Ёрзанье.

Портрет не иллюзия, Великая Мать. Смиряет народ он презренно, как царь, Руки в крови, сердца нет уж давно, Он погибель людская, луноликий дракон.

      Ночь полнилась и билась, подобно иглам, выпирающим из мешка, блеклый свет притух за плывущим облаком, тень накрыла и без того мрачный камень таверны. Скрежет металла, мужской гул, неуверенные отдельные шаги, резкая тишина. Дерево стола заскрипело и треснуло под тяжестью тел, тугие веревки платья развязались, разорвалась ткань. Больной вздох кровавых губ, кашель и молчание, ноги сильнее втеснились, сжали, волосы растрепались по лицу, словно от мучительного сна, рядом плеснула чашка воды, щеки раскраснелись от щипков пальцев. Теперь мокрая, взбитая, она подобралась и качнулась, когда дверь с грохотом распахнулась, впуская Псов — их жадные, готовые взгляды вгрызлись в голую кожу спины. Игриво улыбнувшись, Уштра застонала, выгнулась и усмехнулась, а карие глаза замечали — мальцы, новобранцы. Они застыли в нерешительности, потупив морды в пол, тогда, она подняла мужскую руку, будто кость мертвеца из-за холода, сжала мягкую грудь, пытаясь отогнать неуверенную дрожь, и вскрикнула, как в экстазе на горячем ложе мужа.        — Ах…мальчики…так не вовремя…       Тут мужчины сдались, пробурчали что-то неразборчивое, но дерзкое, скрылись за пылью песка и грязи — громкий топот затих в витиеватых улочках столицы. Лишь ветер задул, девушка с облегчением выдохнула, с сомнением покосилась на незнакомца — его и без того трудное дыхание стало еще медленнее, надрывнее. Спрыгнув и наскоро перевязав ткань поперек, она перехватила чужие руки под подмышками и потащила в подсобку за стойкой бара, где стояла какая-никакая кровать, на нескольких одеялах. Силы было ей не занимать — пару лет работала в кузнице, однако здорового, крепкого мужчину тащить в одиночку Уштре не приходилось — ноги ломались, по вискам выступил пот. Обругавшись, она мягко уложила незнакомца, кажется, потерявшемся в бредовом мороке, на перинные подушки, а сама заволновалась и затряслась истеричной дрожжью, шаря по пыльным полкам. Она не умела лечить, не разбиралась в мазях да и вообще была паршивым водным магом, но все же отыскала бутылек с отваром, наотмашь плеснув в приоткрытый рот. Незнакомец закашлялся, но проглотил и затих.       Если бы братья видели, что творит их нерадивая сестра — плетями и кнутами, к стенке на горох! Слухи расползутся ужами по рекам и несдобровать Уштре перед хозяином, опозорила в бесстыдстве своем пивнушку работящую, так еще и приволокла не пойми кого в родные стены. Она обрубила себя, да если б не позорная сценка любовников, Псы обчистили бы каждый угол, забрали незнакомца и доложили о нелегальной партии горячительного в погребе, без этикетки и даты. А горячительное то хорошее, горло продирает на раз-два! Уштра упала на колени, расстегнула черную куртку и вздернулась. Кровавые полосы ниже пупка и выше ребер, кто же так изрисовал бедолагу? Глубокие, противные, они словно буграми пенились и дышали. Непременно сбежал из тюрьмы, того хуже из-под взора Пятерых! Девушка внутренне закричала, хватаясь за ящик с нитками. Шить, перевязывать… Ни лахаму она не умела. Да, быть может, стоило позволить его забрать, выкинуть как кожурки картофельные и забыть, но разве ее сердце способно было на такое? Нет, конечно, нет.       Уштра промыла раны, кривясь, обработала иголку водкой, сама выпила глотка два для пущей уверенности и приступила, сжимаясь телом от приступа рвоты. Когда дело было сделано, она перевязала белой тканью грудину и живот, влила остатки отвара в незнакомца, смесь чего-то лечебного, откинулась к стенке и заплакала. Может, швы были кривые, а руки тряслись, но незнакомец задышал ровно и спокойно, а значит страшное осталось позади, впрочем, как и ее дальнейшая работа в таверне. Какой хозяин будет держать распутную девку за баром? Те Псы молодняк, языки длинные, сговорчивые. Расскажут в кривых подробностях, как ублажала