Не оборачивайся

Сны имеют интересную особенность впитывать в себя, как губка, все, что не может в полной мере переварить сознание бодрствующего и иногда даже спящего тела. Хонджун с интересом рассматривает, как сон его подопечного Юнхо подхватывает намеки слабого прикосновения сквозняка из открытого на ночь окна, превращая его в занятные волнообразные круги на глади фантастически плотного воздуха. Уютно примостившись на высокой, плотной трубе заброшенного здания, выбранного сеттингом живым сознанием, Хонджун принимается наблюдать. Юнхо из тех, чьи сны, несмотря на яркость и продуманность, всегда тонкие, эластичные и — за неимением лучшего сравнения — напоминают в плотности своей дешёвый кофейный фильтр, достаточно плотный, чтобы держать в себе всё объёмное, но реальность подтекает неправильно, деформирует пергамент, местами размывая его до дыр, и именно такие дыры Хонджун нанялся в его снах искать. Какими бы занятными не были круги на воздухе, они не то, о чем Хонджуну стоит переживать. Переживать стоит о месте, которое тревожный мозг решил воспроизвести. Месте, в котором Хонджун был уже десятки раз, месте, которое превращает сны Юнхо в — дайте-ка подумать — даже не в кофейный фильтр, а в решето. Старые, надорванные с обшарпанных стен неоновые вывески иногда моргают четкими черно-белыми мыслями. Пытаясь подавить свое беспокойство, Хонджун размахивает свисающими ногами, внимательно следя за тем, чтобы они случайно ни обо что не ударились. Он уверен в своей способности путешественника по снам, но он не собирается позволить уверенности допустить поверхностность. Ему пока рано вступать в игру. Юнхо осматривает место с такой же внимательностью, как и Хонджун. Вероятно, он тоже заметил, что сон повторяется слишком часто, и сейчас пытается частью своего сознания сообразить, откуда во сне такое тяжёлое чувство дежавю. Ещё одна восхитительная занятность снов — они умеют искусно накрывать вуалью знания и осознанности, создавая деликатную цепь недодуманностей, полууверенностей и "мне все это кажется знакомым, но я не понимаю, почему" оказий. Сознание во сне лишено способностей трактовать само себя. Юнхо хмурится. Кружится вокруг своей оси, медленно переставляя ноги, и Хонджун отмечает, как пространство подстраивается под него: замыливается и темнеет по краям, как только он поворачивается к нему спиной, и остреет, становясь реалистичнее и ощутимее, когда попадает в поле его зрения. Юнхо останавливается к Хонджуну спиной, и во сне появляется первая настоящая дыра, мгновенно приковывая серьезный, встревоженный и слегка любопытный взгляд юноши. Хонджун цепляется за хрупкие остатки сна, спрыгивает с трубы, позволяя сознанию Юнхо вписать его в своей импровизированный сценарий. Он тут же оборачивается, оставляя темнеющей пятно за своей спиной, и Хонджун уверенно подходит к нему, пока тонкие запястья смыкаются на вздымающийся от неожиданности груди. — Нельзя так пугать! — хныкает Юнхо, и Хонджун, давая его сознанию поместить себя в одну папочку с недодуманностями, полууверенностями и прочими оказиями, даёт маленькую подсказку, на которую можно намотать сюжет как нить на катушку. — Прости, — шепчет, выдыхает, будто устал от ходьбы, поднимает руки в стороны, — в чём спешка? Зачем ты меня сюда позвал? Черты лица Юнхо на секунду недоуменно округляются, но затем, впитав в себя все осязаемые и видимые подсказки, он начинает процесс оформления. Здание темнеет, приобретает более пугающий вид, и Юнхо мнется, напуганно наблюдая за тенями. Видя сквозь происходящее, Хонджун знает — Юнхо не пугает здание, его не пугает сверхъестественная мрачность. Его пугает то, что за его спиной. Его пугает потеря контроля над своим телом и неминуемый сонный паралич, когда дыра разрастётся до своих истинных размеров. Круги на воздухе усиливаются, мешая заземлить сон, из которого ему всё равно, каким бы тонким он ни был, будет трудно выбраться. — Довольно жутенькое местечко. Думал услышать наконец легендарный визг маленькой девчонки, — отшучивается Юнхо, и Хонджун поднимает бровь. Вот тебе и недоуверенность. — Опустим твой неотёсанный флирт, — мурлычет Хонджун, спешно окидывая взглядом дыру позади парня. Полноценно кошмарная инсценировка — Хонджун видит представление ломающейся части сна Юнхо о том, как он выглядит спящим, и, как вишенка на торте, сгущающуюся темноту над его грудью и конечностями. — Жутенькие местечки на самом деле достойное место для свиданий. Повышает эндорфины и всякое такое, типа помогают влюбить в себя напуганного индивида. Юнхо смущённо давит улыбку, сжимая губы посередине. Мягкая рябь и нежная щекотка окутывает тело Хонджуна, пока сквозняк не окутывает его подстроившийся под сон Юнхо наряд — лёгкий топ, заправленный в обтягивающие джинсы. Хонджун, почему-то, босой, и на брошенный вскользь на его ступни взгляд Юнхо Хонджун сдерживается, чтобы не спросить "серьёзно, чел?". Юнхо, однако, немного