✧ ✧ ✧
Тяжелый дым и табачная горечь оседали в легких пустотой, а не успокоением. Как долго ещё его прошлое будет напоминать о себе? Как долго старые шрамы собираются вскрываться, снова и снова поднимая его с постели посреди ночи, снова и снова заставляя глотать никотин? Затяжка за затяжкой — но он не приходил в себя. Ему казалось, что вместе с запахом табака и вечной сумерской духотой, в воздухе витает свинцовая вонь слабости. Ты — слабак, Авантюрин, признай это. Веритас, этот переезд, вся эта семья — твоя слабость. Ты был один и останешься один в конце. Новая затяжка. Но разве Веритас не доказывал обратное раз за разом? Молча, педантично, заботливо, как что-то, что вообще не требует никаких доказательств. Его немного странная, но такая сильная любовь просто есть — и всё. Как самая простая для понимания аксиома. Авантюрину стало немного стыдно за свои мысли. Они вместе уже довольно давно, чтобы действительно доверять. И мысли о том, что в итоге его оставят, Веритас счел бы оскорблением. Как хорошо, что он не умеет читать мысли. Авантюрин действительно мог доверить Веритасу всё: свои чувства, тело, свою жизнь в конце концов. Это было и остаётся главным их достижением — доверие. Но всё-таки доверить свое прошлое… как-то страшно. И не только потому что казалось, что Веритас его бросил бы, если бы знал абсолютно всё. Просто… и без того хватало того, что он имел возможность видеть его таким. Авантюрину до одури хотелось стереть ему память, оставив там только счастливого и улыбающегося себя, а не сопливую размазню, каким он в очередной раз предстал перед Веритасом. Нытье и слёзы никто не любит. Что ж, хотя бы изменить воспоминания об этой ночи он был в силах. И заодно доказать Веритасу свою любовь. Ведь Авантюрину казалось, что отношения — это теорема, а не аксиома. И тут даже нельзя было применить его любимую теорию вероятности: поставить на кон чувства единственного близкого ему человека он не решился бы никогда, даже чтобы что-то доказать. Оставалось только одно. Едва ли он мог сказать, что это было бы неприятно, напротив… Авантюрин улыбнулся и потушил сигарету в пепельнице, вытряхнув из неё все окурки в урну. Не стоит показывать своих слабостей. Даже таких.✧ ✧ ✧
Cigarettes After Sex — You're All I Want
В кабинете Кавеха, временно оккупированном Веритасом, стоял уютный полумрак. Здесь сладко пахло художественной краской, бумагой, холстами, гипсом и деревом — так пахнет только в творческих мастерских. Пожалуй, эта комната и была чем-то подобным. Веритасу всегда казалось, что здесь, в кабинете отца, витает вдохновение, хотя сам он скептически относился к самой концепции поиска музы. На стене висели часы с кукушкой, считающиеся в семье всеми без исключения дурацкими и уродливыми, но не выбрасывающиеся из-за того, что их подарила на свадьбу Кавеха и Хайтама мадам Фарузан, которую никто не хотел обижать, а в этом кабинете хотя бы на время не обращали внимания — за творческим процессом смотреть на циферблат некогда. Стрелки показывали половину одиннадцатого ночи. Авантюрин и правда уснул слишком рано, то ли перенасытившись впечатлениями за весь проведённый день, то ли так переработав за последние недели после переезда в Сумеру и открытия здесь Тейватского филиала КММ, что просто отрубился, едва услышав слово «постель». Веритас был доволен, что на время вернулся в родной дом. Скоро они с Авантюрином найдут своё жильё, а пока могут насладиться семейным теплом и уютом. И всеми сопутствующими удобствами, как, например, этот кабинет, весьма подходящий для того, чтобы заниматься лепкой. В качестве материала сегодня Веритас выбрал гипс. Сейчас он лепил форму из скульптурного пластилина, в которую потом заливается раствор. На подставке рядом стоял телефон с открытым референсом, который Веритас пытался повторить в точности до каждого изгиба. Почему-то это казалось очень важным. — Это что, рука? — за спиной