***
Пленником подземного царства себя Доён чувствовал лишь первый месяц, не желая есть, отвечать или же смотреть на мужа, который безмолвно находился рядом, видимый, или же нет. Кора слышал, что когда-то циклопы выковали для одного из трех главных богов шлем-невидимку, благодаря которой он смог победить в бесчисленных битвах, а потому ему казалось, что присутствие мужа в шлеме было почти постоянным. Это напрягало… пока он не привык окончательно. Когда же разум смирился с теперешним положением, Доён пошел исследовать царство мертвых. Очевидно, оно сильно отличалось от описаний, которые были прочитаны им из сказаний смертных. Подземный мир был светлее, чем он того ожидал, хотя, смотря дальше, темнота сгущалась, не позволяя увидеть горизонт. Солнца не было, как и луны, однако все вокруг освещалось ничуть не хуже, как если бы это был внешний мир. Бред, думает Доён, качая головой. Ничто не может сравниться с чистым воздухом и запахом свежих трав и цветов. Некогда белоснежный хитон отдает сероватым оттенком и бог вспоминает, что не менял одежду уже почти три недели. Конечно, от него не будет исходить срамной запах, как от смертных, но все же хотелось бы смыть с себя всю грязь, накопленную за время, проведенное в подземном царстве. Он не сразу замечает, что оказался в другом крыле замка, но уходить не спешит, а массивная дверь, украшенная золотом и серебром маняще подзывает любопытного Кору. Однако, Доён не успевает открыть дверь, как мягкая ладонь оказывается в плену холодных пальцев, не сильно, но крепко удерживающих его на месте. Когда юный бог резко разворачивается, то оказывается в плену между дверью и внушающего страх и трепет мужчиной, который впервые с момента похищения оказывается так близко к нему. У Коры впервые появляется шанс рассмотреть Аида вблизи. Точёные черты лица были вытянутыми, не с такой ярко выраженной челюстью, как у большинства олимпийцев, однако это ничуть не убавляло красоту бога. Белая, почти бледная кожа резко контрастировала с его загорелой кожей, покрытой веснушками и Доён сам не замечает, как внимательно рассматривает действительно красивое лицо старшего бога, а когда взгляд падает на его чуть длинные, похожие на кровь, темно-красные волосы, из бога весны исходит легкий вздох. — Ты уже смирился и пришел закрепить наш брак? Впервые за столько времени он слышит голос своего похитителя и Доён, мягко говоря, был поражен тем, насколько мягко и одновременно жёстко звучал голос повелителя подземного царства. Но когда до бога доходит смысл сказанных слов, разум моментально заполняется злобой и Кора безуспешно пытается вырвать руки с железной хватки. — И не мечтай! Отпусти меня! Аид выслушивает его спокойно, давая возможность выплеснуть все накопившиеся чувства за эти недели. И когда Доён, наконец, успокаивается, отпускает руку. — Как скажешь, мой король. Да, кажется, Доён забыл, что с титулом мужа ему прилагалось и звание короля, хотя эта мысль никогда доселе не посещала его. Кора, к своему разочарованию, почувствовал трепет от осознания этого факта. — Я хочу домой к матери. Ты же знаешь, что она не успокоится, пока я не вернусь. — Меня не волнует мнение моей дорогой сестры Теён, — сухо произносит Аид, все еще держа мужа в плену. — Твой отец, Ёнхо, сам выдал тебя мне, а потому отныне ты останешься здесь со мной в качестве супруга. При упоминании отца Доён сглатывает. Он лишь несколько раз видел своего царственного отца, так как мать редко брала его с собой в Олимп, предпочитая оставлять с нимфами на земле. Юный бог не мог поверить, что Зевс так легко отдал сына в плен. Видимо, мысли отразились на лице, отчего Доён слышит легкую усмешку, а когда поднимает взгляд, Аид спокойно говорит: — Может мой младший брат и является царём Олимпа, однако, даже он не смеет стоять между мной и тем, что я возжелал. Глаза Доёна расширяются от сказанного, а когда пальцы Аида касаются его волос, слегка оттягивая их, в голове впервые за долгое время поселяется леденящий душу страх, который усиливается с каждой секундой, как холодные пальцы медленно очерчивают кожу его лица и шеи. Коре удается лишь еле слышно прошептать: — Пожалуйста, не надо… И, похоже, слова, произнесенные в отчаянии и страхе, отрезвляют старшего, который мгновенно убирает руку, однако, не отступая и все еще не давая свободу Доёну. — Как тебя зовут? — тихо и мягко спрашивает Аид, смотря прямо в глаза успокоившегося бога. — Ко… — Не имя, которым тебя нарекли смертные. Как зовут тебя? И как только