Soar

1 В целом Баки всегда про себя это знал: про девочек и про мальчиков тоже. Что ему нравятся и те, и эти. Но никакое «нравится» и близко не стояло рядом с Гейлом Клевеном. И Баки не понимает, что с этим делать. К девчонке нет никаких проблем подкатить: если пошлёт, можно попробовать с другой. С девушкой, в конце концов, можно просто выпить, потанцевать, посмеяться и разбежаться без всяких сожалений и планов. Бака же не пригласишь на танец, не пофлиртуешь, сделав вид, что ничего такого в виду не имел. От него не убежишь. И даже, блин, выпить с ним не получится. Единственная его чёртова вредная привычка – зубочистку жевать. Баки порой ненавидит эти его зубочистки. С другой стороны, на трезвого Бака всегда можно опереться, навалиться всем весом, и твёрдо рассчитывать, что он дотащит до казармы бесчувственное тело павшего товарища. Тело не такое уж и бесчувственное. Баки никогда не ощущал его острее, чем когда прижимается к Баку, обхватив за шею. Талия под ладонью Бака горит. И Баки совсем не так пьян, как хочет изобразить. Ноги заплетаются не из-за виски, и храбрость прорезается не из-за содержания спирта в крови. Он знает, что рискует схлопотать по морде, потерять лучшую дружбу в его жизни, но просто не может больше. Тёмный переулок подворачивается так кстати, Баки технично кренится влево, и Бак делает шаг в нужную сторону. И стена, к которой он Бака прижимает, тоже кстати. Баки долгое мгновение смотрит Баку в глаза, а потом зажмуривается и наконец целует. И это стоит удара в челюсть, если вдруг что. Бак не бьёт его, конечно, нет. Отстраняет настойчиво, но с какой-то странной нежностью. Его изучающий взгляд Баки истолковать не может. «Ты в хлам, да?». «Нет, вовсе нет», – Баки сглатывает и ждёт продолжения. Ладони Бака обнимают его лицо, и Бак улыбается ему. А потом целует. Ещё и ещё раз. Баки раньше не знал, что можно вот так целоваться, когда нет необходимости даже дышать. Когда они возвращаются на базу, Баки чувствует себя гораздо более пьяным, чем когда выходил из бара. Губы у него болят. У Бака багровый засос выше воротника, и все шутят, что на Клевена напала особо хищная птичка, хорошо, что Иган помог ему отбиться. 2 Следующая возможность поцеловаться выпадает нескоро. Военные базы и казармы вообще плохо приспособлены для романтики. Зато они каждый день проводят вместе, и Баки обнаруживает, что просыпается счастливым, потому что первое, что он видит утром, как Бак открывает глаза на соседней койке. Что он незатейливо счастлив сидеть рядом с Баком в столовой, смотреть, как он ест, думать о том, что Бак здесь для него, что он знает, какова на вкус кожа на его горле, как целуют его губы. Его захватывает волшебная эгоистичная фантазия, что Бак существует для него, что это ради него, Баки, Бак тут сидит. Держать эти чувства внутри сложно, чем дальше, тем с большим трудом Баки справляется. Единственное, что помогает ему сдерживаться, то, что с безоблачной уверенностью уживаются сомнения, что для Бака это всё не так, что он существует сам по себе и для себя. По Баку никогда не понятно, о чём он думает, когда смотрит, как Баки доедает свой ужин. Возможно, пока Баки ослепительно счастлив, Бак просто мысленно осуждает его застольные манеры. Баки так и мотает от надежды к отчаянию, а потом однажды Бак кладёт руку на его подпрыгивающее колено под столом и поглаживает, будто успокаивает нервную собаку. И Баки как-то сразу успокаивается. В повышении в звании есть свои плюсы. Если спросить Баки, то он без колебаний первым назовёт положенные офицерам отдельные комнаты. Комнаты на двоих, и устроить всё так, чтобы поселиться с Баком, – это вопрос пяти минут. В первую ночь на новом месте Баки понятия не имеет, чего ждать, но всё равно ждёт. Бака из душевой, в которой он почему-то застрял, его