послышались шаги, и через секунду он почувствовал сладкий запах любимого шампуня Авантюрина. Веритас утвердительно кивнул: — Ладонь. Можешь потом использовать, как подставку для своих колец, — он улыбнулся, когда Авантюрин, устроившись сзади поудобнее, положил голову ему на плечо. — Мои кольца небось сюда не налезут, — тепло уткнувшись в изгиб шеи, пробормотал Авантюрин. — Разве? — Веритас бездумно взял его ладонь в свои руки, проверяя размер. — Эй, грязно же! — Этот материал относительно легко отмывается, это же не гипс, — отмахнулся Веритас. — Попозируешь мне? С референсом я немного промахнулся с масштабом, — он кивнул на телефон, на экране которого было открыто фото… расслабленной руки спящего Авантюрина, свисающей с края кровати. И когда только сделать успел? Авантюрин, склонив голову набок, внимательно всмотрелся в глаза Веритаса. А потом хитро улыбнулся и положил свои руки поверх его, утопив подушечки их пальцев в еще мягком скульптурном пластилине. — Давай лучше я просто помогу? — он провел по тыльной стороне ладоней Веритаса, заставляя того оторваться от работы. — Пока что это слабо похоже на помощь. — М-м-м, зачем позировать и что-то вымерять, если можно буквально почувствовать размеры прямо под своими руками? Просто используй меня, как свой инструмент, — Авантюрин кончиком пальцев обхватил запястье Веритаса, почувствовав его слегка участившийся пульс. — Или ты мне не доверяешь? Авантюрин слышал, как он сглотнул, когда вставал с жёсткой скамьи. Перед тем как поменяться местами, Веритас прошел в угол, где стояла вешалка, и взял второй фартук. Нацепив его на шею Авантюрина, он слегка провел испачканной рукой по коже, случайно замазывая татуировку. Случайно ли? Там ей явно было не место. Как и любой боли, которая выпала на долю Авантюрина. Веритас печально улыбнулся уголками губ и, аккуратно завязав фартук на спине, чмокнул золотистую макушку. — И как ты себе это представляешь, дорогой мой инструмент? — Веритас медленно провел по тыльной стороне авантюриновых ладоней. — Тебе видней, — Авантюрин почти прошептал, пожимая плечами. — Ты же у нас скульптор. Работать вдвоём оказалось непросто. Особенно, учитывая, что Авантюрин больше мешал, чем помогал. Но Веритас, вместо предложения «воспользоваться им», просто старался как можно точнее запомнить каждый изгиб его изящных пальцев, каждый ноготок, каждую венку, все линии на ладонях, которые теперь до безумия хотелось целовать. Почему это вдруг показалось им обоим таким волнительным? Теперь результат лепки уже был совсем не важен, как и то, что оба уже чуть ли не с ног до головы были испачканы в скульптурном пластилине. Веритас наклонился ближе, поцеловал в висок. Расплывшись в довольной улыбке, Авантюрин чуть наклонил голову, открывая вид на соблазнительный изгиб шеи. Он точно знал, что Веритас не устоит. Знал, но почувствовав на своей коже его горячие губы, уже готов был рассыпаться от удовольствия. — Вы отвлеклись, доктор Рацио. Неужели ваш инструмент так сложен в работе? — В качестве инструмента вы не очень подходите, думаю, нам стоит найти вам иное применение, — Веритас, окончательно забыв и о лепке, и об испачканных руках, осторожно отодвинул воротник застегнутой лишь на половину пуговиц рубашки и нежно прикусил оголившееся плечо. Вместо достойного ответа, с губ Авантюрина сорвался нетерпеливый стон. Он повернулся на шатком табурете, чуть не опрокинув Веритаса вместе с собой на пол и роняя их общее несостоявшееся «произведение искусства». — Чёрт, прости… — выдохнул Авантюрин прямо в его губы. — Плевать, — выпалил Веритас и наконец утянул в поцелуй. После он слепит идеальную форму для гипсовой руки Авантюрина, но сначала нежно прикусит каждый пальчик, крепко обхватив запястье. Рубашка Авантюрина была безнадежно испорчена: Веритас не пожалел её, когда стягивал вслед за оказавшимся таким бесполезным фартуком. Хотелось выцеловывать каждый