юный бог понимает, что от него хотят, он тихо отвечает : — Доён. — Доён, — медленно и тягуче произносит Аид, словно пробуя имя на вкус, отчего дрожь проходит по телу Коры. Но не та дрожь, которая появляется от страха. Это было что-то другое, нечто, что он никогда не испытывал прежде. — Доён, — снова обращается к нему Аид. — Я дам тебе времени привыкнуть столько, сколько тебе понадобится. Однако, смирись с тем, что ты отныне мой муж и подземное царство — твой новый дом. — Оно никогда не станет моим домом, — сквозь зубы произносит Кора, однако, похоже, Аид ничуть не впечатлён. Вместо этого лицо царя оказывается настолько близко к нему, что Доён забывает дышать, но и отвести взгляд не получается, оставаясь в плену черных глаз. — Доён… Просто уважай меня, выполняй мои приказы, люби меня — и я стану твоим рабом, — чуть слышно произносит старший бог перед тем как резко выпрямиться, заставляя Доёна с тяжелым дыханием опереться об дверь. Аид молча разворачивается, исчезая в глубинах коридора, а сердце юного бога все никак не может прийти в спокойствие.***
Сегодня, по приказу матери, до обители Артемиды его сопровождали двое нимф леса. Юши и Рё были славными малыми и умели веселиться, однако Доён уже порядком устал от постоянной контроли со стороны матери. Прошел уже месяц, а Теён никак не хотела успокаиваться, желая быть с ним каждое мгновение, а когда у нее это не получалось из-за своих обязанностей, то всегда поручала нимфам следить и сопровождать его. — Мы скоро будем у Артемиды. Ты рад, Кора? Честно говоря, за все шесть месяцев Доён привык, чтобы к нему обращались по его настоящему имени, или же по титулу. Однако, он не мог говорить подобное ни нимфам, ни тем более матери, которая не желала слышать и намека на Аида и подземное царство в целом. Доён слегка хмурится, впрочем, стараясь ответить вежливо. — Да, я давно не виделся с Тэёном. — Будет не только Артемида. Афина тоже возжелал присутствовать в сегодняшнем чаепитии, — с игривой улыбкой добавляет Рё, собирая полевые цветы. — Ренджун тоже будет с нами? Улыбка на его лице появилась сама собой при упоминании его, пожалуй, самых близких друзей из числа олимпийцев. Что Артемида, что Афина были из числа богов, выбравших девственную жизнь без брачного союза, не желая отдаваться другим богам. Доён думал, что придет время и он тоже вступит в их круг, однако, Судьба распорядилась иначе… Небольшой храм из крепкого дуба начал виднеться уже спустя десять минут ходьбы и взору Доёна первым же приглянулся точеный силуэт прекрасного Артемиды. Когда компания добирается до храма, Тэён сразу же заключает его в свои крепкие объятия и Доён не сдерживается, кладя голову ему на плечи. — Я рад, что ты вернулся, мой друг. «Я тоже», хотелось сказать Доёну, однако, он со смирением понимает, что не может. — Слышал, что Афина тоже здесь. — Я не виделся с другом почти полгода. Конечно же, я освободил себя от своих обязанностей на время, — слышится строгий, но пропитанный нежностью голос сзади и Доён с улыбкой поворачивается в сторону Ренджуна. Бог мудрости сидел на стуле без своих брони и шлема, вместо них предпочитая надеть длинный голубой хитон, а на выгоревших на солнце волосах свисали украшения из золотых веток оливкового дерева. Доён с блаженством садится на мягкие подушки, раскиданные на полу, а двое других богов присоединяются к нему. — Как ты? Надеюсь, тебя ничего не беспокоит? — Я в порядке, Ренджун, — с улыбкой отвечает Доён, понимая скрытый смысл в вопросе друга. — Он… Аид ничего не сделал с тобой? Я слышал, что он весьма страшен в гневе, — прямо спрашивает Тэён, со всей серьезностью смотря на Кору. — Нет, он не… он не принуждал меня ни к чему и не трогал все эти шесть месяцев, — и, чуть погодя, Доён все же добавил: — Сказал, что подождет, пока я сам не захочу его. — Что ж, ему повезло, что он может прождать вечность, — усмехается Ренджун, чем вызывает приглушенный смех у Тэёна. И Доёну хотелось бы присоединиться к общему веселью, однако он обнаруживает, что не может посмеяться над шуткой друга. И замечает это не только он. — Что такое, Доён? Только не говори, что… — Тэён не договаривает, как его глаза расширяются в удивлении, а брови вздымаются вверх. Лицо Ренджуна искажается в гримасе, с неверием смотря на друга. — Я никому этого не рассказывал, боясь, что слова дойдут до матери, но… Аид действительно не такой, каким его описывают многие. Признание утаскивает с собой тяжелую ношу, которую бог весны хранил внутри себя. Он