Без него

— Стой! Пустой коридор заполняет звонкий звенящий от злости голос, эхом отражаясь от светлых стен. Окружающая тишина и мнимое спокойствие раскалывается на части, как и душа человека, что так поспешно уходил в эту минуту. Крошится в мелкую пыль, без шанса на спасение. Каждое, произнесенное в спину, слово острым ножом впивается, окончательно ломает, давит, убивает остатки самообладания. — Ты не можешь уйти! Не имеешь права сдаться так просто! Ким Ёнджо останавливается. Слова наконец достигают своего адресата и действуют, беспощадно бьют прямо в сердце. Он замирает, руки в кулаках сжимая до побелевших костяшек. Ему тоже больно, безумно. Волком выть хочется от безысходности ситуации. Но так продолжаться просто больше не могло. — Хватит. Ты же знаешь, ничего уже не исправить. Голос твердый, как никогда, но с еле сдерживаемым раздражением и злостью. Если он не положит этому конец, то они все увязнут в этом отвратительном, мерзком болоте из грязи. — Но ведь все это ложь. Я знаю правду. Мы оба знаем это! — Прекрати. — Ёнджо, прошу... Между ними несколько метров вдоль узкого коридора, но каждый звук, и шёпот чужого голоса слышен оглушительно громко. Бушующая по началу злость стихает в один миг, будто кто-то одним вздохом задул сжигающее пламя. Ким оборачивается в этот раз и тонет. Тонет во взгляде, обращенном на него. Таком родном взгляде любимых глаз. Отчаяние и боль отражаются в блестящих под светом электрических ламп каплях, что так легко срываются с ресниц. Ему невыносимо видеть это. — Я не могу остаться, Хванун. Слова срываются хриплым полушёпотом в пустоту коридора. А внутри рушится целый мир, стонет от боли, осколками осыпаясь. Ёнджо себя ненавидит, когда видит, как Хванун на колени падает, не в силах более выдерживать все это. Он дрожит весь от боли и подступающих слез истерики, изо всех сил старается сдержаться, но так сложно, черт возьми. — Прошу, прошу, прошу... Словно в бреду шепчет. Ёнджо больше не может быть в стороне и в два шага сокращает расстояние, опускаясь рядом. Он знал, что так будет. Так должно было случиться. Все слова, подготовленные заранее, комом колючим в горле встали. Ёнджо противно и тошно от всего случившегося дерьма, но, что действительно выше его сил — плачущий в его руках Хванун. — Пожалуйста, не уходи. Ё за родные плечи цепляется, тонет ведь в собственном отчаянии и бушующей во всю истерике. Он не может его отпустить из-за какого-то скандала. Не может. Лучше бы они тонули вместе. Ведь это слишком большая жертва. Нестерпимо высокая цена. — Прости, Уни, прости меня. Ёнджо прижимает крепко, так, будто держит самое драгоценное сокровище. В макушку целует нежно и долго. Им придется пройти через это. Переступить и двигаться дальше. Другого выхода просто нет. Они оба разрушаются в этот момент. Осколки общего тепла со звоном рассыпаются вокруг, вместе с каплями прозрачных слез. Их общее будущее обрывается здесь и сейчас. Бесконечное множество переплетенных нитей трещит по швам и рвется, рвется, рвется, звеня жалобно и причиняя боль. Впереди не остается ничего, кроме выжженой пустоты. Но их пальцы все еще крепко переплетены.