сантиметр любимого тела, и он не собирался себе в этом отказывать. Веритас привык делать то, что хочет. Поэтому он подхватил Авантюрина на руки и поднял с места. Всё-таки будет намного комфортнее, если они переберутся в спальню. Сразу же после совместного душа. Авантюрин так крепко обхватил Веритаса руками за шею и ногами за талию, словно боялся, что упадёт. Но на самом деле просто никому не хотелось отрываться от поцелуя. Веритас шел практически наугад, то и дело натыкаясь на мебель и стены, пока Авантюрин попутно стягивал с него такую ненужную сейчас одежду. В душ они ввалились прямо в одежде, но обжигающие струи воды — именно той температуры, какую любит Авантюрин — не отрезвляли, а, напротив, распаляли сильнее. Они жадно и беспорядочно хватались друг за друга так, будто это был их первый раз. Может, всё дело в том, что они находились в доме родителей Веритаса и чувствовали себя, как совсем юные подростки? Авантюрин, по крайней мере, ощущал себя именно так, и это заводило ещё больше… Вероятно, это было от того, что в его жизни такого до сих пор не было, но меньше всего на свете сейчас хотелось заниматься самокопанием. Было даже слишком хорошо. Так, что из-за любого прикосновения Авантюрин готов был сорваться на стоны. Так, как не было, наверное, никогда. И дело было не только в особенно умелых ласках Веритаса. Почему-то так легко было сейчас расслабиться и отдаться моменту, при этом не выпив ни грамма алкоголя, а накануне проснувшись в поту от кошмара. Почему-то не было никаких лишних мыслей о том, что он не достоин чего-то или делает что-то не так. Было спокойно, тепло, нежно. Всё дело было в этом месте, которое очень хотелось назвать родным домом. Спустя всего минут десять такого вот душа Веритас наконец смог отмыть их обоих от скульптурного пластилина и гипса. Как он умудрялся остаться хоть немного в трезвом сознании — не понятно. Ну да, Веритас всегда был для него загадкой, ничего не изменилось и спустя столько времени. Пока Авантюрин предавался нежным чувствам, его снова подхватили на руки, завернув предварительно в огромное махровое полотенце. — Эй, я вообще и сам так-то идти могу, — возмутился он, снова цепляясь за Веритаса. Сейчас в его объятиях он казался совсем миниатюрным. — Ну и что, это же никак не противоречит тому, что я могу тебя нести, — резонно возразил Рацио, прикусывая неприкрытую полотенцем ключицу. Путь до постели показался бесконечным. Наконец Авантюрин почувствовал под собой прохладный хлопок простыней. Полотенце полетело куда-то в сторону — и даже педантичному Рацио не было до этого никакого дела. Он последовательно изучал губами и языком каждый сантиметр тела Авантюрина, оставляя дорожку мокрых поцелуев и спускаясь всё ниже и ниже. — Ты сводишь меня с ума, — шепнул Веритас, уткнувшись в пах и глубоко вдохнув через нос. От этих простых слов и действий Авантюрина почти подбросило от удовольствия. Хотелось быть еще ближе, хотелось большего. Прямо сейчас. Но у Веритаса явно были другие планы. Он спустился еще ниже, к самым ступням. Взяв Авантюрина за лодыжку, Рацио широко мазнул языком по внутреннему своду стопы, вызывая новые мурашки, разбежавшиеся по всему телу прямо от того места. — Черт, ч-что ты делаешь, Веритас? Переста… Ох! — он прерывисто вздохнул, когда Рацио, облизал теперь внешнюю сторону стопы от пятки до мизинца и слегка прикусил маленький палец, пристально заглядывая в неоновые глаза Авантюрина. — Не похоже, что тебе это не нравится, — улыбнулся Веритас. И облизнул следующий палец, заставив Авантюрина выгнуться в пояснице. — У тебя такие красивые ноги, попозируешь мне ещё потом, ладно? — Ты ещё руку не слепил, а уже решил и ступнями заняться? Всегда знал, что ты очень… — он прервал свою мысль, когда Рацио обвел языком большой палец, взяв его в рот, и выпалил на одном выдохе: — Ох, Веритас, хватит меня мучить, прошу… — Авантюрин почти готов был застонать