Взрывная реакция

— Ч-чёрт! Химическая смесь взорвалась вместе со стеклянной колбой, стоявшей на нагревателе. Уилсон успел вовремя закрыться руками — должно быть, выработанный годами рефлекс. — Думал, в этот раз точно получится... — пробормотал он себе под нос. Парень обернулся по сторонам, замечая, что весь кабинет затих. Постоянный гул вокруг, состоящий из шелеста бумаги, брызга чернил и лёгкого скрежета перьев, тихих перешёптываний студентов и монотонного низкого голоса профессора, читавшего лекцию — всё это сменилось гробовой тишиной. Он поднял глаза и встретился взглядом с тем самым профессором — высоким мужчиной средних лет с очень строгими чертами лица и недовольным выражением. Уилсон поёжился. — Н-на вас ничего не попало? — спросил он с искренним волнением. — Ещё как попало, мистер Хиггсбери... — прозвучал угрожающий ответ, будто вынесенный приговор. — О-о, о нет, Боже! Вы в порядке? — парень подскочил со своего места на ноги, оглядывая преподавателя. Его одежда была немного запятнана. В него также могло прилететь несколько осколков, судя по стеклу у его ног. — К счастью, да. Однако, я или кто-нибудь ещё могли бы и пострадать. Вы понимаете, что вы делаете? Проводите ваши... эксперименты во время моих лекций, в моём классе? Уилсон опускает голову и кивает. — Я понимаю, сэр... Но я ни в коем случае не хотел создавать неудобств! — парень нерешительно поджимает плечи и указывает на нагреватель, — Я лишь хотел попробовать подогреть одну смесь. Ничего сложного, но этот старый нагреватель... — Уилсон делает небольшую паузу, будто бы его мысль улетела куда-то, — И... это ведь ваш класс только трижды в неделю... Лицо Максвелла исказилось на мгновение. Ему понадобились все усилия, чтобы сохранить приличие, несмотря на внутреннее море ярости, всколыхнувшееся в нём в ответ на дерзкий комментарий. — Хиггсбери, боюсь, я должен попросить вас ненадолго остаться здесь после моей лекции, — почти что сквозь зубы проговорил он. Уилсон слишком поздно осознаёт, что только что сказал. Он закусывает губу от раздражения и садится обратно, мысленно проклиная свою привычку открывать рот неподумав. Он слышит как шепчутся студенты вокруг, почти что ощущает их пронзающие, холодные взгляды и изо всех сил старается игнорировать их. Сейчас лучше всего было тихо досидеть до конца пары и не высовываться. Вскоре, лекция подходит к концу, и молодой студент ещё больше сжимается на своём месте. Его щёки покрывает румянец от смеси смущения и лёгкого раздражения. Он глядит по сторонам, провожая взглядом случайных одногруппников, и гадает, насколько грозное нравоучение ему сейчас предстоит выслушать. Как только последние студенты покидают кабинет, Максвелл подходит к двери и запирает её изнутри. Щелчёк заставляет Уилсона вздрогнуть, и парень чувствует, как бледнеет, не понимая, что это может означать. Максвелл подходит ближе, располагаясь напротив парты, за которой всё ещё сидит Уилсон. Профессор неотрывно смотрит на него сверху вниз, возвышаясь над его маленькой фигурой. Уилсон не мог больше выдерживать этого напряжения. Он нервно сглатывает ком в горле и снова пытается объясниться. — Я- Я понимаю, что поступил неподобающе, сэр... — начинает он с дрожью в голосе, — Я всего лишь хотел усовершенствовать свои методы, н-но, к сожалению, я немного переоценил свои возможности... «Не то слово,» — думает Максвелл. Его лицо самую малость смягчается, но в нём всё равно явно читается недовольство. — Твоё трудолюбие не может не радовать, однако, — он подходит ближе и кладёт руку Уилсону на голову, поглаживая его по тёмным волосам, — Я не потерплю подобного неуважения в свой адрес, мой милый. Уилсон замирает от неожиданного прикосновения. Внезапно стало труднее дышать. Он чувствует, как кровь снова приливает к его лицу. Парень быстро отводит взгляд в сторону, — Я понимаю, сэр... — Уилсон старается говорить чётко, но сжавшееся горло ему не позволяет. Он пытается понять, нужно ли сказать что-то ещё, но его внимание всё время неумолимо возвращается к чужой ладони в его волосах. — Мало того, что ты прервал мою лекцию, так ещё и имел наглость