ожидает осуждения со стороны друзей, но все, что он видит на их лицах — не скрытое ничем любопытство. — И каков он? — бесстыдно спрашивает Тэён, пытливо смотря на друга. — Он… внушительнее чем наш дядя Посейдон, — несуразно начинает Доён, вызывая усмешку у Ренджуна. — Даже я внушительнее нашего дяди Куна. Не просто так он проиграл мне спор и теперь столица одной из величайших царств смертных названо в мою честь. Так что попытайся еще раз. — Он красивый. Возможно, самый красивый бог, которого я видел, — искренне произносит Доён. — У него волосы цвета ликориса. Никогда не встречал прежде подобного. — Неужели он зацепил тебя только внешностью? Доён, не задумывась, качает головой, вызывая у богов удивление. Поначалу он действительно боялся Аида, не желая попадать в немилость. Все слухи о нем и Тартаре изрядно имели на это влияние. Но чем дольше он оставался в подземном мире, тем лучше узнавал своего мужа, который постепенно раскрывался с другой стороны. Беспощадный? Нет, справедливый. Равнодушный? Просто спокойный, реагирующего на окружение с долей меланхолии. Доёну пару раз удавалось вызывать у него тень улыбки, впрочем лишь в те моменты, когда он попадал на просак, отчего мужу приходилось спасать его. Аид сдержал свое слово не трогать его, пока он сам того не возжелает, хотя и обещание было нарушено в тот день, когда он узнал о приказе Ёнхо вернуть сына матери. Как только шесть зерен граната были съедены Доёном, Аид поцеловал тыльную сторону его ладони, задерживая мягкие губы на его загорелой коже чуть дольше положенного. И бог весны тогда впервые обнаружил, что ему не противны прикосновения мужа. — Это семена из подземного царства. Таким образом я буду уверен, что ты вернёшься ко мне. Слова подействовали отрезвляюще и Доён резко отдёрнул руку, с обидой смотря на мужа, который, судя по всему, ожидал подобной реакции. А потому Аид хищно ухмыляется, приближаясь к нему настолько близко, насколько данное обещание позволяло. — Доён, ты теперь мой. Ты принадлежишь этому царству. Оно принадлежит тебе. И с той самой секунды, как мы стали мужьями, оно не может существовать долго без второго короля. Я терпелив, но испытывать границы этого терпения тоже не стоит. Одна единственная капля слезы течет по щеке и тонкие пальцы мужа смахивают их, не позволяя упасть на землю. — Мой прекрасный муж, мой королевский супруг, — с придыханием произносит Аид, заставляя сердце молодого бога биться еще быстрее. — Я буду ждать тебя. В тот же день Доён впервые слышит настоящее имя Аида. Друзья безмолвно слушают рассказы о том, как Аид задаривал его несметными богатствами, различными книгами и историями древности, свидетелем которых был лично. Но пронесшееся воспоминание о том вечере, когда он вкусил плод подземного царства и узнал заветное имя, он предпочитает оставить в своем сердце. Доён просидел с друзьями до самой ночи, пока за ним не пришли Рё с Юши, а потому, попрощавшись, бог уходит домой в лес, где его ожидала мать, вернувшаяся с Олимпа. Кора благодарен за то, что Теён не наседает на этот раз, видя утомленное лицо. Он сразу же валится на свою мягкую кровать, которая не шла ни в какое сравнение с той, что была в подземном царстве. В теперь его царстве. И с подобными мыслями он засыпает.***
Первое, что видит Доён при пробуждении — асфодельский луг в темноте, освещенный лишь светом луны и светлячков. Он понимает, что оказался во сне, управляемый Гипносом почти в ту же секунду, так как однажды так же попал под руку скучающему богу сновидений. Впрочем, нет причин для паники. Гипнос часто выбирает среди богов тех, кто будет осознанно понимать происходящее во сне, а сам он предпочитает лишь услышать от первых уст ощущения от сна. Доён встаёт с места и лишь тогда обнаруживает на себе достаточно провокационный хитон, едва скрывающий его длинные ноги и бока. И если бы в реальности он бы непомерно постеснялся надевать подобное, на данный момент это его ничуть не волновало: всё же это его сон. Он не знает сколько времени он пробудет здесь, а потому встаёт с места, желая прогуляться по окрестностям и посмотреть, что же выдумал для него Гипнос на этот раз. Спустя недолгих двух минут Доён видит небольшую поляну, укрытую цветами нарцисса и, осмотревшись, сталкивается с силуэтом, сидящего у ствола ивы. Когда он понимает ,кем являлся этот человек, глаза округляются в немом удивлении и бог весны не успевает развернутся и спрятаться, как его окликают: — Доён. Голос мужа был таким же, каким он запомнил