во весь голос, но всё-таки продолжил начатую мысль: — Ты очень талантлив. — Вообще-то я планирую вылепить всего тебя целиком, но руки и ступни всегда удавались мне хуже всего, поэтому я решил сначала потренироваться, прежде чем браться за такую большую работу, — совершенно серьёзно сказал Веритас. Авантюрин не знал, плакать ему или смеяться в ответ на такое заявление. И вместо всей этой бури эмоций, решительно потянул Веритаса на себя, вовлекая в новый поцелуй, ещё более жадный, чем прошлые. Авантюрин плавился и горел, почти готовый рассыпаться в его руках от нежности и заботы. И без конца шептал слова любви на родном языке, которого Веритас, к счастью, не знал, а значит не понимал насколько смущающими на самом деле были его речи. Он бездумно признавался, что нашёл в Веритасе своё спасение и смысл. Что влюбился с первого взгляда, углядев страх в его глазах, когда сам же и приставил к своей груди пистолет. Что мечтает прожить с ним всю оставшуюся жизнь, как и его родители, завести детей, состариться вместе в каком-нибудь славном загородном доме, вроде этого, в окружении семьи. Авантюрин говорил, говорил, говорил, а Веритас из всех его слов разбирал только “zorii mei” и “te iubesc”. И вместо ответов целовал ещё слаще, обнимал ещё крепче, ласкал руками ещё нежнее. Как и планировал, Веритас прижался губами к запястью, поцеловал каждый пальчик ладони, которую так старательно пытался повторить. А Авантюрин уже почти скулил от желания. — Пожалуйста, Веритас, возьми меня, — простонал он. Слова посыпались одно за другим, не сдерживаясь ничем, кроме беспорядочных поцелуев. — Я так хочу тебя, хочу чувствовать тебя, хочу быть с тобой, хочу, хочу, хочу, zorii mei, пожалуйста… Веритас никогда не умел ему отказывать. И вытащил из тумбочки презервативы и смазку. Обильно вылив лубрикант на свою ладонь, он скользнул одним пальцем внутрь. Оказалось, Авантюрин подготовился заранее — много времени на растяжку не понадобилось. Уже спустя минуту Веритас осторожно и бережно вошёл, срывая новый стон с авантюриновых губ, заставляя слёзы навернуться на его глаза. Удовольствие прожигало Авантюрина насквозь, окончательно отключая все остальные мысли, кроме «Он правда мой, правда…». Авантюрин кончил даже слишком быстро. Оргазм выбил воздух из легких, а глаза застелило зарево, ослепив на добрые полсекунды. Веритас пошутил бы: «так быстро, что почти позорно», не знай он, сколько раз за ночь Авантюрин способен кончить. И до какого состояния довести его в отместку за такие слова. Поэтому вместо того, чтобы дать ему хоть десяток секунд на передышку, Рацио сильнее стал вбиваться в него, подхватив под коленями и закинув стройные ноги себе на плечи. Веритаса и самого надолго не хватило. В родной постели, дома, всё ощущалось немного иначе, острее и будто бы слаще. Он ещё обязательно подумает об этом позже, проанализирует и разложит по полочками, а пока… Пока Веритас прижал его к себе ещё ближе, поцеловал так страстно, точно готов был жадно сожрать его целиком, и кончил, тихонько простонав его имя, не успевая выйти и замечая, как член Авантюрина снова начал твердеть. — Чёрт… — Я люблю тебя, Веритас, — Авантюрин шепнул едва слышно. — Знаю. — И даже не скажешь, что это взаимно? — спросил Авантюрин, заранее угадывая, что тот ему ответит. — И ты тоже знаешь. Если что-то изменится… — То ты сообщишь, ага, знаю, — Авантюрин нежно улыбнулся. Но потом немного рисуясь, притворно капризно добавил: — Но знаешь, так хочется слышать от тебя это как можно чаще. Веритас не любил разбрасываться словами. И если однажды дал обещание, то непременно сдержит его. Однажды он сказал Авантюрину, что любит его. И вместо слов решил всё доказать делом. Веритас вскочил с кровати и резко потянул Авантюрина на себя, усаживая его на самый край и сам опускаясь перед ним на колени. С губ сорвался удивлённый возглас. Не успел Авантюрин одуматься и понять, что