дерзить мне в ответ. На глазах у всей аудитории... — рука на волосах молодого человека сжимается. — У м-меня просто с языка сорвалось, я не хотел- — голос застревает у него в горле, а волосы встают дыбом, сзади по шее бежит холодок. Ужас охватывает его всё сильнее и сильнее, — П-простите. М-м-мне очень жаль... — Пока что я не достаточно убеждён в твоём сожалении, — Максвелл убирает руку. Уилсон изо всех сил старается не вздрагивать от строгого голоса преподавателя. Он покорно опускает голову и старается успокоить нарастающую панику. — Ты ведь знаком с тем, как в школах обходятся с учениками, которые плохо себя ведут? — прозвучал вопрос, скорее риторический. Уилсон был знаком с этим слишком хорошо, но до последнего не хотел верить, что ему придётся проходить через это снова. Максвелл отошёл от него к своему столу, открыл ящик и вынул оттуда несколько тонких деревянных прутьев, — Понимаешь, что я имею в виду? При виде «инструмента» Уилсона немедленно начинает трясти, его груть вздымается в панических вздохах, сердце начинает колотиться с бешеной силой. Тело действует само по себе. Он неосторожно встаёт из-за парты и отшатывается назад. — Н-не нужно, п-пожалуйста, мне- мне очень жаль, я понимаю, что я виноват- — Тише, Хиггсбери. Подойди ближе. От звучания этого низкого, устрашающе-спокойного голоса Уилсон замирает на месте, поджимая плечи. Казалось, что комната сейчас схлопнется прямо на нём. Он не мог пошевелиться, просто не мог. — Я сказал. Подойди. Ближе. Слёзы выступают у паренька на глазах, и он подчиняется. Медленно, на ватных ногах он подходит к преподавателю не ближе чем на метр. — Молодец, — Максвелл слегка кивает, — Теперь снимай штаны, — произносит он с обыденным спокойствием, выжидающе постукивая розгами по своей ладони. Уилсон таращится на профессора, не веря своим ушам. До сих пор его ещё ни разу не били по оголённому телу. Он и не знал, что в учебных заведениях такое разрешено. Уж точно не в отношении взрослых, уважающих себя студентов. Так ведь...? — Вы... Вы же это не серьёзно... — дрожащим голосом тихо бормочет парень, почти ни на что не надеясь. — Серьёзней некуда, мой милый. ...Разумеется. Его же ничего не останавливает. Мистер Картер — без пяти минут ректор. Ему что угодно сойдёт с рук. — Ты меня очень сильно разочаровал, приятель. Так что пошевеливайся, — продолжал Максвелл всё так же строго и настойчиво. Свежие слёзы выступили у Уилсона на глазах, когда он потянулся к пуговицам на своих брюках. Дрожащие руки неуклюже возятся с застёжками и начинают медленно стягивать штаны вниз. Максвелл же, в свою очередь, внимательно наблюдает за каждым движением молодого человека. — Хороший мальчик... Не волнуйся, это быстро закончится. Что-то подсказывало Уилсону, что это ложь. — ...И ты запомнишь, что у ошибок есть последствия. Я бы сказал, неплохой исход, хм? Уилсон продолжает молча стягивать брюки, его движения замедляются с каждым новым сантиметром оголяющейся кожи. — Тебе стоит быть благодарным, что я запер дверь, — Максвелл не упускает возможности сопроводить чужие действия своими колкими комментариями, — Честно говоря, мне стоило выпороть тебя прямо там, на месте. На глазах у всех. Щёки Уилсона пылают, а губы дрожат и кривятся в гримассе стыда и обиды, его глаза опущены в пол. — Давай, приятель. Спускай свои штаны до щиколоток и разворачивайся, — прозвучал поторапливающий голос сверху. Уилсон делает, что ему велят без единого протеста. Обнажив свою нижнюю часть тела он быстро разворачивается, натягивая белую рубашку так низко, как это возможно, автоматически пытаясь прикрыться. Он напрягается всем телом, готовясь к неминуемой боли. — Хорошо, — Максвелл кладёт руку ему на плечо и парень вздрагивает, — Подожди секунду, — Максвелл отходит к шкафу у стены. Услышав шаги, Уилсон приподнимает голову, следуя взглядом за преподавателем. Максвелл достаёт высокое зеркало, подносит его ближе и ставит напротив студента. Парень встречается глазами со своим отражением и тут же отводит взгляд. Как же пристыженно и жалко он выглядит — полураздетый, с красными щеками и заплаканными глазами. — Что