его за шесть месяцев, проведённых вместе. Это был голос, по которому он невольно скучал. Видимо настолько, что он даже приснился. — Аид, — кивает Доён, приветствуя мужа, хотя, на секунду он всё же вспоминает, что это лишь сон и формальности ни к чему. Похоже, он очень хорошо запомнил черты мужа, что дивится про себя реакции Аида, который с удивлением поднимает бровь на обращение к нему Доёна. Обычно Кора называл его «Ваше Величество», или же «Милорд», но все же сегодня он решил ненадолго забыться, пока находится во сне. — Во сне? — спрашивает Аид и Доён мысленно бьёт себя по голове за невольно высказанную вслух фразу. Впрочем, он сразу же приходит в себя, спокойно повторяя: — Да, ты мне снишься. Я сейчас нахожусь во власти Гипноса. Вряд ли у него хватило бы сил затащить под свои чары одного из трёх великих богов. Губы Аида слегка дёргаются в намеке на ухмылку, но он не спешит отвечать на предположения мужа, а потому Доён двигается в его сторону, вызывая очередное удивление у старшего. — Ты выглядишь... — Непристойно? — подсказывает Доён. — Прекрасно. Самый красивый из всех божеств, — с пугающей искренностью произносит Аид, не сводя открытого взгляда с тела мужа. — Похоже, ты не встречал многих божеств. Хочешь сказать, я прекраснее Афродиты? — с усмешкой спрашивает Доён, откидываясь на ствол дерева. — Я древнее всех нынешних богов, а потому знаю, что говорю и не склонен врать. Доён мычит, в согласии, но не произносит вслух, что подобное признание согревало его тщеславие и эго. Являясь богом весны, однако, он всегда находился под тенью матери, и даже обладая свежей и яркой внешностью, он никогда не мог сравниться с богиней любви и красоты Джунхуэем, или же Читтапоном. А потому подобное признание от мужа — хоть он и был плодом воображения — весьма льстило, позволяя улыбке расцвести на лице. — О чем ты думаешь? — спрашивает Аид, прижимаясь спиной к дереву, не сводя глаз с младшего. — Через два месяца состоится бал в честь летнего солнцестояния и мне интересно, будешь ли ты там? Слова бога весны явно удивляют старшего, что он открыто окидывает его любопытным взглядом. — А ты бы хотел? — вкрадчиво спрашивает Аид, поворачивая голову в сторону Коры, и в глазах его он заметил лёгкий огонек надежды. Доён поворачивается лицом в ответ, поздно отмечая, что их лица находятся слишком близко друг от друга. В ином случае он бы отпрянул в то же мгновение, но не сейчас. Сейчас, он не хочет притворяться. — Да. Я...мне казалось, что я буду счастлив, как только окажусь на поверхности рядом с матерью. И я был счастлив первый месяц, но..., — Доён ненадолго замолкает, обдумывая слова. — Я понимаю, что скучаю по тебе, мой муж. Как только слова срываются из его уст, Аид наклоняется, соединяя их губы. Поцелуй скорее целомудренный, старший бог не желал заходить далеко, однако Доён решает за них обоих, разворачиваясь всем телом и садясь на колени мужа. Он обхватывает голову старшего, углубляя поцелуй и получая в ответ сдавленный стон. Руки Аида обхватывают его талию, придвигая изящное тело мужа ещё ближе к своему. И когда Доён чувствует твердость под черными хитонами мужа, он со всей переполняющей страстью выдыхает: — Юта... Услышав свое имя из уст самого желанного им существа, бог мертвых не выдерживает, слегка отстраняясь. Он свисает над юным богом, ловя его затуманенный взгляд. — Доён... — Юта... Их губы снова сталкиваются в поцелуе, который на этот раз был менее нежным, а их руки беспрестанно гладили каждую часть тела, до которого они могли добраться. Доён, не осведомлённый в любовных делах, пытался неуклюже стянуть плащ поверх хитона мужа, вызывая у последнего тихий смех. И когда он наконец находит нужный узел, его руки накрываются ладонью мужа, который целует каждый палец, заставляя младшего смотреть на него с вожделением. — Не стоит, — произносит бог, отпуская руку Доёна. — Почему ты остановился? — Я не хочу, чтобы наша первая близость состояла в твоём сне. Звучало... убедительно. Однако, Доён не хотел останавливаться на достигнутом, а потому пытается снять с себя испачканный хитон. Впрочем, безуспешно, так как его сразу же накрывают плащом. — Ты пытаешься меня соблазнить, однако, мой величественный супруг, я собираюсь взять тебя лишь в нашей постели. Спокойно произнесённые слова Юты оказывают сильное влияние на Доёна и он чувствует как жар приливает к лицу. Но он не собирался проигрывать. — Я приказываю! Это мой сон, а потому делаю, что хочу! — огрызается юный бог, вызывая очередную