Там, где всё начиналось

      Тёплое солнце лучами освещало заброшенное и полуразрушенное здание, заставляя каменную кладку отбрасывать тень на граффити Святой Магнолии, изображенную на стене корпуса для смертников.       Место, где всё началось.       Республика Сан-Магнолия давно пала под натиском Легиона. Федерация взяла под своё крыло тех, кто хотел и мог сражаться дальше, тех, кто соответствовал её идеалам. И, несмотря на всё те же идеалы, позволила восемьдесят шестым продолжить учувствовать в военных действиях на передовой. Президент Федерации, Эрнест, всё-таки отнёсся с уважением к тем, кто изъявил желание остаться и продолжить то, чему они посвятили свою жизнь.       И вот теперь, они все стояли здесь.       Операция по освобождению столицы Республики должна была начать в самом скорейшем времени, и старая база смертников была выбрана как перевалочная точка для базирования союзных сил. Последнее место ночёвки перед смертельным марш-броском. Возможно, в один конец. Когда было иначе? ― Никогда бы не подумал, что снова буду стоять здесь, ― Шин выдохнул, скользя взглядом по ошмёткам трупа восемьдесят, что когда-то сидел на лавке перед Святой Магнолией с позорной табличкой «свинья». Чтобы они никогда не забывали…       Сложно было сказать, что он сейчас чувствует. На лице не отображалось ни единой эмоции, как это обычно происходило и раньше. Холодный, безразличный Жнец. Тот, кто хранит память о своих товарищах и тот, кто всегда парадоксально всегда выживает. Сумасшедший Безголовый Жнец. Монстр. Восемьдесят шестой. Человек, несущий чудовищное бремя смерти друзей. Парень, у которого нет своих желаний и стремлений.       У него так много имён. ― Я тоже, ― Владилена опустила взгляд, утыкаясь им в зелёную, нагретую солнцем траву.       Она сейчас чувствовала сильный стыд вперемешку с желанием извиняться, пока голос не охрипнет, умноженное на порыв сесть в ближайший джагернаут и разнести это здание по камешку. Чтобы следа этого ужаса не осталось. Чтобы вычеркнуть хотя бы малую долю кошмара из сердец тех людей, которых она бесконечно уважала. Чтобы хотя бы как-то загладить вину Республики.       Решительная, стремительная и упорная Кровавая Королева. Та, что обещала всегда их помнить и та, кто наконец достигла своего заветного желания догнать этих удивительных людей. Куратор один, которая начала неравную борьбу против прогнившего общества своей страны. Бесконечная идиотка. Наивный ребёнок. Человек, который оставался верен своим идеалам и мечтам, даже когда все говорили ей сдаться и отступить. Девушка, что может смотреть в лицо своим ошибкам, принимать их и не отворачиваясь, пытаться исправить. Как многого это стоит…       У неё имён тоже не мало.       ― Я…       ― Не стоит, майор, ― капитан перебивает её, догадываясь о том, что она хочет сказать. Они уже достаточно давно работают вместе, и совместного времени, проведённого не на поле боя у них тоже достаточно. Она сложная, эмоциональная, но такая преданная и честная… Он давно не винил её в грехах Республики. Только не её. Только не ей нужно извинятся за всё это. Он бы не хотел этого.       Нодзен отворачивается и идёт вглубь здания, минуя развёрнутые мобильные блоки по ремонту джагернаутов, снующих туда-сюда по важным делам пилотов и ремонтников.       Ему не противно идти по этим коридорам опять. Ему не страшно и он даже не испытывает ненависти. Просто… это странно. Пройти мимо комнаты, где они и сотни других восемьдесят шестых до него и после, проводили свои вечера за игрой в дартс, разговорами и кофе; мимо столовой с самодельными манекенами со звериными головами и поварскими колпаками; мимо грязной душевой з разбитым и склеенным скотчем зеркалом. Пройти уже свободным человеком, который не обязан быть здесь, но который пришёл сюда по своей воле. Пришёл с той же целью, с которой находился здесь ― продолжать сражаться, победить, по возможности ― не умереть.       