Graduation Day

Пестрит зал особняка радостными эмоциями и ликованием едва выпустившихся студентов. Шум, гомон, музыка переливчатая — все то, что атмосферу предвосхищающую создавало; все то, что нынче позади осталось. Где-то там, за закрытой дверью, не вынося таинство радости чужой на холодную улицу. Альва тяжко вздыхает, чуть удобнее усаживаясь на деревянной скамье. Еще некоторое время назад был он частью всеобщего веселья, а теперь выбрался в сад вечерний, да издалека следит за происходящем. Мелькают тени сквозь неплотно занавешенные шторы, сливаются в причудливые образы таинственного непознанного, и Лоренц смотрит на творящееся за стеклом празднество донельзя усталым взглядом. С печалью, что на плечах его лежит, покуда синяки под глазами сверкают свидетельством бессонных ночей. Совмещать работу, подготовку ученика к выпуску и само торжество – непосильная ноша для человека его возраста. И после нескольких тяжелых часов стояния в зале, после нужды сверкать маской натянутых эмоций вкупе с градом речей лицемерных, Лоренц смертельно устал. И кажется Альве, что вовсе двинуться не в силах он — прирос к скамье садовой, коя в состоянии его ощущается сродни мягкой перине. Сейчас единственное, что искренне смеет желать ученый— побыть наедине с самим собой столь ничтожные крупицы времени. Насладиться прекрасной тишиной погружающегося во мрак сада, вдохнуть полной грудью леденящий вечерний воздух и просто отдохнуть. Каждая секунда сродни золоту. Альва не в силах предугадать через сколько минут дверь особняка откроется, а его попросят снова выйти в зал и произнести мотивационную речь перед юными светочами научного мира. И ожидая столь неизбежный исход, Лоренц не выпускает трость из рук - готов он чуть что вернуться на церемонию, сокрыв от глаз любопытных собственную усталость. Неосознанно поглаживает он деревце лакированное, мысленно взывая к госпоже Фортуне о возможности даровать ему еще несколько тягучих мгновений заслуженного отдыха. Но ложью будет сказать, что выпускной принес лишь негативные эмоции и всепоглощающую усталость. Наблюдать за тем, как твой любимый ученик с отличием заканчивает академию — разве не прекрасно? И один день славы стоит всех тех жертв, которые привели к тяжелым синякам под глазами и гудящей под вечер голове. Сказать, что Лоренц гордится Лукой — не сказать ничего. Яркий, смелый и донельзя амбициозный ученый, кой горит собственными идеями. Теориями, набросками и грезами о несбыточном — он словно старается охватить все и сразу, не останавливаясь на достигнутом. И образ этот - тягостное наваждение, которое Альва изо дня в день старается отогнать прочь. Заставить истлеть под горечью былого, навсегда сгинув пеплом на ветру, лишь бы не расцветали ожогами болезненные воспоминания на крупицах разбитой души. Иногда Альве хотелось спросить у Бальзы, откуда в нем столько энергии. Сила молодости? Гены? Или просто он создал в душе своей тот самый вечный двигатель, кой стал неиссякаемым источником энергии для Луки? Иначе Лоренц не мог понять простой факт — откуда у Бальзы есть время и грызть гранит науки, и исследовательской деятельностью заниматься, и с однокурсниками досуг разделять, и, черт возьми, опускаться до неуместного флирта с собственным наставником. Недвусмысленные взгляды, речи с подвохом и попытки привлечь к себе внимание - если первые пункты в голове Лоренц был в силах уложить, то последний долгое время не укладывался в привычную картину. А потом пришлось привыкнуть. Смириться и принять оное за исключение из правил. Разрушать все рамки дозволенного, действовать на сопротивлении и упорно игнорировать просьбы, нет, требования Альвы умерить пыл — в этом весь Лука, и образ данный знаком Лоренцу до боли сильно. Весь период учебный особой осторожностью старался он помочь Бальзе не оступиться на тернистом пути исследовательской деятельности. Невидимой рукой указывал направление, не позволял нырнуть в бездну ошибок с головой, удерживая баланс над пропастью несбывшихся надежд. И Альва находит ироничным осознание того, что он и только он стал причиной, по которой Лука в конце концов оступился. Влюбиться в своего учителя — Лоренц ко многому от юнца готов был, но совершенно точно не к подобному повороту событий. И не к тому, что даже спустя годы обучения вопреки