усмешку у мужа. — Ты уверен, что это твой сон, дорогой? — Юта выпрямляется, потянув Доёна ближе к себе, который все ещё сидел у него на коленях. И когда их лица оказываются в дюйме друг от друга, он вдруг низко произносит: — Или может, тогда мне всё же стоило впустить в мою обитель и взять тебя, раз ты так этого жаждешь? На мгновение Доён молчит, пытаясь переварить смысл сказанных слов. А когда он осознаёт, его рот приоткрывается от неверия, заставляя Юту криво усмехнуться. Гипнос был могущественным богом, способного воплотить самые разнообразные сны, однако даже он не обладал силой выведать все сакральные моменты из жизни богов. — Ты... — Я твой муж, да, Доён. Ты разочарован? — горькая усмешка внезапно отдается болью. — Но как? — тихо спрашивает Доён, все ещё сидя на коленях мужа, пока руки покоились на его сильных плечах. — Мне невыносимо без тебя, моя любовь. Признание прожигает сердце, оставляя в нем следы и бог весны не может не поцеловать Юту, вызывая очередное удивление на мужественном лице. Когда Доён отстраняется, он решает спросить то, чего всегда желал знать. — Почему именно я? И Юта, похоже, ожидал подобного вопроса, а потому его руки ещё сильнее обхватывают его талию, не позволяя ему двигаться. — Я спускался с Олимпа, когда впервые увидел, как ты гуляешь на лугу вместе с другими детьми брата. Артемида и Апполон пытались догнать тебя, а ты, смеясь, убегал от них, позволяя одежде развеваться по ветру. Я не могу объяснить то чувство, которое испытал, увидев тебя. Я подумал, что ты — галлюцинация, моё воображение. А твоя улыбка... Мне кажется, я влюбился в то же мгновение и возжелал тебя. Я увидел тебя, полного жизни, которой не было достаточно во мне. Мне хватило тех шести месяцев, чтобы понять, что я действительно желаю тебя всем сердцем, мой прекрасный муж. Единственный в моей жизни. Последние слова оказывает на него бо́льшее влияние, чем все предыдущие. Хотя он и не вырос в Олимпе, благодаря рассказам матери он знал достаточно, чтобы понять, что никто никому не был верен. Его мать пережила измену отца, когда тот предпочел жениться на боге покровителе брака Тэиле, и всеми возможностями она старалась огородить его от влияния других богов. А потому слышать, что тебе предоставляют полную власть над собой, обещая верность, необычно. Но не менее сладко. Доён снова припадает к губам мужа, который с готовностью раскрывает их, прижимая его ещё ближе, и когда он отстраняется от нехватки воздуха, Кора еле слышно, но твёрдо произносит: — Я желаю тебя не меньше. Пожалуйста, Юта, сделай меня своим окончательно. И ему не надо было повторять дважды. Его руки на теле мужа, когда он возился с его одеждой, вывели Юту из ступора и снова ввели в безумие. В мгновение ока он помог Доёну избавиться от всей своей одежды, беспорядочной кучи валявшейся на земле. Прежде чем он смог принять его, Юта подхватил его на руки, заставив вскрикнуть от удивления. Он встал на колени и положил тело Доёна на землю. Старший бог ненадолго остановился, чтобы полюбоваться своим мужем, раскинувшегося перед ним. Он никогда не предполагал, что они окажутся в таком положении за пределами их комнаты в подземном мире, запутавшись в цветах и тканях одежды в темноте. Теперь же Доён был в своем мире, на открытом воздухе, совершенно обнаженный перед ним, глядя на него широко раскрытыми, ожидающими глазами. Он доверял ему свое тело, и это еще больше привлекало его в нём, пробуждая желание сделать так, чтобы Доён никогда не смог забыть их первую близость.***
Когда Доён просыпается, он чувствует, как его тело ноет, в особенности спина и сначала он даже не понимает причин, пока не вспоминает произошедшее. Кровь мгновенно приливает к щекам, а он сам медленно встаёт с кровати, пытаясь не усиливать ноющую боль в пояснице ещё больше. Когда он подходит к зеркалу, Доён невольно охает. Короткая ткань хитона еле скрывала красные следы от любовных укусов и поцелуев, оставленных мужем в порыве их страсти, а шея приобрела такой же оттенок, как и волосы Юты. Доён не мог поверить, что последствия близости во сне проявятся в его реальном теле. Когда-нибудь, он серьезно поговорит с Гипносом, а пока... — Кора, милый, ты проснулся? Мягкий голос матери отвлекают его от размышлений и Доён с паникой думает о том, что бы надеть, дабы мать не увидела следы на его теле. Он не собирается выслушивать очередную истерику. Он открывает дверь прежде, чем это сделает Теён и высунутая наружу голова встречается с удивлённым