How I Need Your Attention

Да когда это он, блять, не справлялся? Гэвин всегда тянул на себе все расследования, все проблемы, никогда не позволял себе пойти трещинами. Оказалось, даже если все в порядке, даже если пытаться собрать всю жизнь с нуля по частям, слишком долго он не протянет. Санки перестают ехать. Тело дает сбой. Менталка летит к чертям, а он сидит, заперевшись в квартире, и глотает таблетки от алкогольного отравления. Да кто вообще задумывается об истинном мотиве твоего поведения? Гэвин Рид всегда был для всех наглым ублюдком, мерзавцем, занозой коллектива. Блять, да не сильно-то ему нравилось получать от каждого взгляды полные отвращения, слышать за спиной обсуждения, какая он сволота и безнравственная скотина. Дежурные «Как ты?» и «У тебя все в порядке?» заставляли вскипеть в венах кровь и хотеть закричать «Ничерта». Нихуя у него не в порядке. Он закрылся, выстроил стены. Думал, это решит все проблемы? Ведь этого мало. Добей себя тем, что ты не такой совершенный, что твое место могут отнять андроиды. Которые до невообразимых масштабов тревожили, заставляли себя ненавидеть. Наверное поэтому он так беспощадно кидался на Коннора. Натыкался на беспокойный взгляд что становилось дурно, плохо, тошно от того, что ты забил хуй на себя. Коннор все понимал. Даже Гэвин о себе столько не понимал, просто привык врать себе до того, что забыл где правда, где вымысел, сон. Он продолжал все отрицать. Ему это больше не надо. Не стоит его понимать. — Сраный ты пластиковый ублюдок, — выплюнул Гэвин ему тогда. В чем причина ненависти и агрессии? Да просто. Потому что не можешь справиться ни с собой, ни со своими эмоциями. Ты жалок, до омерзения ненавистен себе, что срываешься на всех подряд. Коннор раскусил его так же быстро, как кроссворд из двух букв. Разом. «ЯД» Рид во плоти. Отравляющий, едкий, умерщвляющий яд. Все накопившееся внутри разрасталось, плодилось и через край выливалось на каждого, кто его окружал. Гэвин оставил в покое Хэнка, чувствуя, что не имеет права к нему лезть. Некая солидарность? Видеть, что кто-то страдает, что он не один такой. Коннор не поддался ни разу, сбивая всю спесь одним взглядом. Стало привычкой пихать плечом, локтем, задевать на проходе. Везде. Натыкаться на черную бездну в глубине зрачков. Сродни издевательству над собой, как ты рьяно пытаешься не показывать слабость, а потом понимать, что тебя видят насквозь. Внутри плескается нетерпение, жгучая потребность получить внимание. Неосознанно выученный ритуал. Найти. Подойти. Надавить, прогнуть, подмять под себя. Наткнуться на пару слишком по-человечески живых карих глаз. Отступить. Шаг назад. Гэвин не знает, когда попался на крючок одержимости. Эмоциональной зависимости. Когда твое существование зависит от количества чужого внимания, ты не управляешь собой. Следуешь бессознательно, не думаешь о последствиях. Делаешь, потому что это отрезвляет и становится легче дышать. Думал ли он, что так глупо и неосторожно споткнулся? Он же так ненавидит андроидов, так с хуя ли теперь он жаждет новой встречи, нового дня, где смыслом станет не сдохнуть и получить беглый взгляд? И только тогда он может существовать оставшийся день, протянуть до завтра на свежем воспоминании. Так нужно внимание. Его внимание. Любые способы подойдут, пусть смотрит, пусть видит. Служит напоминанием, что ты в заднице, Рид. Утро, пропитанное сыростью, влажный воздух, прорезающий легкие. Ключи от машины оставляют красный след на коже. Иногда ему не хотелось сдохнуть. Как сейчас, когда на панели предельная скорость, из-за которой завтра ему придет штраф. Когда адреналин стирает грань и потрошит мысли на куски, оставляет место бешено бьющемуся сердцу. Психолог когда-то говорила заняться чем-то любимым. Он до сих пор не понял, что это значит. Ступал неосознанно, слепо, следуя на поводу у импульсов. Иногда он хватался за ножницы, грубо царапая кожу, нещадно давил затупившимся лезвием. Тогда он думал, что надо найти что-нибудь более острое, режущее. Откладывал на потом, хватаясь на ножницы снова, жалея, что взять кухонный нож для него слишком жестоко. Он ловил обеспокоенный взгляд коллектива, огрызался и бычился, старался отгородиться. Рабочие будни проходили, оставляя за собой грустный след потерянного времени. Дни и недели тянулись, насильно таща за собой. Гэвин противился, стопорился, пытаясь задержаться в прошлом, где тихо. Там, где он остается в памяти каждого простым детективом. Он не знал, что его останавливало, почему так отчаянно пытался всплыть на поверхность. Почему не позволит себе утонуть. Он вдыхает влажный воздух, заполняет легкие дымом, вливает алкоголь пачками, литрами, и хочет никогда не становится собой. Забыть о том, кто он настоящий, забыть о боли, страданиях. Стереть из памяти прошлое и, желательно, себя стереть тоже. — Возьми выходной, Рид, — строго говорит ему Фаулер, но препираться нет сил. Гэвин выбирает не читать, каким начальство на него смотрит взглядами. Он выходит из отдела, чиркает зажигалкой и выдыхает облако сигаретного дыма. На парковке хаотично стоят машины и Гэвин рисует кривую линию, соединяя их между собой. Он усмехается и докуривает до