думаешь? Так я смогу видеть твою реакцию, пока ты стоишь ко мне спиной. Удобно, не находишь? Уилсон почувствовал, как краснеет ещё сильнее, если это вообще было возможно. Никакой надежды избежать чужого взгляда на себе у него не остаётся. Он осознаёт, насколько унизительно его положение, и всё, чего ему хочется — это свернуться на полу и исчезнуть. Парень крепко сжимает челлюсть, стараясь не начать вновь молить о посчаде, потому что знает, что это бесполезно, и скорее всего только больше разозлит преподавателя. Максвелл видит мучения, отражающиеся у Уилсона в лице и испытывает невероятное извращённое блаженство. — Будь добр, подними рубашку. Какой смысл снимать с тебя штаны, если ты всё равно прикрываешься? Уилсон повинуется, уже ни о чём не думая, и Максвелл довольно ухмыляется. — Вот так, да. И держи её поднятой, — он проводит розгами по чужой спине, вызывая волну мурашек у студента, — Что ж. Начнём наш урок, пожалуй? Уилсон тяжело и часто дышит, ожидание заставляет трепетать каждую мышцу в его теле. Он закусывает губу, чтобы удержать себя от издавания каких-либо звуков. Слёзы в его глазах угрожают пролиться в любую секунду. Максвелл заносит пучок берёзовых прутьев высоко над своей головой и со свистом опускает его студенту на бледные ягодицы. Уилсон дёргается, чуть ли не теряя равновесие от первого же удара. За ним следует ещё один, и ещё. Он изо всех сил старается не вскрикивать, отчаянно борется за то, чтобы сохранить хоть какое-то достоинство, но с каждым разом это становится всё труднее. Каждая болезненная секунда тянется бесконечно, на контрасте с тем, как быстро и часто розги касаются его тела. На пятом ударе Уилсон не сдерживается и горько всхлипывает. На шестом он сдавленно кричит. По опыту прошлых порок он знал, что больше быть не должно. Шесть ударов. Шесть. И мучения заканчивались. Максвелл остановился, и Уилсон почти что вздохнул от облегчения, почти успел расслабиться. Удар по задним частям бёдер. В этот же момент Уилсон кричит во всё горло — больше от отчаяния, чем от боли — и чувствует, как ломается. Он начинает громко рыдать, забывая о том, чтобы сдерживаться. Рассекающие воздух и нежную кожу удары продолжались, и Уилсон потерял счёт. — Ты что-то сказал? — спрашивает его мучитель, приостанавливаясь. «Я что-то сказал...?» — сквозь шум в голове Уилсон и сам себя не услышал, но решил воспользоваться промедлением. — Я-я-я... Я н-не- Ааагх!!! — Максвелл снова хлестнул его и усмехнулся. — Я-я ус-воил урок! — выплакивает он слова, сквозь заикания и всхлипы, — Я-я обещ- обещаю, я н-никогда... Никогда н-не п-по-мешаю вашим з-занятиям!! — Хм... — Максвелл притворился, будто взвешивает услышанное, — Это мне решать, мальчик мой, — он кладёт руку Уилсону на предплечье и поглаживает его в обманчивом жесте нежности. Как вдруг... Максвелл одёргивает руку и многозначительно мычит, обращая на что-то внимание, но Уилсон не замечает ни его голоса, ни касания. Он пытается кашлянуть, но вместо этого давится отчаянием, пока слёзы лются ручьём по его алым щекам. — П-прошу!! П-простите меня! Я- я буду п-п-прилежным, об-ещаю... — Уилсон, это что такое? — игнорируя жалостливые мольбы, Максвелл указывает студенту между ног, на его лёгкую эрекцию, — Ты не хочешь объясниться? Внезапно, Уилсон понимает в чём дело и издаёт резкий вздох. Он сжимает ноги и стыдливо прикрывается руками, быстро опуская голову, пытаясь спрятать лицо. — Я-я... Я не могу... Я не знаю, почему... Эт- это... Просто ин-огда случается- Стыд от невозможности спрятаться, страх того, как теперь поступит с этой информацией Максвелл... Уилсон абсолютно сгорает от ощущений и продолжает тихо плакать. — Правда что ли? А может быть, ты просто грязный извращенец, м? — Максвелл хватает Уилсона за ягодицу и крепко сжимает, вызывая новую волну боли от уже нанесённых увечий. Теперь мужчина и не думает останавливаться, — Тебе что, нравится боль и унижение? Уилсон хочет провалиться сквозь землю. — Никогда бы не подумал, что таким может оказаться один из моих учеников, встречающихся со мной трижды в неделю, имеющих наглость мне грубить... Портящих мои