работягу на столе! Спрятать незнакомца не хватало времени, а гомон гоготал рядом, наровясь снести все к анунначьей бабушке подчистую. Наверное, все же, дело было не в горячительном без этикетки…       Намочив тряпку, Уштра протерла лоб и окровавленный рот, всматриваясь в четкие контурные черты лица под тусклой лампой на крюке в стене. Бледен, мертвенно бледен и изморен. Она вспомнила братьев и отца — круглолицые, румяные и живые. Девушка потянулась к одеялу, накрыла и погасила свет. Вернувшись в зал, она в каком-то нервном порыве протерла столы, вымыла полы, расставила кружки по полкам. Уставшая и раздраженная, очередной раз ругнулась, кидая тряпку в ведро. Стоило ли ей беспокоится в самом деле? Блудливые девки в тавернах не такое редкое явление, однако следить за баром и заведением в целом блудливым девкам не доверяли, а значит хозяин так и так ее вышвырнет, как только ушей коснутся разговоры. Жила Уштра тоже здесь, как раз за баром, где сейчас лежал незнакомец без памяти. Неужели снова придется вернуться в кузницу, бить железо жаром? Семья далече за пустыней в нескольких днях да и окольцованные все они, дум и бед помимо сестры хватает, чтоб проситься обратно под крыло отче. Не придумав ничего на тугую голову, она заглянула в темноту к мужчине, угрюмо вздохнула, кинула одеяло на пол и заерзала. Сны уносили ее в жар стыда, касаний и крови…       Что-то скрипнуло и зашуршало, Уштра нехотя потянулась, удивляясь темноте, неужели прошло лишь часа полтора от силы? Развернувшись, она чуть не закричала, ударяясь головой о стенку и мгновенно бодрясь — святящиеся медовые глаза-кристаллы смотрели, словно желая вобрать в себя всю жизнь и магию. Девушка стушевалась и поникла, сжимая подобранные колени. Он сидел спокойно, не шевелясь, как безжизненная скала среди цветущей зелени. Ей казалось, что незнакомец даже не дышал…        — И…и…долго ты так…уже не спишь? — шепотом спросила Уштра, сипло и сухо.        — Нет.        — Убьешь меня? — слова вырвались быстрее, чем мысль. В темноте она все также видела лишь его горящие золотом глаза, а зажечь лампу не решалась — мало ли разозлится или чего пуще кинется диким котом с клыками и когтями.        — Нет.       Уштра почувствовала укол злости… Ишь какой важный и умный, а она трясется как загнанная мышь в змеиной пещере!        — Ты…ты ввалился и рухнул камнем, помнишь что-нибудь? Меня зовут Уштра. — под ребрами завязался нервный узел, девушка сглотнула вязку слюню и продолжила, — Я не лекарь, но…вроде бы ты живой, значит беда миновала. Заражения не должно быть…по идее. Я обработала раны водкой и водой, швы, конечно, дрянные, но если отыщешь мазь в лавке, заживет все лучше. Может, даже шрамов не останется. Честно, не знаю…        — Как ты избавилась от Псов? — незнакомец проигнорировал лечебные присказки, чем немного расстроил Уштру — помогла девка в Иркаллу не отправиться, а он воина бесчувственного из себя строит! Однако вопрос завис в тишине комнаты, сердце неприятно кольнуло и отпустило.        — Ну так… — начала она, горячь телом, — Ну…я убиралась за баром, когда ты пришел… Шаги, крики…я испугалась…и…и… Да какая разница! Живой и радуйся, что за глупый вопрос!        — По-моему обычный. Они гнались за мной долго, по-доброму бы не отстали. — продолжал мужчина, чем испепелял терпение Уштры.        — Да чего привязался! Серьезно, они тебя так поцапали? Юнцы необученные, даже я бы смогла сбежать… Им меч покажи — разбегутся. Видать ты сделал что-то похабное, но не великое, раз за тобой послали щенят.        — Показала им меч? — прозвучало по-детски наивно, но с издевкой.        — Что ты хочешь услышать? — Уштра завертелась на месте в поисках водки, этот негодный выводил ее из себя круче любого балованного посетителя!        — Правду.        — Да провались ты! — она сделала заветный глоток, скуксилась, зашипела и взорвалась, — По-моему ты издеваешься! Я тебя спасла, вот и будь благодарен, каким образом тебя не касается. — Уштра вскочила вместе с бутылкой, нащупала фонарь и спички на верхней полке, тусклый свет брызнул в стороны. Она повернулась к спокойному и безмятежному лицу, больше не скованного бледностью смерти. Он вперил в нее большие глаза и наблюдал без тени эмоций.        — У тебя разорвана одежда. Все же, дело не в мече, да? — незнакомец не рассматривал ее с похотью Псов, говорил сухими фактами и без упрека, но Уштра раскраснелась от движения чужих мыслей. Ее грудь перевязывал бант из остатков рубахи, корсет трепыхался внизу — запамятовала сменить одежду в безумной череде событий. Наверное, зря она зажгла фитиль…        — Да как ты! Ничего не было! Я бы никогда… Никогда! Что за дурость! — бутылка в ее ладони угрожающе булькала, — Мне пришлось… Времени было мало! Завидев голую бабу и мужика под ней, ни один щенок не сунулся… Убежали в смущении, как от прокаженной! А если бы в погреб залезли… Знаешь, хозяин не святой человек, но горячительное из северных земель… Даже в зиккурате такого Великие Пятеро не пьют, точно говорю! А они бы все забрали…лахаму их дери…и несдобровать было бы хозяину… Не первый ведь раз… Ну что, доволен?! — Уштра сложила руки и глубоко задышала, как от бега.        — Да. — он медленно кивнул, встал, слегка покачиваясь и снова сел, держась за голову. Эмоциональная тирания девушки незнакомца явно не тронула, ни капли! — Я могу остаться здесь до рассвета?       Она вскинула руки, причмокивая.        — Да хоть весь завтрашний день… Хозяин умотал к себе в деревню, будет послезавтра… А по понедельникам у нас уборка, точнее у таверн с этой площади. Никого не пускаем, драим камень. Да и… Выгонит он меня, как узнает от злых языков о моей похабщине на столе. Придется искать и жилье и работу новую. Я то здесь и сплю и ем, только мыться в баню хожу за лавками, не в общую, конечно… Ох, что-то я не о том… Водка все это! Конечно, да, ты можешь… — Уштра улыбнулась, неуверенно шагнула и взяла одеяло возле низа кровати, — Ммм… Тебе лучше лечь, хотя-бы пару часов и вправду поспать…не помешает. Раны серьезные, хоть и залатанные, снова откроются из-за моих неудачных швов, упаси Пятеро! — на удивление незнакомец послушал, позволил накрыть себя одеялом и закрыл глаза, лишь ресницы слегка дрожали, — Я приготовлю что-нибудь…полезное, чтобы быстрее на ноги встал. — Он устало вздохнул и в миг уснул.       Уштра убрала бутылку, потушила свет и легла обратно, стараясь не думать о собственной дурости. Грудь щемило от какого-то чувства, но она закрыла глаза и уснула беспокойным сном.       Первые помидоры полетели за полдень, пол был усеян свежей мякотью под голосистые мужские вскрики нецензурной брани. Оно и неудивительно — слухи в Уре разлетаются как крылатый табун в поле, тем более если слухи эти о порочных женщинах. Больше языков ее волновали настроения в ряду Псов… Незнакомец спал и Уштра не набралась смелости его разбудить с лучами солнца, но сердце билось о ребра сильнее, когда слышался скрежет металла за каменными стенами таверны. Она задумалась почему в ней нет злости, ведь, считай, негодяй порушил все до сукна, оставив ее одну ни с чем, кроме кожаного мешка и пары монет. Однако в груди было пусто как и в голове… Котелок пыхнул паром, пару листочков и цветков отправились в отвар, если верить книге, должен получится целебный напиток от бессилия или хотя бы что-то похожее на чай с травами… Уштра ругнулась и щелкнула пальцами — капля воды взмыла в воздух и растворилась.       Может, не родись она в семье людей, пошла бы учится искусству стихии в академию… Хотя, нежелание сидеть за скучными свитками и пристрастие к алкоголю, коренасто подкосили бы ей репутацию хорошего мага, все же человеческая жизнь ей шла больше. Перемешав варево деревянной ложкой, Уштра загордилась и потушила угли.       