную её интонации и рокочущему голосу, перекличку всех находящихся в обозрении детей средней группы.       Честно, было глубоко и далеко всё равно на поспешное и даже уставшее от постоянного повторения, как бесконечный день сурка, одной и той же темы для разных пугливых глазок бурчание женщины перед изношенной за долгое эксплуатирование и немного пренебрежительное отношение тёмно-зелёной доской, а скрип белого цилиндрического мела играл роль приятной успокаивающей мелодии, как колыбельная для ясельной группы, по которой иногда горевали все взрослые и даже подростки.       Банда, даже не разложив все принадлежности для записи всей той чуши, которая выходит из опасного рта каннибала-учителя, спокойно положила головы на парты, прикрывая глаза от усталости после лекции по изобразительному искусству, композиции, граням… Только единственная девочка из трио, которую достаточно успешно запугала мисс Циркуль на втором уроке, наверное, никто не помнил расписание в этом учебном заведении, показав в журнале строку успеваемости и ловко намекнув, что она ходит по ахринеть какому тонкому льду, и глубокая влажная дырка в сонной артерии — дело пару взмахов и жадных укусов острых, как у акулы, зубов, открыла потертую, в непонятных пятнах чего-то липкого, возможно шоколад, на который девица грешила, тратя почти все сбережения из кошелька в буфете, и помятую в легкой сумке-шоппере тетрадь в широкую линейку, черкая дату сегодняшнего дня на листочке синей, почти засохшей ручкой немного дрожащей ладонью. Хотя, казалось бы, она пару секунд назад травила анекдоты про дверь и осьминогов, а сейчас дрожит, вспомнив про угрозу жизни… Скорее всего так повлиял урок именно у такого же, как и сама «очень-очень добрая учительница математики» демона, что готов за любую оплошность сносить головы.       — Слушай, Олли. — еле слышным шёпотом окликнул коллегу по «приколам» и издевательствам над определённой группой класса Эдвард, прикрывая рот темной ладошкой и хитро улыбаясь. Ох, Оливер знал эту ухмылочку как острие своего карандаша, товарищ что-то задумал, причем не особо безопасное для жизни всех в их трио. В последний раз такое выражение лица почти не довело их до исключения из школы, причем неофициального и крайне неприятного… Довести до ярости мисс Грейс это дело нелёгкое, она более спокойна и рассудительна по отношению к меньшим по статусу, но кто же знал, что и у таких адекватных, более менее, личностей, имеется предел. Скрип мела на секунду остановился и парни развернулись к доске, на которой красовались предложения на различных языках и правилах их составления, а деревянная линейка стукнула по поверхности в понятной команде записи текста с доски и полного внимания с последних парт, где собственно и сидела троица оболтусов. Зип лихорадочно штриховала поля на тетради и по мере возможности записывала материал, не слушая мешающие перешёптывания под боком, подперев уставшую от информации голову, вяло моргая узкими от нехватки сна при стрессе, сна.       — Слушаю. — более тихо и с полным вниманием, точно не на тему, чуть придвинулся к другу, демонстративно доставая из-под парты руку-карандаш и шкрябая каракули на деревянной поверхности, расписываясь фирменной каракулей, рассчитывая на то, что подруга даст списать всё после уроков, ну или на перемене перед следующим занятием языковых наук и грамматики. — Я не буду больше ничего взрывать. — моментально насупился, сощурившись и оглядев с ног до головы хитрюгу перед собой, остановившись на очках и бликах от диоптрий. Дрожжи в унитазе были фурором в истории школьной летописи, поразительно, что столь распространённый среди подростков «пранк» был устроен впервые за всё время. Потом было крайне тяжело вновь зарабатывать репутацию у всего учительского состава, так что, парень стал с умом обдумывать любую авантюру товарища.       — Да тебе и не придётся. — растягивая улыбочку на небольшом лице почти до ушей, изредка поглядывал в сторону учительского места и нахождения преподавателя на площади помещения, постоянно заговорщицки хихикая.       Что он задумал — одному бумажному богу известно, поведение настраивало на очередной спор или взятие на слабо, от чего ученику стало интересно и не по себе, и это ощущение с каждой минутой росло в геометрической прогрессии в двое, если не в трое.       — А слабо тебе поцеловать кое-кого? — вопрос, от которого могло стать до боли смешно, плохо и ввести в истерику младшеклассника, ну или того, у кого развитие было на подобном уровне. Естественно, сентиментальный и немного туповатый, в меру, конечно же, Оливер во весь звонкий голос заржал, как мастистый конь, отвлекая небольшую часть учебного коллектива от выданного учительницей задания, благо, та пару секунд назад вышла по своим делам из аудитории, парню не достанется путёвка до райских ворот. Хотя в его случае до врат ада… Схватившись за напряжённый живот и чуть ли не падая на пол со стула от смеха, Олли теряет тяжёлые истеричные слезы на, исчерченный всякими приблудами и кошмарами уборщиц, стол, уже не сдерживая смеха над глупой темой очередного спора, стуча по любой попавшейся плоскости карандашом и зубами друг о друга.       — К-кого? — поднимая голову и оглядывая одноклассников, задал логичный вопрос, в усмешке скалясь и даже не ожидая следующих слов со стороны части банды, смахивая слезинку с уголка глаза, раскрасневшегося от полопавшихся сосудов в глазном яблоке, массируя лицо и пытаясь успокоится. — Если ты не забыл…       — Учителя математики.       На секунду Оливер застыл и смех прекратился.       — Чё?..