взглядом матери. — Милый, с тобой все хорошо? — Всё прекрасно, мам, честно. Я просто хотел одеться перед поездкой, — с натянутой улыбкой отвечает Доён, пытаясь убедить мать. — Поездка? Куда? — беспокойство на лице Деметры появляется в то же мгновение. — К Джуну и Вону. Я давно у них не гостил. — Зачем тебе в обитель Афродиты и Гефеста? Доён чувствует, как терпение покидает его от вопросов матери. — Мама, прошел уже месяц, может ты успокоишься? Я просто хочу проведать братьев. Похоже, его жёсткий тон действует отрезвляюще, что даже Теён молчит, не зная как ответить на резкий выпад сына. Немного погодя, Деметра, еле вздохнув, отвечает: — Хорошо, я всё равно собиралась сегодня на Олимп. Но пусть с тобой будет хоть кто... — Нет, мама, я пойду один, — твёрдо произносит Доён, давая понять, что разговор окончен. Когда он закрывает двери, то чувствует, что мать всё ещё стояла на месте, однако, через некоторое время она уходит. Входная дверь с шумом захлопывается. Доён с облегчением вздыхает, вставая с места и собираясь в дорогу. Он находит длинный хитон, но даже надев его нельзя было скрыть следы полностью, а потому решает, что хламис поверх будет целесообразным. Дорога занимает полдня, так как храм Гефеста находился далеко за пределами леса. Доён не был уверен, встретит ли он там Афродиту, так как он не славился титулом праведного домохозяина, сидящего дома и мог украшать своим сияющим присутствием и храм Ареса. Когда он наконец доходит до построенного из камней искусного поместья, Доёна встречают, будто бы ожидая его прихода. На ступеньках у главного входа стоял сам Гефест, который приветственно кланяется, увидев бога весны. — Добро пожаловать, брат, — с почтением произносит Вону, слегка улыбаясь Доёну. — Я тоже рад встречи, Вону. Надеюсь, я не помешал. — Нет, Джун тоже здесь, он ожидал твоего прихода. — Тогда нам не стоит его задерживать. Двое богов минуют снующих туда-сюда сатир и нимф, всегда окружавших те места, где ступала нога бога любви. Сам же Джун сидел в главном зале, богато украшенном бархатными ложами и золотыми гобеленами на стенах. Бог любви и красоты поистине являлся прекраснейшим из всех существ. Его белокурые волосы ниспадали до лопаток, скрывая их от любопытного взора, хотя и тело было еле скрыто за тонкими слоями хитона из серебряных ниток и щедро украшенных белыми камнями. На лице бога сияла игривая улыбка, смотрящая сперва на мужа, а затем... И Доён только сейчас замечает, что они были не втроём. Рядом с Джуном, раскинув свои сильные руки в стороны, сидел ещё один его брат, с которым, к его счастью, удавалось не сталкиваться в течение долгого времени. Арес всегда слыл темпераментным и вспыльчивым богом, а потому никто не желал оказаться лицом к лицу с его гневом. Однако сейчас он сидел на подушках на полу, откинув голову на колени Джуна и лениво бросая взгляд на прибывшего гостя. — А, Кора... — Брат Арес, — Доён слегка кланяется. — Оставь формальности, просто называй меня Мингю, — лениво бросает бог войны, все ещё наслаждаясь ласками любовника. Вону лишь хмыкает на открывшуюся картинку и, указав Доёну на мягкую софу, сам садится рядом с Джуном, обвивая талию мужа так крепко, что тот слегка охает, затем прикрывая это заливистым смехом. — Итак, — начинает Джун, кладя голову на плечи Вону, — что же привело моего невинного брата ко мне? О, постойте-ка... Глаза Джуна словно сканировали его тело, медленно лаская с головы до пят, а когда лицо Доёна окончательно приобретает красный, словно мак, цвет, Афродита широко ухмыляется, обмениваясь взглядами с Мингю и Вону. — Что же привело моего не невинного брата ко мне? — снова повторяет Джун, вызывая усмешку у Мингю, который бросает заинтересованный взгляд на смущённого Доёна. — Это и привело. Вообще, я хотел поговорить наедине... — Прости, дорогой мой, но я не могу оставить их двоих без контроля, иначе эти прекрасные апартаменты станут руинами так же, как и дворец Менелая. И Доён понимает, что у него не остаётся выбора, кроме как задать интересующий его — и не только — вопрос, который мучал его с момента пробуждения ото сна. — Как я понимаю, теперь ты не сможешь дать обет девственности, как Тэён и Ренджун? — перебивает на мысли Джун. — Да... — неоднозначно кивает бог весны, не желая смотреть в глаза брата. — Когда это произошло? Неужели Аид заставил тебя? — Нет! — слишком резко отвечает Доён, заставляя присутствующих с удивлением посмотреть на него. — Что ж, мне интересно, правдивы ли слухи о том, что Аид