лекции, к которым я так тщательно готовлюсь... Уилсону кажется, что он сейчас потеряет сознание. Если бы. Отнюдь, судьба не была к нему так милосердна, поэтому он просто продолжает горько рыдать и давиться всхлипываниями. Он был уверен, что его слышно снаружи. Максвелл не останавливается. — Хм, я прав, не так ли? Ты тот ещё девиант. Может быть, даже немного гей? Мне, пожалуй, стоит донести на тебя, куда следует! — с этими словами он ладонью шлёпает сломленного студента по заднице. Уилсон чувствует как его снова накрывает паника. С каждым словом преподавателя он всё больше ощущает, будто его буквально препарируют заживо. Он прерывисто вздыхает, пытаясь собраться и сказать хоть что-нибудь, чтобы спастись. — Н-нет!! Я- я не-! Эт- это н-ниче-го н-не значит... П-п-пожалуйста- не- не д-доносите на меня... Я-я бу-ду х-хорошим, п-пожалуйста!! — взмолился несчастный. — Хм... — Максвелл задумался на секунду, не отрывая взгляда от измученного лица молодого человека, — Хорошо. Если сможешь вытерпеть ещё немного, так и быть, я тебя отпущу. Как тебе такое предложение? Уилсон поднимает мокрые, умоляющие глаза на Максвелла в зеркале и отчаянно мотает головой. — Н-нет... Прошу- прошу, не надо... Я- я больше не вынесу- Максвелл резко хватает парня за волосы и дёргает вверх, вызывая у него испуганный вскрик. — Либо это, либо я выгоняю тебя из этого университета навсегда, жалкое ты подобие учёного!!! Дрожащие ноги Уилсона подкашиваются, но он заставляет себя проглотить ужас и отчаяние и кивает, насколько ему позволяет крепкая хватка на волосах. — Хорошо... Я... я вытерплю.... — Вот это я понимаю. Теперь соберись и будь мужчиной, — Максвелл грубо отпускает чужие волосы, — Вставай на четвереньки. Уверен, ты устал стоять прямо. Медленно Уилсон опускается на пол и вскоре оказывается в требуемой унизительной позе. Он уставился в пол, трясущимся телом ожидая новой серии жгучих ударов, его дыхание представляет собой слабое, неровное, прерывистое сипение. — Мм, видок неплохой, — Максвелл разминает костяшки и вскоре сам приседает на пол, для лучшего доступа, — Сейчас я нанесу тебе десять шлепков, и ты вслух посчитаешь каждый из них для меня. Всё понял? Уилсон молчит какое-то время, пытаясь осознать услышанное, и нерешительно кивает. Он зажмуривает глаза и напрягается, ожидая первого удара. Максвелл использует невозможность и нежелание Уилсона видеть его руку, и намеренно медлит. В какой-то момент он слегка касается задницы несчастного студента, вместо того, чтобы ударить по ней, заставляя Уилсона проскулить от невыносимости ожидания. В следующее мгновение профессор совершает резкий, болезненный шлепок, сильнее чем всё, что было до этого. И Уилсон стонет. Он выгибает спину и трясётся так, что едва умудряется оставаться в том же положении. Ему не сразу удаётся сформулировать слово. — Один... — в конце концов выдавливает парень из своего измождённого сознания и заливается слезами. Максвелл наносит второй удар, теперь только по левой ягодице. Уилсон ревёт от боли сквозь сжатые зубы, впиваясь пальцами в пол. — Д-два... — умудряется выдать он своим сорванным голосом. Парень поднимает голову и наблюдает за чужой ладонью. Его зад уже жжётся словно содранные колени, и парень боится представить, что будет дальше. Максвелл бьёт его по правой ягодице. Уилсон дёргается, но не издаёт ни звука. — Уилсон, какой это был раз? Для ответа ему приходится собрать всё своё присутствие духа. Он тихо шепчет. — Три... — Молодец. Не забывай считать их, иначе я могу и заново начать. Уилсон не может представить себе такой перспективы и, прерывисто проскулив, старается сконцентрировать всё своё внимание на счёте. Максвелл, похоже, решает проверить предел возможностей своего студента, и начинает бить его быстро и часто. Уилсон мычит и стонет, не успевая произносить слова сразу же. — Сколько было? Чтобы каждый назвал мне! — Ч-четыре, п-пять, шесть... — Уилсон промедлил, пытаясь вспомнить, был ли седьмой, — С-с-семь... — На его заднице уже красовалось одно большое красное пятно, в добавок исполосанное линиями от розг. С каждым ударом было только больнее. Уилсон