С наступлением темноты, она тихонько зашла в комнату, держа в руках тарелку сытой пищи и кружку вонючего отвара. Платье на ней было другое — простое, свободное и коричневое, без тугого корсета. Незнакомец мирно спал, кровь не сочилась сквозь тряпки, дыхание ровное, без хрипов. Уштра облегченно выдохнула, подставила табуретку, усаживаясь, и приподняла голову мужчине.        — Ну же…чуть-чуть. — жидкость растеклась по губам, но большая часть попала в глотку. — Эй, нужно поесть… Совсем загнешься ведь без еды. Давай, просыпайся… — она подергала его за плечи и желтые глаза воззрились на нее вновь, нагоняя жути, — Я…ты не встал сам. И я не стала будить. Уже близится ночь, нужно поесть. Не смотри так страшно! Я тут между прочим…ухаживаю за тобой, а могла бы сдать Псам на растерзание, о как! — Уштра отломила кусок лепешки и положила сверху ломтик свиного сала, — Ты очень слаб… Я не жду от тебя объяснений и всей прочей дребедени, хотя было бы неплохо. Открывай рот.       Он смотрел на нее долго, потом разлепил пухлые губы — кончики неестественных для человека клыков показались на мгновенье — облизнулся, разжевывая. Уштра вглядывалась в хищные черты лица и в ней укоренялась мысль, что спасла она явно не последнего воришку яблок, по крайней мере, воришку бы так не покромсали. Она подбила подушки и помогла усесться в кровати.        — Ну что, вкусно? Хочешь, суп с клецками принесу? Не скажу, что я мастер кулинарии, но он получился довольно неплохим…живот не разболелся вроде за пару часов. Только в котле подогреть надо, подождешь? — Уштра вернулась спустя некоторое время с дымящейся плошкой, — Ммм… Тут немного курицы, но бульон наваристый получился, вообще я не умею готовить… Так, набросала все в котелок по немногу, а оно и получилось…суп. — Зачерпнув немного ложкой, девушка подалась вперед, подув, — Если не понравится, вылью ко всем лахаму, не обижусь, честное слово!       Незнакомец без раздумий проглотил навар и слегка улыбнулся, отчего по женским рукам побежали мурашки.        — Очень вкусно. — ровно сказал он, а Уштра покраснела, то ли от радости, то ли от смущения. — Псы не появлялись?        — Да нет… Зато помидорами забрасывали целый день, недоумки прохожие… Катились бы они к ануннаки все и сразу!        — Прости. Мне правда…жаль. — медовые глаза еще не смотрели на нее с такой грустью, словно море за ними разбушевалось и разлилось по земле ручьями. Уштра яростно помахала головой.        — Я свой выбор сделала, чего жалеть то теперь? Думаю ты бежал не с конкретной целью завалиться ко мне в таверну средь ночи… А даже если и так, то… В конце концов, у судьбы свои причуды… — она протянула очередную ложку с большой клецкой, — Ты только скажи мне… Не уж то разгневал Пятерых? Вряд-ли тогда эти стены уберегут тебя от их суда.       Незнакомец молчал, глотая суп, потом посмотрел мрачнее мрачного и кивнул на перевязки.        — Насколько все плохо?        — Ох…точно! Надо же перевязать. — Уштра убрала тарелки, достала ножницы и новые тряпки, — Знаешь, у меня первый опыт в этом деле, поэтому не удивляйся, если… — разрезав ткань, она замерла и уронила ножницы с гулким звуком. — А…что, как? — полосы ран затянулись до розовины и легких бугорков, нитки, как требуха осыпались по кровати, — Это…какого лахаму?        — Они зажили лишь снаружи, но не внутри, поэтому я все еще так…слаб. — Незнакомец не был удивлен также как и Уштра. — Если бы не ты, все закончилось бы куда хуже.        — Ага…всего лишь глубокие порезы за день…и не следа заразы! Я так понимаю этого ты мне тоже не объяснишь?       Он внимательно смотрел в карие глаза и думал, грудь его медленно вздымалась.        — Будет лучше, если ты просто забудешь. Это…может тебе навредить. — незнакомец говорил искренне, окутывая комнату бархатом голоса. Резко девушке захотелось спать. — Эта ночь и я уйду, мне нужно немного времени для полного восстановления, если разрешишь.        — Ну…другого я и не ожидала. Ладно, мне тоже надо сматывать из столицы, не то позорной мне ходить тут до конца веков, а девки-магички богатые ух какие сплетницы, не удивлюсь, что сплетни дойдут до самого зиккурата! Вот дождусь завтра хозяина и сама уйду, его тираду слушать не охота. — Уштра поравняла плечи платья, сгребая посуду, — Не делай такое лицо… Все в порядке, я привыкла к путешествиям. Не скажу, что мне радостно сидеть под кустом и комаров ртом ловить, но… Главное, на ануннаки не наткнуться, говорят их стало больше. А так… Я в таверне лишь пару месяцев, до этого… — она покосилась на мужчину и цокнула, — Не бери в голову, это все одинокий гундешь.        — Почему? Мне нравится…тебя слушать. Я давно ни с кем не разговаривал. — слова казались вымученными и тягучими. Уштра поддерживающе улыбнулась, вымыла посуду и вернулась с черной льняной рубашкой под удивленным взглядом.        — Не пойдешь ведь ты голым по Уру, верно? Вот… По размерам, конечно, для тебя большевата, но так, скрыться от чужих глаз само то. — Она положила одежду на кровать, а сама села рядом, закидывая ногу на ногу, — Не воняет ничем, вымытая. А…ну твоя куртка то в дырках. Кинжал и ножны в углу. Признаться, я схватила ее с чужой бельевой веревки…        — Ты заботливая. — большие глаза поглощали и без того тусклый свет комнаты, девушке виделось, будто она падает во тьму или в пасть зверя…        — А ты таинственный и пугающий. — буркнула Уштра, потирая шею, но увидев печальную улыбку, собралась, переводя тему, — Куда ты пойдешь? Раз в столице тебе не мило, то стало быть…путь держишь в северные народы людей, в горах?        — Мне нужно отыскать одну вещь, но я пока не знаю откуда начать поиски.        — А что за вещь, скажешь? — Уштра загорелась интересом, — Неужто ради какой-то безделушки, ты чуть не лишился жизни?        — Амулет. Он очень…важен. — немногословно заметил он.        — А как выглядит? — девушка словно тянула канат, дабы выудить сундук с золотом.        — Дракон с жемчужиной по середине. Только…никому не говори, хорошо? Он принадлежит лишь мне. — на последних словах его голос приобрел гневные ноты, почти что схожие с рычанием. Уштра неуютно поежилась. Комната сделалась ей меньше и душнее.        — Ммм… А где последний раз ты его видел?       Мужчина замер, вспомнив что-то больное, глаза уставились в одну точку.        — У меня его украли. — он сжал челюсти, — Я уверен, что он в людской деревне. Единственное, что знаю.        — Не густо. Тогда я бы начала с севера, сейчас там большое скопление людских народов, мятежников. Повелитель Энки насмехается, но думаю это глупо. Может, пожар войны подутих, однако…стоит ветру разгуляться и лес снова воспламенится. Их антимагические устройства до сих пор плохо изучены, возможно, из-за несерьезности Пятерых.       Их взгляды встретились и разошлись. Уштру не покидало смутное ощущение, будто медовые глаза взирали на нее с высоты полета, с вершины зиккурата.        — Ты довольна властью Пятерых? — внезапно спросил незнакомец, напрягаясь.        — Скажешь тоже…я маг, хоть и неумелый, но к магам в Уре относятся с уважением, а вот к людям…я много раз видела как их наказывают. Несправедливо. С детства нам говорят о воле Пятерых, об их подвиге, о смерти Тиамат… Но мне кажется, эта легенда притянута за уши. Разве может мать захотеть убить своих детей? — в глазах мужчины вспыхнул огонь, поджилки Уштры задрожали. — М…в любом случае, отвечая на вопрос, скажу, что нет. Я бы многое поменяла.        — Прости, если пугаю тебя. Я много лет сидел взаперти.       Уштра подумала, что расспрашивать не стоит — мужчина поник и улегся. Встав, она разложила одеяло, потушила лампу и легла, время уже было позднее, спать клонило пуще вчерашнего, однако разговор отчего-то заканчивать не хотелось…и не только ей.        — Тебе не холодно?        — Если ты намекаешь на то, чтобы я легла рядом с тобой…        — Нет. Я не намекаю. — девушка не поняла как разобрать серьезный тон.        — Ты гость…и ты ранен, вот и лежи…я как нибудь перебьюсь еще одну ночь.       