всему не охладеет Бальза в порывах романтических, а чувства его, навеянные по мыслям Альвы сугубо переизбытком гормонов, никоим образом не угаснут. Наоборот, с каждым днем лишь ярче воссияют. На его практике подобное не впервые. "Особо одаренные" студенты часто неровно дышали к преподавателю собственному, но Лука – это иное. Совсем другое и недозволенное. То, к чему и даже в мыслях прикасаться нельзя ни в коем случае - запрет на оное наложен был собственными руками под гнетом воспоминаний прошлого. Все это - нерушимое табу, которое юный Бальза из раза в раз пытался разрушить в пух и прах. Альва знает. Он никогда не посмеет ответить взаимностью на чувства ученика. Из уважения к себе, из уважения к другу давнему — ни в жизнь не перейдет черту, что разделит их мир на «до» и «после». И остается Лоренцу лишь уповать на благосклонность судьбы-злодейки. На то, что встретит Лука на пути своем более достойного кандидата, который займет место возлюбленного в сердце юнца, целиком и полностью вытеснив оттуда неуместного ученого. А покуда день сей не настал, Альва терпит. Закрывает глаза на все выходки Луки, стараясь даже не вспоминать о том, что некоторые фразы ученика вызывали алый румянец на щеках мужчины — ни стыда, ни совести у Бальзы, и совсем не знает он значение слова «субординация». Ученый тихо усмехается. Смотрит на медленно темнеющее небо и прокручивает в голове все те разы, когда во время обсуждения грядущей работы Лука без объявления войны менял тему, сводя исследования к лукавым взглядам. И как потом недовольно шипел, потирая ушибленный лоб. Скрип двери кажется оглушающим в царившей тишине, и подобно ушату ледяной воды резко вырывает из потока мыслей. Альва поднимает уставший взгляд на дверь, уж было собравшись возвращаться назад, на торжественный вечер, но лишь увидев до боли знакомое лицо, облегченно выдыхает. «Вспомни солнце, вот и лучик» — усмехается Лоренц, расслабленно на спинку скамьи откидываясь. Даже если Бальза позвать его на вечер вышел, кто как не ученик собственный поймет необходимость отдохнуть в саду немного и торопить не станет? Напевая незатейливую мелодию, Лука неспешно подходит ближе и протягивает Альве один бокал с шампанским: — Так и знал, что найду вас здесь. — Давно не виделись, Бальза, - кивает Лоренц в сторону, негласно приглашая юношу рядом присесть, - Я вышел воздухом подышать, больно хорошая погода нынче. — Я уж было подумал, что вы ушли. Усмехнувшись, Лука присаживается на садовую скамейку подле Лоренца, да расслабленно откидывается на деревянную спинку, ногу на ногу закидывая. — А вы просто спрятались вдали от всех. Альва хмыкает, понимая, что без зазрения совести лукавит Лука. Недоговаривает, ибо не будь уверен Бальза в том, что неминуемо встретит он Лоренца в саду, то не вышел бы юноша на улицу с двумя бокалами и не двинулся бы целенаправленно к Альве, минуя все остальные пути. — Я уже не в том возрасте, чтобы быть в центре торжества, - ученый чуть покачивает бокалом в руке, рассуждая, стоит ли пить аль лучше воздержаться пока, — Но почему вы здесь? Это ведь всецело ваш вечер, Бальза. — А я тоже воздухом подышать выбрался. Знаете, после духоты тесного зала, самое то выйти на улицу и вдохнуть полной грудью. В подтверждении своих слов Лука шумный вдох совершает, плечи распрямив. — Ведь на улице хорошая погода, не так ли? Альва кротко кивает. Приятная прохлада, постепенно ниспадающий на сад полумрак и тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев на ветру — шум выпускного вечера остался где-то позади, едва различим нынче. И Альва искренне наслаждается моментом спокойствия рядом со своим лучшим учеником. Возможно, не так уж и необходимо ему одиночество, доколе рядом хорошая компания есть. Искоса Лоренц бросает взгляд на сидящего подле Луку. Полностью расслабленный, Бальза поднял свой взор ввысь, вглядываясь в постепенно покрывающееся синевой небо. — Быстро вечереет сегодня, - тихо произносит юноша, — Уже и первые звезды видны, красота. Альва тихо хмыкает. Поглаживая пальцами ножку бокала, он тоже поднимает голову к небу, обдумывая стоит ли сообщить Бальзе о том какой нынче час, аль оставить ученика, кой за празднеством совсем счет времени потерял, в неведении. И смотря на то, как завороженно он зрит ввысь, Лоренц решает немного