приходит в себя, когда дыра становится больше. — Ты меня раскусил, — признается, кланяясь легонько, и круги на воздухе задевают его макушку. — Но тут правда жутенько. Как бы я не оказался визжащей девчонкой. Всё время кажется, что у меня что-то за спиной, — Он склоняет голову влево, и Хонджун торопливо подходит ближе, привлекая к себе внимание. У него получается легко. Ему почти лестно, что он Юнхо так симпатичен. Он замечал его во многих снах, периодически подмигивал и смущённо улыбался, и Хонджун в самом деле начинает ставить под сомнение свои способности придерживаться рабочей этики. Он же не дал слишком много подсказок "иного" характера? Это же всё Юнхо, правильно? Тогда ему не о чем беспокоиться. Назойливое "Ты первым назвал это свиданием" отправляется в утиль его занятого другими делами мозга. Не то чтобы их встреча в реальности невозможна. Осложнена обстоятельствами, может быть. И Хонджун вполне может взять их на себя. — Авв, кто-то вырыл самому себе могилу, — кривляется Хонджун, и Юнхо куксится, но двигается дальше первым, оборачивая руки с чертовски привлекательными широкими ладонями вокруг его талии. — Не оборачивайся, — шепчет Хонджун, пропуская соблазнительный тон в свой голос, чтобы приказ не звучал как предостережение. Смотрит через его плечо, максимально расфокусировав взгляд. Чернота скапливается над спящим телом, окутывает почти всю его восхитительную длину, зловеще нависает над дыхательными путями — нужно действовать быстро и уверенно, и симпатия Юнхо ему на руку, — там нет ничего. Но я знаю, где есть кое-что. У меня в комнате огромный постер с человеком-пауком, и я смерть как хочу тебе его показать. Он во всю стену прямо напротив моей кровати. Нужно сменить сеттинг. Этот опасно разваливается с каждой секундой, и Хонджун не хочет помещать Юнхо в пространство его собственной комнаты — это просто мечта для сонного паралича, настолько тонкий кофейный фильтр не продержится больше секунды, — поэтому Хонджун снова вбрасывает катушку для ниток, чтобы сознание Юнхо подготовило новую сцену. Руки Юнхо сжимаются крепче, и его лицо опускается. Хонджун приходится напрячь шею, чтобы смотреть ему в глаза — темные, восхищённые, практически влюбленные. Трюк с жутенькими местечками работает. Его собственная симпатия к Юнхо ему тоже на руку. — Хочешь сказать, я могу попробовать заставить тебя визжать другим способом? — Юнхо занижает голос, и Хонджун ухмыляется, ладонями ведя по широким плечам. — Можешь попробовать. Смена сцены выбивает воздух из его лёгких, но это легко остаётся незамеченным Юнхо, снимающий вздох с его губ в глубоком поцелуе. Он принял его удивление за то, что он всё делает правильно, оглаживая ребра и теплые бока Хонджуна, нависнув над ним на широкой кровати — с бросающимся в глаза постером прямо там, куда направил Хонджун ранее. Сознание Юнхо, однако, вольно интерпетировало его содержание. Хонджун пытается максимально естественно интегрировать в стоны смешок, потому что на постере два человека паука — более того, в страстной шестьдесят девяточке. Справедливости ради, следующие звуки и вздохи покидают тело Хонджуна — ну или его сонную интерпретацию — исключительно из-за того, что Юнхо всё делает правильно. Пространство стабильное. Даже сквозняк не проникает в сон в виде кругов. Идеальное место, чтобы проснуться. Собрав всю волю в кулак и игнорируя нежелание заканчивать всё так, как есть, Хонджун твердо давит на плечи Юнхо и, не переставая отвечать на мокрый, полный энтузиазма поцелуй, опрокидывает его на спину. Внутренние часы Хонджуна говорят, что Юнхо вот-вот должен проснуться. Время течет занятным образом во сне. Шумы переплетённых тел и постельного начинают подозрительно напоминать мелодию дефолтного будильника, и Хонджун стонет расстроенно, опускаясь поцелуями к вытянутой, бледной шее. Юнхо наслаждается каждой секундой, и Хонджуну даже жалко его так оставлять. Он проснется наверняка неудовлетворённым и злым. Оставив последний влажный чмок возле раскрасневшегося уха, Хонджун горячо шепчет, любуясь тем, как волоски поднимаются, а кожа покрывается мурашками: — Будильник, Юю. Юнхо нехотя открывает глаза и непонимающе смотрит на него, руками всё ещё отчаянно прижимая к себе и подаваясь бедрами. Дефолтная мелодия звучит громче. Хонджун опускается к его губам, смотря четко в поддетые голодом и удовольствием глаза, и говорит уже громко, четко и быстро, опаляя соприкосновением разгоряченных губ: — Проснись. Они оба просыпаются. Хонджун сразу же принимается думать о том, что делать с их обстоятельствами и стоит ли это того — кто знает, понравится ли он Юнхо в реальности, и ему больше всех известно о том, насколько обманчивым могут быть сны. Юнхо же воет в подушку, смущённый, неудовлетворённый, пока ещё не злой, но недостаток времени на самоудовлетворение вскоре сделает свое дело, и капризно бормочет: — Но я не хочу! Ну ещё пять минут!