действий. Он лежит в темноте и смотрит то на дверь, то на кровать Бака. И молчит, когда Бак наконец появляется. Он не зажигает свет, шуршит одеждой, а потом просто – будто так всё и должно быть – приподнимает одеяло и, прежде чем Баки успевает удивиться, шепчет: «Подвинься». Баки послушно откатывается к стене, и Бак ложится рядом. В комнате довольно холодно, поэтому Баки сразу же накрывает его одеялом почти с головой и привлекает к себе. Бак в майке и трусах, и Баки тоже, такого близкого контакта кожи с кожей у них ещё не было. Обнимать Бака – это совсем не то, что обнимать девчонку. Девушки мягкие, уютные, меньше ростом, они – как подушка под боком. Бак – сплошные кости и жилы, углы и твёрдости. И Баки, в общем-то, тоже. Ни одна девушка никогда не совпадала с Баки так, как Бак. Они устраиваются на боку, ложка в ложке, Бак самым естественным образом умещается в рамку тела Баки, и Баки выдыхает ему в шею от полноты ощущений. «Щекотно». «Извини. Тебе удобно?» «Как с камешком в ботинке». По голосу понятно, что Бак улыбается. И прижимается ещё теснее. Подумать только, Бак Клевен, который и руку-то не каждому пожмёт, любит обниматься. «Спокойной ночи, Бак». «Спокойной ночи, Джон». Баки спит, как убитый, как в детстве, когда дом, безопасность и уверенность в завтрашнем дне обеспечивают самые спокойные глубокие сны. Он просыпается среди ночи – по его внутренним часам где-то три – просто чтобы убедится, что ему ничего не приснилось. Они всё ещё обнимаются, Бак развернулся во сне и теперь дышит ему куда-то под мышку. Его колено у Баки между ног. Они всё так же идеально совпадают. «Люблю тебя, как же я тебя люблю», – шепчет Баки в темноту, и засыпает снова. 3 Утренний стояк – не такая уж и неловкая проблема, когда он не у тебя одного. Баки просыпается первым и чувствует член Бака бедром. Ощущения вовсе не неприятные. Потом, если что, Баки спишет свои действия на то, что ещё не до конца проснулся, а сейчас он просто протягивает руку, чтобы погладить. Бак распахивает глаза, и вид у него до того изумлённый, что Баки не может удержаться от ухмылки. «Спасибо, боженька, за утренний стояк». «Не богохульствуй», – Бак прижимает пальцы к его губам, и Баки их целует, и лезет Баку в трусы. Чужой член чувствуется иначе, хотя вроде бы не должен. Кожа будто нежнее, головка более гладкая. Бак обрезан, Баки раньше как-то не обдумывал этот аспект. Они лежат не совсем удобно, и Баки требуется время, чтобы приноровиться, а потом он сжимает, двигает рукой, и Бак выгибается, шепча: «Боже». «Ну и кто теперь богохульствует?» Когда Баки представлял, как это будет, когда они окажутся в одной постели и что-нибудь сделают уже, он всегда немного смущался, а в реальности смущения нет. Ласкать член другого парня – Бака, это же член Бака – когда его собственный член ноет и требует внимания, целовать Бака куда придётся – целиком и полностью естественно. Непривычно, но Баки чувствует, что легко привыкнет. Потому что лучшее утро его жизни происходит прямо сейчас. Бак часто дышит и всё время облизывает губы, Баки задирает его майку и второй рукой гладит живот, проводит кончиком пальца по соску, и Бак мнёт простыню в кулаках. Жалко, что в комнате темновато и нельзя в подробностях разглядеть его лицо. То ли Бак был слишком возбуждён, то ли неуклюжие старания Баки оказались не такими уж неуклюжими – то ли его ощущение времени сбоит – но, кажется, проходит совсем немного, прежде чем Бак кончает, крепко прикусив губу, чтобы не стонать, и его сперма такая горячая, что почти обжигает ладонь. Баки упирается лбом в его плечо и быстро передёргивает себе мокрой рукой. Ему уже много не надо. У них ещё есть минут пятнадцать до побудки, можно полежать, остывая. Голова Баки у Бака на груди, Бак поглаживает его по волосам. «Доброе утро». «И тебе доброе утро». Баки смотрит на свою руку – не понять, где чья сперма – а потом пробует на вкус. Совсем даже не противно. «Я тоже тебя люблю», – вдруг говорит Бак. Сжимает его запястье, тянет на себя и проводит языком по ладони. 