Он почти ничего не знает, кроме войны и голосов Легиона, несмотря на все усилия Эрнеста показать им мирную жизнь. Он почти ни к чему не привязан, кроме своих друзей и кроме…       ― Это же ваша комната?       Они оба останавливаются перед металлической дверью с мутным, грязным окошком.       ― Я помню, как попросила вас назвать мне имена всей эскадрильи… Вы ведь были здесь, когда делали это?       ― Да.       Он тоже помнил. Это и многое другое. Её голос. Её слова. Её веру и силу. Как бы они не давили на неё, как бы не отгоняли, какие бы слова не говорили, она всё равно оставалась с ними и делала то, чего никто больше не делал. Она была с ними в самых тяжёлых сражениях. Она была с ним каждый раз, когда он действительно вот-вот должен был умереть. Держала на грани. Наверное, она хотела, чтоб он жили больше него самого. Чтобы они все жили.       Ему не нужен пара-рейд, чтобы слышать её приказы.       Шин повернул голову, чтобы рассмотреть её профиль. Белая, чистая кожа, прямо поднятая голова, военная выправка, длинные белые волосы и взгляд серых глаз, обычно упрямый, но сейчас тёплый, смягчённый горькой улыбкой на пухлых розовых губах.        ― И когда рассказали о чёрных овцах… Вы ведь и сейчас слышите голоса Легиона? ― она поворачивает своё лицо к нему, замечая пристальный взгляд, прикованный к её рту. Это даже не заставляет его отвести глаза. Нодзен давно думает о том, что случится, если он позволит себе прикоснуться к этим губам.       Пауза затягивалась.       ― Капитан? — она снова окликает его.       ― Да, ― он поднимает взгляд к её чуть порозовевшим щекам, дальше, к всё равно открыто и прямо смотрящим глазам. Силой заставляет себя отвернуться и толкнуть дверь, заходя внутрь. ― Мы сейчас близко к ним, так что я слышу их сильнее обычного.       ― Хорошо, что новая система маскировки, разработанная Анеттой и подполковником Венцель, помогает скрывать наше присутствие. Иначе бы у нас не было времени на передышку, ― она идёт за ним, как привязанная. Зацикливается взглядом на его плечах, затянутых в военную форму Федерации, на его шраме, что скрыт высоким воротником, на коротких тёмных волосах. Его фигура притягивает и Миризе уже давно ловит себя на мысли, что будет, если она позволит себе прикоснуться к нему.       Комната осталась совершенно прежней. Деревянный письменный стол, испещрённый царапинами от ножа, небольшой шкаф для личных вещей, окно, застеленная кровать. Никто ещё не успел прибраться здесь и теперь на пробивающемся сквозь стекло свету были видны мельчайшие частички пыли, поднятые в воздух появлением здесь людей.       ― У вас были личные вещи, когда вы жили здесь? ― неуместный, первый пришедший в голову вопрос, чтобы разбавить неловкое молчание. Чтобы одёрнуть свои не менее неуместные мысли, касающиеся Шина. О чём она вообще только думает, перед такой важной и сложной миссией?!       Чтобы немного успокоиться, Миризе касается лопатками прохладной поверхности закрывшейся двери. Даже чуть опирается на неё, стараясь привести в норму участившийся пульс. Этот его долгий взгляд на её рот минуту назад… заставил сердце на секунду замереть, а затем забиться с удвоенной скоростью.       Уже какое-то время это происходило с ними. Он долго смотрит, она смущается и вздёргивает подбородок. Она хватает его за руку в порыве разговора, он краснеет и отводит взгляд. Их твёрдость, решительность и холоднокровие, что присуще обоим на поле боя, вмиг улетучивается, стоит им остаться наедине.       Нодзен обдумывает ответ несколько долгих секунд. Гладит пальцами поверхность стола, касаясь прорех, что сам он когда-то оставил, выцарапывая на металлических обломках джагернаутов имена друзей. Снова смотрит на неё этим своим долгим нечитаемым взглядом.       ― Разве что книги, да письменные принадлежности, когда вы заставили меня писать отчёты, ― Шин даже слегка улыбается, вспоминая это.       ― Вас это раздражало? ― зачем она продолжает эти бессмысленные вопросы?       ― Нет, ― он делает несколько шагов к ней.       Комната настолько небольшая, что и этого хватает, чтобы капитан Нодзен оказался к ней слишком близко, вторгаясь в личное пространство. Он определённо хотел оказаться к ней так близко.       Девушка пытается заставить себя перестать смущаться, пытается успокоить сердце и дышать ровно. Пытается смотреть в глаза, но от этого становиться только хуже. Красные, глубокие глаза Жнеца, затягивающие не хуже какой-нибудь бездны… Он смотрит неотрывно, прямо на неё. Даже кажется, что он видит, о чём она думает.       На самом деле эта мысль иногда посещала Миризе, да и, наверное, каждого, кто узнавал о его псионической способности: не может ли Жнец на самом деле слышать их мысли также, как слышит Легион? Что если он просто скрывает эту часть своего дара?       Конечно же, в голову тут же начинают лезть ещё большие непристойности от которых стараешься откреститься и в итоге Лена сама загоняет себя в ловушку своей фантазии.       ― Майор, у вас температура? ― его голос отвлекает от этого порочного круга в мозгу и Миризе хватается за эту мысль, как за спасательный круг, ещё больше вжимаясь в холодную дверь.       ― Вроде бы нет… ― нервно заправляет белые пряди за ухо, бегая взглядом по комнате. По той её части, что может увидеть из-за спины Шина.       Он касается её лба своим.       Конечно, намерено. Конечно, не из желания узнать температуру.       Противостоять тяге узнать, что будет, если прикоснуться к её коже практически невозможно, и Нодзен уже, если честно, устал сопротивляться. С голосами Легиона ещё можно было жить, но вот к этой странной одержимости привыкнуть просто невозможно.       ― Вы довольно горячая, ― звучит достаточно двусмысленно, особенно когда он произносит это тихим шёпотом, касаясь кожи её лба.       Их взгляды неотрывны друг от друга. Красные и серые.       Он правда это делает? Намеренно говорит это так… Намеренно упирает руку в дверь, рядом с её головой. Намеренно вдыхает запах магнолии, что исходит от неё. Намеренно доводит себя до того момента, когда отвернуться и отойти просто не выйдет. Шин не хочет отходить.       Лена шумно сглатывает, выдыхает: «вы сами меня спровоцировали», а затем придвигается ближе, закрывая глаза и касаясь губами. Мягкими. Тёплыми.       Шин закрывает глаза, смакуя это прикосновение. В голове становится так тихо, как если бы весь Легион был уничтожен в одно мгновение. Как если бы его контузило так, что лопнули барабанные перепонки. Только шум крови в ушах и сумасшедшее биение пульса в горле. Наверное, так звучало бы море, которое ему никогда не было интересно увидеть. Так тихо, умиротворяюще и одновременно похоже на шторм.       Она отстраняется на то маленькое, расстояние, что осталось между ними, донельзя смущённая и, кажется, на грани паники.       ― Да, я сам, ― тихо выдыхает он, обнимая её за талию и притягивая к себе снова. Приникая к её губам.       Тяга внутри становиться просто нестерпимой. Хочется продлить это мгновение на целую вечность. Ему никогда и ничего так не хотелось, как чувствовать её сейчас. Дышать ею. Слышать тишину, что она дарит.       Воздух заканчивается и им приходится отойти друг от друга, чтобы восстановить дыхание.       Оба красные и смущённые.              Их пальцы остаются переплетены, когда они снова встречаются взглядами и улыбаются, сжимая их крепче. ***       Взятие Сан-Магнолии проходит болезненно и кроваво. Выкурить обосновавшийся здесь Легион оказывается достаточно непросто и приходится идти на многие жертвы и ухищрения, чтобы уничтожить большинство боевых машин противника и обратить их в бегство. Но всё же миссия заканчивается успехом. И пять восемьдесят шестых вместе со своим куратором остаются в живых, что, хотя бы, не приносит ещё больших причин для печали.       ― Моя комната… ― Владилена устало опускается на свою когда-то роскошную кровать, ощущая тяжесть во всём теле.       С последнего раза, когда она была здесь, ничего не изменилось: всё также разрушена одна из стен и часть потолка, выбиты высокие окна, оборван балдахин… Повезло ещё, что во время сегодняшней битвы её бывшему дому не досталось снова и кровать осталась, в общем-то, целой, хоть постельное бельё изрядно и подпортилось за это время.       ― Должно быть, здесь было красиво… ― Шин осматривается, подмечая мелкие, хоть и запылённые войной и временем, детали. ― Вы действительно принцесса.       Майор фыркает, отворачиваясь к разбитым окнам и треснутой вазе, стоявшей на столе. Почему она ещё не разбита на осколки? Простая белая ваза, в которую она ставила такие же белые цветы, в их отвратительно сером мире без ярких красок. Символ чистоты, прогнивший на сквозь.       ― Нас вы тоже так представляли? ― Нодзен подходит к письменному столу и рассматривает пробковую доску с выгоревшими на ней квадратными листиками. Погода сделало своё дело, размазав изображения, но остатки потолка всё-таки позволяли узнать в этих картинках какое-то подобие человеческих лиц, хоть и изображённых очень…схематически.       ― Да… ― куратор улыбается, глядя на Шина, освещаемого закатным солнцем из разбитых оконных проёмов. Ему даже идёт стоять здесь…. В этой разрухе. Задумчивый, спокойный, немного уставший, чуть запылённый. ― Так было проще, когда я разговаривала с вами… Хотя бы какая-то иллюзия присутствия.       Она откидывается на грязную кровать, игнорируя мелкие камушки кладки и побелку. Смотрит на ясное розово-голубое небо. Как всё изменилось за этот неполный год. Как всё ещё изменится в будущем. Сейчас она просто ощущает себя здесь. В разрушенной комнате, на отсыревшем покрывале, грязная, уставшая и вымотанная, но вдыхающая пыльный воздух глубоко и с какой-то странной лёгкостью.       Они отбили город, не дав Легиону закрепиться. Они потеряли людей, не дав Легиону закрепиться. Её группа выжила, приложив немалые усилия для того, чтобы не дать Легиону закрепиться. Кровать с другой стороны от неё прогнулась под весом севшего капитана.       Она просто уставшая девушка, не имеющая никакого отношения к войне. На мгновение всё вычеркивается из головы, оставляя лишь воздух и небо перед глазами. Остаются лишь люди в разрушенной комнате.       Её пальцев касаются чужие. Тёплые и шершавые, в мозолях от контроллера джагернаута, в шрамах от прошедших лет. Она сжимает их в ответ.       ― Ты снова спасла нас сегодня. Спасибо, ― голос Шина нежный и мягкий.       Как бы ей хотелось представить, что эта комната на самом деле цела. Что нет никакой войны и необходимости принимать тяжёлые решения, сражаться, жертвовать. Что они просто обычные люди, у которых нет бесконечного бремени за плечами и у которых есть светлое будущее.       Какими бы они тогда были? Встретились ли? Познакомились бы? Как бы было, будь всё иначе?       Ей не хочется об этом думать. Ей просто хочется быть здесь и сейчас. Она побудет офицером чуть позже. Через пару минут. Когда они встанут и пойдут подсчитывать потери, анализировать ситуацию и строить новые планы.       Сейчас же она просто поворачивает голову, глядя как Шин прикасается губами к разбитым костяшкам на её руке.       ― Знаешь, я люблю тебя, ― эти слова даются так легко. С такой улыбкой, будто бы действительно вокруг них нет никакой войны.       Парень замирает, удивлённый и растерянный одновременно. Смотрит на неё, смущается. Но Шин не был бы собой, если бы ему не хватило всего мгновения, чтобы прийти в себя. Он снова целует костяшки её пальцев, улыбаясь.       Его ответ понятен и без слов.