середины, быстрым шагом доходит и дергает дверцу, почти вырывая ручку рукой. — Детектив, — Коннор подходит к нему, вручая конверт, небрежно коснувшись пальцами. Он долго смотрит, оценивает варианты и тихим голосом произносит, — я могу вам помочь. Гэвин сжимает, почти рвет белый конверт, поднимает голову и пустым взглядом смотрит на Коннора. — Отъебись. — Нет, детектив, — андроид берет его за предплечье, с нажимом заставляет повернуться к себе лицом. — Вы. Не. В. Порядке. Тон предупреждающий, беспокойный. Но Риду плевать. Он на дне. Проходит секунда, десять. Коннор вдруг опускает руку и отводит взгляд. Утренний ветер выбивает из волос прядь и треплет волной. — Вы правы, — он отрешенно делает шаг назад и с грустью в голосе говорит, — я не смогу вам помочь. Гэвин почти чувствует сожаление, что не сумел выдавить из себя ни слова, сбежал, уехал домой. В пустоту, где его не ждет ничего, кроме тьмы. Где собственные мысли сжирают, а бутылка крепкого пойла не дает желанный покой. Ножницы валяются где-то в углу, потому что теперь у него есть канцелярский нож. Он невидящим взглядом смотрит на него, глаза слезятся, крохотные капли выступают из красной полоски. Последний раз. И на сегодня все. Он тянется рукой за конвертом на тумбочке, разрезает ножом и достает свидетельство о смерти. Усмехаясь, он проходится бегло по строчкам, вчитывается, пока в горле не подступает ком. Он знал, предвидел, предполагал и чувствует себя ответственным, что не убедил начальство продолжить расследование. Теперь невинная жертва была убита подозреваемым, которого он клялся поймать. Дома он может позволить быть себе слабым. Вцепиться глазами в потолок и перебирать коллекцию взглядов. Думал ли он когда-то, что окажется здесь? В пустой и холодной квартире, одинокий и поглощенный тьмой. Вряд ли. Тьма засасывает, приглашает. Аккуратно впускает и обезоруживает, забирает попытки бороться, пока ты не окажешься в крепко сжимающих лапах. Иногда она выпускала его из объятий. Брала передышку, давала спокойно вдохнуть. Когда плейлист «Смерть» заменялся плейлистом «Я живой», Гэвин думал, что все прежнее было придумано, отчаянным бредом, ведь сейчас не так безнадежно паршиво. В такие моменты он видел красоту карих радужек. Когда не пытался сопротивляться, ругать себя, за то, что предал себя самого. Чувства. Они никуда не уходят. Можешь их заглушить, попытаться заставить себя отказаться от них. Гэвин проверял. Смотрел каждый день, чтобы узнать, чувствует ли он, и натыкался на ответный взгляд. Теплый, обволакивающий, дарящий чувство колючего пледа, горячего чая и робкой надежды. По излюбленному кругу отводил глаза и гневно отвергал. Да. Все еще чувствует. «Ты не достоин. Он слишком хороший» А ты? Слишком плохой? Он больше не может использовать Коннора, это неправильно. Неправильно все, что сидит у него внутри. Почему вдруг тот одним присутствием стал помогать проживать бесконечно долгие дни, почему лишь жалкой капли внимая хватает, чтобы перетерпеть и дожить до завтрашней смены. Каждый гребаный раз он себе задавал вопросы и дико тревожило, что он не имеет понятия, как прекратить использовать такой путь спасения. Ведь в итоге он не справился. Гэвин больше не слышит, о чем говорит на собрании Фаулер, он чувствует как темнеет в глазах, как сердце начинает бешено биться. Он точно сходит с ума. На дрожащих ногах, игнорируя все вопросы, выходит в коридор, бредет до туалета и наваливается на стену, сползая вниз на пол. Он закрывает лицо руками, чтобы не видеть, как перед ним все плывет, он не понимает, где он находится, кто он, почему он себя чувствует так. Плохо. Ужасно. Он больше не чувствует, что это реальность, должно быть, это кто-то другой сидит на холодном кафеле, не имея возможности унять дрожь. — Дышите, детектив. Дышите, — мягко приказывает чужой хриплый голос. В голове чисто, будто настройки все стерты. Внутренняя пустота одолевает, заставляет нырнуть с головой. Поглощает водопадом сомнений и мыслей, лавиной спускается, зарывает, топит, чтобы давиться тревогой. Гэвин не знает, сколько времени его трясет. Как долго сердце рвет и дерет, чтобы вырваться прочь, подальше от безнадежно жаждущего покончить с собой. — Дышите со мной, — напоминает кто-то, мягко касаясь запястий, гладит большим пальцем по фиолетовым венам. Разум слишком затуманен, чтобы понять, кто он такой. — Вдох. Сознание мутное, как густой и пушистый туман. В голове набатом стучит «ты не справишься», «ты не уйдешь», «ты не выйдешь отсюда живым» и он делает первый короткий вдох, спотыкаясь о гремящее сердце, пытается сделать глубокий второй. — Выдох, — голос звучит четче, отбрасывает навязчивый ворох, прорезает туман. Вдох выходит скомканным, резким, но становится легче дышать. Перед глазами плывет, Гэвин смаргивает слезы и видит серый пиджак. — С вами будет все хорошо. Так мягко, обволакивающе и спокойно. Может все-таки хватит? Гнать себя вперед на износ. Гэвин никогда не позвал бы на помощь. Но он здесь. Держит за руки и внимательно смотрит. Удары сердца стихают, пелена растворяется и стоит поднять глаза, сквозь тихий шум в ушах прорывается: — Все еще откажетесь, детектив? Пожалуйста. Не отвергай руку помощи.