4 Когда Бак ложится в его кровать – даже не каждую ночь, они не всегда ласкают друг друга, чаще просто спят в обнимку, вымотанные до последнего предела, и Баки счастлив. Он и не ждёт ничего, лишь бы Бак был всё время рядом. «Люблю» всё изменило, изничтожило последние крохи сомнений. Раз уж Бак сказал, значит, всё так и есть. Они не повторяют свои признания вслух, просто живут своей любовью, присутствием друг друга, каждым прикосновением, пусть даже случайным. И Баки становится поспокойнее, не таким шебутным, внимательнее слушает на занятиях, увереннее пилотирует. Инструкторы его хвалят, вырос, говорят. Баки гордится собой, но Баком – больше. Из них двоих проблем ждут всегда от Баки, но если кто реально и может начудить до отвала башки, то это тихий серьёзный Бак. Если Бак может посадить самолёт без двигателей, кто знает, что он ещё может вытворить. Конечно, Баки к такому не готов, когда Бак вдруг что-то там внутри своей головы решает: толкает на стул, верхом садится к нему на колени и накидывается с поцелуями. Он не готов, но быстро приходит в состояние полной готовности и сжимает Бака до хруста в рёбрах. Сегодня их поцелуи больше напоминают укусы, чем ласки. И у Бака какой-то план есть явно, потому что Баки и глазом не успевает моргнуть, как он выворачивается из его рук, скользит вниз и вдруг оказывается на полу у Баки между ног. Глаза у него шалые, но пальцы ловкие, и они уже расправились с ширинкой на брюках Баки. Бак замирает на мгновенье с членом Баки на ладони, а потом склоняется и облизывает головку, будто лакомство пробует, и берёт в рот. О таком Баки слышал, но никогда не испытывал, девушки, согласные на минет, ему не попадались. И теперь Баки понимает, почему парни, которым повезло больше, рассказывали об этом с такими лицами. Бак не так уж глубоко берёт, помогает себе кулаком, а Баки обеими руками цепляется за сиденье стула, чтобы не вцепиться Баку в волосы. Он в раю, словно штопором взлетает в небо без самолёта, а потом обрушивается обратно на землю, и земля ловит его объятиями Бака. У него струйка спермы сбегает из уголка рта, и Баки стирает её пальцами. «Ну как?» Голос у Бака хрипловат, но Баки вообще голоса на какое-то время лишился. Он мотает головой и целует Бака вместо ответа. «Ты что, проглотил?» – спрашивает Баки, когда голос возвращается. «Я же уже пробовал. На вкус нормально». «Тоже хочу попробовать». Бак запрокидывает голову и смеётся: «Не терпишь, чтобы кто-то тебя в чём-то обошёл, да?» Баки вежливо даёт ему отсмеяться, прежде чем начинает осваивать новый способ заставить Бака Клевена растерять всю свою самоуверенность. 5 Конечно, Баки думает про секс. С девушками он уже, а о том, как оно с парнями, слышал много всякого. Слушать – это больше про Бака, Баки чаще треплется сам, но когда тема интересная, он много чего улавливает. И краснеет, кажется, полностью, когда это услышанное мысленно применяет к ним с Баком. Из головы всё не идёт один их разговор, который они вели шёпотом в темноте. «Мы когда-нибудь попробуем по-настоящему? Ну, секс…» Вслух звучит глупее, чем у него в голове, потому что чем же они только что занимались, если не сексом. «Тебе чего-то не хватает. Так?» В голосе Бака чуть ли не впервые нотка неуверенности, и Баки крепче его обнимает, трётся носом о щёку: «С тобой мне всего хватает, Бак». И целует, целует, целует, но уняться не может. «А ты когда-нибудь… раньше… с парнем?» Баки не знает, что будет делать, если ответ будет «да», но не успевает пожалеть о вырвавшемся вопросе. «Нет, но я хочу попробовать с