hass.

ему словно лили серную кислоту на мясо. она разъедала его вместе с костями, шипела и превращала в ничто. любая попытка оказать сопротивление увеличивала страдания вдвое, но натаниэль п р о д о л ж а л. то ли это были материнские гены, то ли тупость, из-за того, что мозги ему отбили в гнезде и на корте. пальцы у рико скорее клешни, хватка – железная, он прикладывает его головой об стол, давит всем телом и лепечет, что натаниэля нужно, блять, облить бензином и подпалить. заживо. натаниэль ненавидит огонь. он ненавидит ебучего рико, ебучее гнездо, ненавидит блядскую бесхребетность своих сокомандников перед этим сукиным сыном, барахтается под его весом как рыба на суше и изворачивается так, чтобы плюнуть рико прямо в лицо. хватка на затылке крепчает, морияма со всей дури ебашит его головой об стол. глухой звук отскакивает от стен, кровь течет из ноздрей на губы, пачкает лицо и деревянную поверхность. — подонок. рико шипит, клацает зубами у его уха, и натаниэлю кажется, что эта тварь сейчас снова вопьется мертвой хваткой в его шею, оторвав кусок кожи. — иди нахуй. — пригласительное, блять? рико хохочет, упирается лбом между лопаток веснински и терпеть его не может. — ненавижу тебя. — так взаимно, нат. от натаниэля разит алкоголем и дешёвыми сигаретами, зрачки рико расширены – он его ебать как хочет прямо сейчас. так, что даже можно опустить наречие. руки петляют между рёбер, веснински тушит сигареты об его ладони и шлёт от себя подальше. — «нет»? — нет. — я возьму силой, нат. — меня? пупок развяжется. слова бестии застревают костью в горле, клешни сжимаются на бёдрах, тянут вниз и усаживают на колени. бутылка холодного виски касается виска, по которому стекают капли пота, иронично отрезвляет. натаниэль раздражает. его можно бесконечно долго избивать, но ума от этого не прибавляется. тупоголовый идиот, сорвиголова. от его запаха тянет блевать. соединённые воедино кровати скрипят, и рико не помнит, от чего его в последний раз вставляло так, как от натаниэля веснински. потому что это, бля, искусство. вечное пламя под его мглой, языки которого разметаются по черным подушкам. чёрное, чёрное, чёрное, один натаниэль огненно рыжий, и от этого ведёт до скулежа. и когда спирит тебе поддается, ты готов ему всё разом простить и разрешить, но хрен там плавал: веснински доброту рико вообще не ценит, поэтому останется ни с чем. — бог любит троицу. — это признание в любви или предложение об ещё одном заходе? горчит. кофе в гнезде прямо-таки отвратительный, натаниэль – тоже. — и чё ты над этим всем маешься? прям надо тебе, да? пепел с сигареты падает прямо в кружку. рико на него не реагирует. — что, прости? — ого, «прости»? ты и так могёшь? с шести лет тебя знаю, никакого «прости» не слышал. про папашу твоего говорю. всрался тебе так что ли? со своим признанием. мне мой вообще не всрался, хотя они оба из одной помойки вылезли. — закрой рот. — а то чё? мерзотный кофе обжигает торс, чудом не задевает паховую зону и жжет бедра. — язык вырву. — муфлон-гандонище. — приятно познакомиться. усталость такой мощи, что волочить тело нет сил. конечности, по ощущениям, ампутировали. хотя, глядя на поломанную к хренам руку рико, это кажется более, чем реальным. плохое предчувствие разрастается в натаниэле огромной чёрной дырой, в которую его засасывает. — не иди. — как не пойти? со спины рико кажется ещё более напуганными, тройка прячет избитую морду в изгиб его шеи, у с п о к а и в а е т, пусть его и самого вот-вот затрясет как при минусовой температуре. зачем король понадобился новому императору? поговорить о братстве? всралось внезапно? а где он был все эти года? натаниэль недоумевает. вороны разгромлены. — не задерживайся только. куда они дели рико в тот день? и почему натаниэль теперь здесь: по правую руку от императора?