происходит, как ладонь Рацио опустилась на его вставший член. Он склонился над ним ниже и мягко подул на головку. Это было слишком. Разнеженный, чересчур чувствительный Авантюрин всхлипнул и инстинктивно подался вперёд. Веритас, готовый к этому, безо всяких предупреждений просто взял его член в рот и начал сосать, языком собирая остатки спермы. Рацио был хорош во всем. Но если бы за минет давали бы какую-то научную премию, то ему она выдавалась бы ежемесячно. Авантюрин бы подключил все свои связи для этого. Он зарывался руками в его густые вьющиеся волосы, притягивая ближе. Выгибался в спине, раздвигая ноги шире, беззастенчиво стонал и снова признавался в любви. Из глаз брызнули слёзы, застилая взор пеленой и лишая возможности видеть, что там происходит внизу, что, может, даже и к лучшему — хоть сейчас продержится чуть дольше…✧ ✧ ✧
Нет ничего лучше, чем вернуться домой. Разве что — вернуться не одному. Утро разбудило своими теплыми лучами, пробивающимися сквозь плохо зашторенное окно. Наверное, они всё же несколько перестарались вчера. Авантюрин крепко спал и почти задыхался от жарких объятий, в плен которых попал и из которых выпускать его никто не собирался. Раньше Веритас и подумать не мог, что есть какой-то практический смысл в том, чтобы просыпаться в одной постели с кем-то. Тем более с Авантюрином. Но теперь он точно знал, что смысл всё-таки есть. Смысл в том, чтобы провести ладонью по обнажённой спине, накануне исцелованной до ярких отметин, контрастирующих на исполосованной шрамами коже, словно та самая татуировка. Но и её не видно было за россыпью засосов — Авантюрин как-то бросил невзначай, что и подумать не мог о том, что Веритас такой собственник. Да он и сам не знал до встречи с ним. Зато теперь мог громко и во всеуслышание объявить, где начинаются его границы. На авантюриновых губах, плечах, ключицах, скулах… На каждой клеточке его тела, если говорить начистоту. Теперь, когда Веритас просыпается с ним в одной постели, метки на его теле может оставлять только он, и никто больше. А ещё рассматривать его так близко, что можно посчитать веснушки на носу и щеках, рассыпающиеся по лицу, словно солнечные поцелуи. Их не было, пока они не переехали в Сумеру и Авантюрин не стал проводить столько времени на открытом воздухе. Он так сладко спал, его совсем не хотелось тревожить… Подумал было Веритас, когда Авантюрин под боком открыл глаза. Рацио улыбнулся и прижался губами к мочке его уха, шепнув ласково: — Доброе утро… Я приготовлю кофе? Авантюрин широко зевнул и улегся сверху, укладывая голову на грудь Веритасу и нежно поглаживая его переносицу: — Ты же не пьешь кофе, и вообще кофеин не переносишь. — Так я и не себе его варить собрался. — Не хочется… Давай просто полежим вот так вместе? Не хочу чтобы ты уходил, zorii mei, останься со мной… — последнюю фразу Авантюрин горячо прошептал на ухо, вызывая у Веритаса приятные мурашки по всему телу. Они провалялись в постели целый час, пока Рацио наконец не потянулся, задумчиво проговорив: — Гипс, наверное, уже совсем застыл, мне нужно убраться. Не представляю, какие последствия я оставил там вчера. Отец будет недоволен такому беспорядку на его рабочем месте. — Твой папа будет счастлив, что ты оторвался хоть ненадолго от своих вычислений, — возразил Авантюрин. Подумав, что Кавех наверняка пришел бы в восторг от тех скульптур, которые остались в их с Веритасом квартире на Пенаконии, он добавил: — К тому же родители уехали в Порт Ормос. И ты можешь убрать всё позже, — Авантюрин хитро улыбнулся, представив, какие возможности им сегодня открыты. — Не хочешь вместо этого попробовать ещё что-нибудь? Тебе же тоже было волнительно, как в первый раз, из-за того, что мы делали это в родительском доме, я прав? Конечно, он был прав. «Он всегда прав, даже несмотря на то, что такой дурак», — подумал Веритас утопая в очередных объятиях и тягучем, как мёд, поцелуе.