тобой». Выдав такое Бак почти сразу засыпает, а Баки ещё долго пытается угомонить зачастившее вдруг сердце. Он не врал, когда говорил, что ему всего хватает. Но если уж планировать что-то ещё, то не в казармах точно. Любое уединение здесь относительное. Но отпуска положены всем, а почему бы им не поехать в отпуск вместе. Бак твёрдо говорит: «Флорида», Баки только глаза закатывает, потому что для пляжа совсем не сезон. Зато и в гостинице, и на берегу они практически одни. Тут и зимой достаточно тепло, но Баки считает, что только идиоты купаются в такую погоду. Только идиоты – и Бак, и Баки этим крайне возмущён, с другой стороны, он обожает растирать полотенцем его покрытое мурашками тело, пока бледная до синевы кожа не становится опять розовой. Кроме лежаков на пляже у них есть номер с двумя кроватями – побольше, чем их армейские койки, и целых четыре ночи только вдвоём. Баки ничего не ждёт, но ему отчаянно всего хочется. Они чуть ли не впервые полностью раздеты, руки и губы везде. Баки уже знает, где Баку лучше всего, а где – щекотно, как ему нравится и что заставит его задыхаться. Он знает, что Бак хочет попробовать – с ним, потому что он сам так сказал, но не уверен, что прямо сейчас, а потом выясняется, что баночку вазелина догадался прихватить именно Бак. Баки мысленно хлопает себя по лбу, но как же он рад, что Бак иногда думает за них обоих. И решает, как всё будет, тоже за двоих. Баки не против, единственное, чего он боится, что Баку не так хорошо, как ему. Бак много всего может вытерпеть, но Баки не хочет, чтобы с ним он только терпел. Мужское тело совсем не похоже на женское, требуется больше подготовки, больше терпения, желания – больше, и бережности тоже. И получается не сразу, но знание, что Бак готов его принять, – и любовь – помогают. Баки толкается медленно, опирается на трясущиеся руки. Пальцами Баку понравилось, Баки уже давно научился узнавать его удовольствие лучше собственного: прикушенная губа, сомкнутые веки, невероятно плавное движение, когда его голова откидывается назад и шея выгибается. Сейчас он хочет добиться того же, но не знает, сможет ли выдержать. Он старается, очень старается не спешить, но Бак хватает его за плечи, проводит ладонями по бокам, впивается пальцами в ягодицы и тянет на себя. «Вот так, да». И Баки без понятия, кто из них стонет громче. Между их телами больше не осталось пространства, и откуда-то сквозь туман в голове всплывает «я принадлежу возлюбленному моему и возлюбленный мой мне». И Бак выдыхает его имя, когда его голова откидывается назад тем самым бесконечно прекрасным движением. Но Баки всё равно немного боится, что Баку не было так хорошо, как ему. Когда следующей ночью они меняются, Баки боится только того, что не дотерпит до возможности повторить. +1 Пока вся база ликует, они сидят на вышке. Баки прикладывается к фляжке, Бак вдруг тоже. И хочется спросить, в первый ли раз он пробует алкоголь и не ждал ли он просто-напросто достойного повода, но Баки не спрашивает, сейчас важнее задать другой вопрос. Бак приваливается к нему, опускает голову на плечо: «Мы прошли долгий путь». В его голосе взрывы, горящие самолёты, годы в лагере, километры марша. «Не такой уж и долгий. Как насчёт всей жизни?» «Покуда смерть не разлучит нас? – Бак приподнимается и смотрит на него. – Это ты мне типа предложение делаешь или что?» И Баки слышится насмешка в его голосе, и в его костях крепко засела и зудит память о лагере, об их ссоре из-за побега. Он вскидывается: «Даже если и предложение...» «Не кипятись. – Бак притягивает его к себе, крепко обхватив за шею, и говорит серьёзно: – Если это предложение, то я согласен». У Баки сердце колотится где-то в горле, Баку наверняка слышно. Когда они целуются, губы у Бака на вкус, как всё, о чём Баки в жизни мечтал.