обождать. Лука всегда любил ночное небо. Вернее, яркую россыпь звезд на мрачном холсте небосвода. Как-то раз даже приобрел себе подержанный телескоп, который усиленно совершенствовал несколько недель подряд, стараясь увидеть как можно больше небесных светил. Альва слишком хорошо помнит, как блестели глаза Бальзы в момент, когда он впервые глянул на ночное небо через собственное изобретение. Как улыбался — глупо, радостно, словно ребенок, покуда глаза его светились от счастья наподобие тысячам звезд. С невероятным темпом современной жизни, слишком тяжело выудить момент, чтобы насладиться космическими светилами. Спешка в попытках успеть за ритмом мира вокруг, бессонные ночи над дипломной работой, а после непосредственная подготовка к выпускному – и Альва не смеет препятствовать Луке в моменте, когда он наконец получил возможность взглянуть на бескрайне небо без нужды опосля спешно возвращаться к исследовательской деятельности. Пусть то лишь вечер поздний, пусть нет еще той россыпи прекрасных звезд на медленно темнеющем полотне небосвода — небольшая передышка перед завтрашним днем никому не повредит. — Знаете, господин Лоренц, - тихо усмехается Лука, наконец отрываясь от созерцания неба, — А я ведь больше не ваш ученик. — Да, вы правы, - из-под полуприкрытых век Альва заглядывает прямо в янтарь очей чужих, да расплывается в теплой улыбке, — Значит ли это, что я теперь имею право называть вас своим коллегой? — О, а вы можете?! Неприкрытое удивление вкупе с восхищением слышно в голосе Бальзы. Радость, смешанная с воодушевленным предвкушением — словно дитё малое, коему родитель пообещал конфетку даровать за хорошее поведение. Тихо посмеивается в кулак Лоренц — в глазах ученого, поведение Луки кажется излишне забавным. — Я обязан, господин Бальза. Вы теперь со мной на одном уровне, не так ли, коллега? Лоренц специально делает сильный акцент на последнем слове, наслаждаясь реакцией Бальзы. Тем, как засверкали детской радостью глаза юноши, а сам он на месте замер, словно позабыв как дышать. И пусть оба понимают, что дабы достичь одного уровня в прямом смысле, Луке предстоит пройти ещё слишком долгий путь, но ощущение иллюзии равенства вещь очень лестная. Приятная, окутывающее эго мягкой пеленою наслаждения и радости за возможность хоть и на словах встать подле самого Лоренца. — Это... Ощущается немного странно, знаете? – Бальза посмеивается неловко, ладонью заправляя волосы назад. Хорохорится, упиваясь лестью излишне сильно, - Но мне нравится. И подумать только! Ещё вчера я был вашим студентом, а теперь стою в вами едва ли не на равных. Осталось только получить такую же, - Лука указывает на ворот пиджака Лоренца, намекая на Нобелевскую медаль ученого, — И совсем различий не будет! Язык Бальзы совсем немного заплетается, съедая буквы и делая речь несколько невнятной. Не знай Лоренц своего ученика столь хорошо, то непременно бы решил, что всему виной излишне быстрая речь Луки, однако в корне неверным данное суждение будет. Давно успел привыкнуть Альва к тому, что Бальза всегда говорит очень быстро, вместе с оным излагая поток мыслей донельзя четко. Да, путаясь в рассуждениях, словах, теряя нить повествования, но не съедая буквы. И понимает Лоренц. Испитый на выпускном бокал шампанского для Луки явно был лишним. Но кто он, чтобы осудить бывшего ученика? С сегодняшнего дня, никто. Ни учитель, ни наставник — лишь тот, кто судьбу разделяет, так же посвятив себя всецело науке. И прост сей факт. Бальза нынче достаточно взрослый, чтобы отдавать отчёт действиям собственным, да и день ведь — праздник выпускной, когда не просто можно, а нужно выпить лишнее. Бальза увлеченно повествует о грезах собственных. О мечтах, о будущем, о том, что непременно сделает он в день грядущий — и планы у Луки наполеоновские. Лоренц лишь тихо слушает, не смея прерывать поток мыслей увлеченного юнца. В конце концов, в этом весь Бальза. Неугомонный, шумный, строящий мириады теорий за считанные секунды. — И однажды все это обязательно станет явью. Вот увидите, господин Лоренц! - Лука тихо посмеивается, поднося полупустой бокал к устам и одним глотком опустошая его до дна, поморщившись едва заметно, — Ах-х, хорошо. — Обязательно, Бальза. Однажды все то, о чем сказали вы, станет явью. Альва задумчиво смотрит на свой