бессилен? Хотел бы узнать из первых уст, — с ехидной улыбкой произносит Джун, окидывая тело брата знойным взглядом. В ответ Доён лишь краснеет, невольно вспоминая ночь в его сне, когда Юта брал его в первый, а потом и во второй, в третий раз, пока от резкого наплыва чувств Доён не проснулся, не способный удержать их. Реакция брата умиляет Афродиту, который все с таким же интересом наблюдал за тем, как ответ вычерчивается на его лице и даже никакие слова не помогут описать всю гамму чувств, что испытал бог весны из-за простого вопроса. — Вону, Мингю, будьте хорошими мальчиками и прогуляйтесь до садов Артемиды. — Что?! — в унисон кричат двое богов, в ответ получая лишь поднятую бровь. Гефест и Арес встают с недовольством на их лицах, но не перечат богу любви и уже через пару минут Джун оказывается наедине с Доёном. — Что именно тебя тревожит, брат? Аид сделал что-то неприятное? — Наоборот, — чуть погодя отвечает Доён. — Он сделал все, чтобы доставить мне удовольствие, а вот я не смог... — И ты хочешь, чтобы я научил тебя секретам в постели? Доён чувствует, как краснеет, но все же твердо кивает. — Тогда зачем мне пришлось прогнать тех двоих? Мы могли бы детальнее показать все нюансы... — Нет! — лихорадочно кричит бог венсы, вызывая смех у Джуна. — Мне будет достаточно и книг. Афродита все еще смеётся, вставая с места, а вместе с ним встаёт и Доён. — Что ж, не зря я бог любви, а потому у меня есть много полезного из мира смертных.****
Пир, устроенный в честь летнего солнцестояния наступает быстрее, чем того ожидал Доён. Его мать, как бы она ни противилась, не могла заставить его сидеть дома, так как на таком празднике были обязаны присутствовать почти все боги. Почти. Доён кусает губу, думая о Юте. Они не виделись с того момента во сне и порой он думает, что все произошедшее действительно было обычным сном, искусно созданный Гипносом. Интересно, будет ли Юта присутствовать после его просьбы? За все время проведения таких праздников, бог мёртвых никогда не посещал их, предпочитая игнорировать, а потому многие юные боги не были знакомы с ним лично и не имели возможность увидеть воочию царя подземного мира. Именно такими мыслями и делится Тэён, смотря на Доёна, который в честь праздника надел девственно белый хитон, украшенный полевыми цветами, а на голове была корона из ликорисов и асфодели. Конечно, мать не одобряла такой выбор, но бог весны настоял. — Ты говорил, что Аид будет здесь. — Я не знаю, Тэён, но он обещал прийти. Однако, с каждой минутой праздника, разочарование в груди Доёна постепенно сгущается, что он не слушает речи, которые толкует Ренджун ему и Тэёну. Он, конечно, не знал наверняка, сможет ли вообще Юта оставлять свои обязанности на некоторое время, но все же надеялся увидеть его сегодня. Он очень скучал по теплу мужа. Внезапно темнеет, на мгновение вызывая панику у присутствующих. Ёнхо встаёт с места, держа Тэиля за руку, а следом за ними встают и Кун с Читтапоном. Секунду спустя темнота рассеивается, а на лице двух главных богов шок сменяется неверящей улыбкой, когда они смотрят на прибывших гостей. — Поверить не могу, брат, ты пришел! — радостный возглас Ёнхо проносится по всему залу, привлекая внимание присутствующих к силуэтам трёх богов, одетых в чёрное и лишь тот, кто стоял впереди был облачён в черный хитон с золотыми украшениями, вызывая не то удивление, не то восторг. — Решил в кои-то веки отдохнуть, — меланхолично отвечает Аид, проходя к главному столу, где для него всегда было выделено место рядом с его братьями. Позади него шли двое богов, которых остальные тоже могли видеть лишь изредка, в виду их обязанностей. Геката была стройной богиней, чуть ниже самого Аида. Её настоящее имя — Эри — редко произносилось вслух, так как оно сулило несчастье и вечный мрак любому, кто осмелится использовать ее. Идущий по правую сторону Гипнос — Ченлэ — лишь задорно улыбался, окидывая других олимпийцев весёлым взглядом. Доён с неверием смотрит на своего мужа, взгляд которого задерживается на нем лишь мгновение перед тем, как он садится рядом с братьями и их партнёрами. Бог весны понимает, что пялится неприлично долго, когда в его руки насильно втискивают кубок с вином, отвлекая от созерцания мужа. — Выпей, — лаконично произносит бог виноделия Джемин, подмигивая Доёну, отчего он неосознанно делает большой глоток терпкого вина. — Доён, ты в порядке? — с беспокойством спрашивает Тэён, прогоняя Джемина со своего места. — Да, просто... не ожидал. — Что