дрожит, слёзы падают на пол и разбиваются, попадая ему на руки. Он чувствует ещё один удар. — В-в-вос- в-восемь... Максвелл делает паузу и наклоняется к его голове. Он приподнимает его за волосы, заставляя снова взглянуть в зеркало. — Ну-ну, не нужно так горевать, дружок, — большим пальцем ладони, горячей от ударов, Максвелл стирает слёзы с его лица, — Ты почти у финиша! Профессор бросает его голову, и парень чуть не падает вместе с ней. Ещё один шлепок. — девять.... — Едва слышно скулит Уилсон. — Ещё один. Ты молодец, — чужая рука нежно гладит его по выгнутой пояснице и Уилсон на мгновение поддаётся этим мягким касаниям, этой отравленной похвале. Хуже всего было то, что он всё ещё чувствовал приятное тепло между ног. Рука Максвелла плавно перемещается с поясницы на его избитую задницу и поглаживает её. Это напоминает Уилсону, как перед взятием крови из вены или пальца, кожу грубо натирают йодом. Ещё не больно, но ожидание намного хуже. Как и с первым шлепком, Максвелл выжидает слишком долго, чтобы доставить последний. Но когда он наконец наносит удар, его достаточно, чтобы бедный парень завопил громче чем когда-либо. — ...Десять, — Выговорив последнюю цифру, Уилсон падает и сворачивается на полу спиной к потолку. Его лицо всё ещё залито красным от переполняющего унижения, он зарывается в свои руки, давясь слезами, ощущая жгучую боль, которая никуда не уходит. Всё его тело трясётся с невероятной силой. — Твоё наказание окончено, Хиггсбери, — раздался голос свысока, — Надеюсь, ты действительно усвоил урок, и теперь будешь думать трижды, перед тем как действовать мне на нервы. Уилсон не может успокоиться, не может ничего ответить, не может даже пошевелиться. Максвелл раздражённо цикает на неконтроллируемую истерику несчастного студента. — Хиггсбери, соберись сейчас же!! Ревёшь как девчонка, смотреть противно. Уилсон не отвечает. — Собирай свои вещи и выметайся, пока ты снова меня не разозлил!! Парень замирает от угроз и криков преподавателя, его сердце колотится с бешеной силой, он часто и глубоко дышит, невольно вызывая у себя головокружение. В панике он пытается встать, но спотыкается, не успев подняться, и падает обратно, только сильнее сжимаясь в комок на полу и продолжая безостановочно рыдать — удержать и засунуть свои чувства подальше уже не получалось. — Так не пойдёт, Хиггсбери, — Максвелл наклоняется и поднимает молодого человека за подмышки, пытаясь заставить его стоять на ногах. Он разворачивает парня к себе и оглядывает его сверху вниз, — Ну что за жалкое зрелище... Уилсон отчаянно глотает воздух. Его ноги подкашиваются, и Максвеллу приходится держать его, чтобы он снова не упал. Парню удаётся поднять глаза на своего мучителя, но слёзы застилают его зрение. Он шмыгает и вытирает лицо руками, безуспешно пытаясь успокоиться. Его всё ещё трясёт с ног до головы, боль — и физическая, и психологическая — пронизывает всё его тело. Максвелл смотрит на всхлипывающего студента с презрением, всё ещё придерживая его на вытянутых руках. — Ты бы хоть штаны натянул обратно. Уилсон содрогается от чужого осуждающего взгляда, но ему наконец, удаётся встать на своих трясущихся ногах без поддержки. Он наклоняется и осторожно натягивает скатавшиеся у щиколоток брюки. Слёзы продолжают течь из его покрасневших глаз, но он постепенно начинает успокаиваться, чувствуя отдалённое облегчение от того, что это, кажется, и правда закончилось... — Вот так... — протянул Максвелл, — Я бы сказал, тебе нужна была небольшая встряска, а, приятель? Уилсон ничего не отвечает на это. Надев штаны, он смотрит в пол, упираясь руками в колени, и всё ещё пытается прийти в себя. Максвелл грубо нарушает долгожданную тишину в его голове своим раздражённым тоном. — Прекращай это жалостливое шоу, приятель. Ты заслужил каждую секунду. Так что соберись, наконец, и убирайся, пока я не передумал. Уилсон резко поднимает голову. На лице молодого человека читается ярость и сильнейшая обида, но он быстро отворачивается, вытирая оставшиеся слёзы. Измученным и дрожащим голосом он тихо бормочет: — Ничего из этого я не заслуживаю, профессор...