бокал, решая стоит ли ему последовать примеру юноши. Но прежде, чем успевает он сделать выбор, теплая ладонь Луки осторожно накрывает руку ученого. Сжимает несильно, привлекая внимание недоумевающего Лоренца. — Знаете, а раз я больше не являюсь вашим учеником, то могу ли я... Вопрос так и остаётся незаданным. Заместо слов, Бальза грубо хватает Лоренца за края пиджака и тянет на себя. И прежде, чем успевает Альва опомниться, Лука с невероятной наглостью впивается в губы ученого смазанным поцелуем. Не переходит грань, отчасти невинность происходящего сохраняет — лишь настойчиво давит на чужие уста своими, подавляя желание вкусить большее. Секунды тянутся словно вечность. Упивается юнец мгновениями происходящего, стараясь запечатлеть в голове все ощущения и каждую мельчайшую деталь на веки вечные. Отпечатать так, что ещё долго опосля будут ощущаться на губах фантомные ощущения, а картина перед закрытыми очами будет донельзя четкой - так, словно не воспоминанием то будет, а явью. Чуть отстранившись, Бальза с немым вопросом смотрит на Лоренца. Явно нервничает, волнуется — то видно по янтарным очам, что бегают из стороны в сторону пугливо, да вздернутым кверху бровям. Безмолвно ждет Лука реакции учителя бывшего, теряясь в догадках какой же будет исход. Вновь по затылку тяжёлая ладонь ударит, а сам ее обладатель грозно скажет о нужде вести себя прилично, или же теперь, когда Лука официально больше не является учеником его, финал другим будет? Альва облизывает влажные от шампанского губы, и тихо шепчет: — Раньше статус ученика никогда не останавливал тебя. — Зато останавливал вас. Есть доля правды в словах Луки. Слишком многое останавливало Альву от того, чтобы ответить взаимностью на чувства юнца, позволив их отношениям выйти на новый уровень. И под влиянием момента, ловит себя Лоренц на мысли, что хочет он выйти за собственные грани дозволенного. Совершить роковую ошибку в уравнении их жизни и ступить за точку невозврата, низвергнув себя опосля в бездну самобичевания. Огонек надежды сверкает в глазах Луки. Верит юнец, надеется услышать, что теперь дозволено ему быть ближе к Лоренцу; что сумел он теперь сменить свой статус ученика на нечто большее, введя новые переменные в судьбу их. И Альва хочет сказать Бальзе заветные слова. Произнести лишь то, что не потушит огонек в глазах напротив, наоборот, заставит пламя воссиять сильнее прежнего. А после разделить тягучие чувства, что изо дня в день разъедают сущее юнца, позволить самому себе окунуться в омут возвышенных привязанностей, но... Но нельзя. Альва шумно выдыхает, глаза прикрыв, и трость в руке сжимает. Нельзя. Одно слово, шесть букв, и возможность перечеркнуть все то, чем жил он года последние – разрушится мир в одночасье обычным отказом или наоборот ответом желаемым. Молчание — золото. И вместе с тем тягучий яд, что медленно отравляет душу разлагающимися надеждами на взаимность. Отсутствие отказа, но и отсутствие признания — не истинное ли зло все это? Не тягостная пытка, что струится обжигающим цианидом по венам, обрекая сердце содрогаться в ритме агонии первородной? Биться о прутья раскаленной клетки, обжигаясь о недосказанность — знает Альва, на какие жестокие муки он обрекает влюбленного юнца, но ни за что не посмеет Лоренц языком собственным разбить сердце Бальзы. Не скажет всуе слова жестокие, что подобно раскаленному кинжалу вонзятся в душу бедолаги. И не позволит сладостной лжи задурманить разум чужой, погружая сущее в сладостное наваждение несбывшихся надежд. И заместо ответа, ученый лишь медленно поднимается на ноги. Уходить от неудобного разговора, сбегать от вопросов нежеланных — лучший друг прошлого слишком хорошо научил его столь отвратительной тактике. Альва совершает несколько неспешных шагов по направлению к особняку, чувствуя, как тяжелый взгляд Луки смотрит прямо в душу. Заглядывает в каждый потаенный уголок, желая отыскать ответ на вопрос незаданный. И кажется Лоренцу, что брусчатка под ногами хрустит сродни осколкам разбитого сердца Бальзы. Ответить необходимо. Хоть пару слов, хоть что угодно - не по наслышке знает ученый насколько сильно ранить молчание может. И на долю секунды замедлившись, через плечо шепчет Лоренц голосом, кой под конец зашелся в предательской дрожи: — Нам пора возвращаться, Лука.