ж, теперь я могу понять почему. Весь вечер Доён сидит с братьями, обсуждая сплетни и веселясь, однако, волей не волей, взор юного бога падал на мужа, который с равнодушным выражением лица слушал болтовню Читтапона, даже не удосуживаясь ответить. И когда Доён очередной раз бросает взгляд в сторону мужа, он сталкивается с черными глазами, смотрящих прямо на него. В то же мгновение бог забывает как дышать. Глаза Юты беспардонно очерчивают его лицо, постепенно спускаясь к шее и ещё ниже, а затем возвращается снова к лицу, пригвождая на месте. Губы старшего бога дёргаются в намеке на ухмылку, вызывая трепет внизу живота. О. Только не сейчас. Доён чувствует, как остро реагирует тело на того, кто на деле принес чувство истинного наслаждения, заставляя плавиться от прикосновений и губ... Сам того не понимая, Доён резко встаёт с места, пугая сидящих рядом богов, которые, к счастью, сразу же возвращаются к своим делам. Однако Ренджун и Тэён с беспокойством смотрят на друга. — Доён, что ты... Но бог весны не дослушивает, покидая место и уходя подальше от пира. Он не обращает внимание на прожигающий спину взгляд матери, которая не могла встать из-за приказа Зевса сидеть рядом с ним весь вечер. Доён доходит до опушки леса, но не успевает зайти вглубь, как его резко разворачивают, пригвождая к стволу ивы. Бог вздыхает, смотря на виновника, а когда его глаза встречаются с темными глазами мужчины, он невольно охает. — Юта... Доён не успевает ничего сказать, как его губы накрываются чужими и все что он может — лихорадочно притягивать мужа за волосы, желая оказаться всем телом настолько близко, насколько это возможно. Воздуха не хватает, но он совершенно не хотел останавливаться, давая возможность мужу ласкать его бедра, поднимаясь все выше и выше. Юта останавливается сам, хищно смотря на беспорядок на лице Доёна, который, закрыв глаза, пытался отдышаться. — Ты пришёл, — еле слышно произносит юный бог. — Я обещал, — только и отвечает Юта. — Я так скучал, мой муж. Я скучал по твоим прикосновениям. Мне...мне уже невыносимо находиться вдали от тебя. — Ещё два месяца. Мне тоже тяжело, Доён, — шепчет Юта, целуя его челюсть и спускаясь к шее. Доён откидывает голову, давая больше пространства. — Останься со мной эту ночь, — тихо просит бог весны, когда ладони мужа проходятся по голой коже на его талии. И ему не надо было повторять дважды.***
Доён просыпается от поцелуя на плечах и когда он открывает один глаз, обнаруживает мужа, смотрящего на него с широкой улыбкой. — Ты спал крепко. — И кто в этом виноват? — ворчит Доён, вызывая у мужа лёгкий смех. Боже, ему нравилось видеть такого Юту. — В третий раз попросил ты сам, позволь заметить. Доён, лишь хмыкает. Он пытается сесть, игнорируя ноющую боль в пояснице и холодная ладонь Юты на ней оказывает приятный эффект. — Мама меня убьет, — устало произносит Доён. — Скорее она попытается убить меня. Вчера Теён пыталась помешать мне уйти с пира, но, благо, Кун смог удержать ее на месте. — Она смирится. Прозвучало жёстко, но Доён понимал, что не может вечно успокаивать свою мать от лишних тревог. Они встают, приводя себя в порядок, умываясь в речке рядом с лугом. Юта подаёт руку Доёну, которую тот мгновенно берет, позволяя направлять себя. Разговоры ни о чем и обо всем одновременно незаметно доставляют их до границ луга Деметры, где Юта не спешит освобождать руки Доёна с плена, вместо этого целуя каждый палец и с каждым разом заставляя дыхание бога прерываться. — Я буду ждать тебя, моя любовь. — Я тоже, Юта. И Доён не удерживается, глубоко целуя мужа и притягивая ещё ближе к себе. Он понимает, что тем самым делает разлуку ещё более горькой, но не может остановить себя. Не тогда, когда Юта отдаётся всей страстью и любовью, не желая отпускать его из своих объятий. — Мне нужно идти, мой величественный супруг, — тихо произносит Юта перед тем как мягко отпустить Доёна и, через мгновение, исчезнуть в огне. Доён стоит прямо, некоторое время смотря на то место, где исчез Юта. Он тяжело вздыхает, пытаясь вернуть состояние в норму перед тем, как ему придётся объясниться с матерью. Однако, когда он разворачивается, его глаза встречаются со светлыми глазами матери, стоящей у опушки леса. Рот Доёна приоткрывается от удивления. Он не знает сколько времени мать стояла здесь и свидетелем чего могла стать. Бог весны ожидает всё: крика, плача, истерики или же угроз. Но когда он заглядывает в глаза матери, без страха приближаясь к ней, то видит лишь одно: Смирение.