Так они и замолчали. В голову лезли воспоминания… Как его холодная, но сильная рука сжимала грудь, как кровавые губы разлипались, а грудь хрипела дыханием Иркаллы. Уштра уснула. Когда солнце мазнуло по таверне, она с удивлением обнаружила себя в кровати под одеялом, огляделась и на душе стало гадко — незнакомца не было. Пять месяцев спустя       Шпили академии остались позади, залитые закатным маревом. Прохладный ветер всколыхнул подол белого платья вместе с копной русых волос, девушка чихнула и споткнулась о камень, перевернувшись на спину. Сразу же послышался топот копыт, ржание и скачок — гладкая морда слюнявила живот, почти щекоча. Уштра засмеялась, держась за бок, поглаживая черную гриву коня, Ракса. Она смотрела в розовое небо и на медленные облака, думая о завтрашнем экзамене. Трава ощущалась кожей мягкой, но ключей, в отдалении звенели голоса с тренировочной площадки огневиков, наверное, кто-то сжег больше чучел, чем следовало. В мыслях всплыл образ ректора — луч солнца и запах цветов. Он стоял возле большого окна, скрестив руки, потом вздохнул, сел за стол и протянул бумагу. Уштра с сомнением сомкнула брови, просияла и мягко улыбнулась. Тяга к алкоголю не исчезла, как и нежелание сидеть за скучными свитками, но… Желание доказать себе, что она не такой уж паршивый маг — было.       Вскарабкавшись на коня без уздечки и седла, девушка плавно пошла вдоль леса, наблюдая за перелетом птиц в кронах. Сзади закричали, заставив обернуться — Никкаль и Су бежали. Белые волосы смешались в танце с огненной рыжиной. Ни один поход или вылазка за пределы академии не проходили для Уштры в одиночестве, всегда рядом — плеск воды и язык пламени. Девчонки остановились отдышаться, припадая к туловищу коня, тот лишь одобрительно фыркнул.        — Залезайте, дойдем до реки и обратно, думаю ректор не осерчает. — Су и Никкаль без слов прыгнули, маленькие и худенькие, для взбитого коня они почти ничего не весили. — Как думаете, я сдам?        — Прекрати трепать голову анунначьими мыслями! Не нервничай, дыши и все получится. — Никкаль вздорно заметила, — Это твой первый экзамен и ты сдашь его на отлично, а если нет… Никакого нет не будет!        — Ну, не совсем… Это у огневиков дыхание играет важную роль, у водников же главное очистить разум и покорится течению. Понять, что вода часть тебя и все такое… — Су приобняла Уштру за талию, ощущая яростное дыхание Никкаль, — То есть… Я хочу сказать, что ты сдашь, не забывай о концентрации. Все получится.        — В Уре было по-другому… Я рассказывала, как однажды в таверну ворвались пьяницы с боевым кличем? Кричали пиво или жизнь. Вот бы тогда водной магией, а так… Пришлось дубинкой.        — Ты скучаешь по столице? Я никогда не была в Уре, говорят, там классно. Ниалл обещал меня свозить, но все никак. Еще бы Этана выгулять, а то со своими кристаллами он с ума сойдет в четырех стенах.       Редкие деревья сменились густотой, а тепло солнца холодом пахнущей земли.        — Я оттуда сбежала, сверкая пятками и возвращаться не особо хочу. Столица не для всех… Буйная и несправедливая. — в груди завязался узел, но тут же распустился, когда конь заржал.        — Ла-а-адно, тогда может расскажешь, что между вами с Ияром? Он любитель перед тобой лирой поиграть… — Никкаль и Су засмеялись, — Хотя, перед Шимуном он тоже неплохо играл, любвеобильный кот.        — А ну не вмешивать моего брата! — водница фыркнула, — Он со своей Лихы носится, аж тошнит.        — Не знаю…может, причина в том, что он преподаватель? — иронично спросила Уштра, — Ладно, признаюсь, он мне…нравится. Но ему по душе прекрасные музы, коих он находит на каждом углу.        — Эта Лихы все соки из него выпила! Вот недавно… — больше не слушая подруг, Су гневилась.       Тем временем они спускались по зеленому склону — на горизонте замаячили поля, а впереди и по бокам закружились опушкой темные деревья. Вода бурлила по маленьким камням, шебурша, убегая протоками к озеру в глубине. Конь утонул мордой в реке, намекая на усталость в районе спины. Вороньи крылья дрогнули, будто стряхивая пыль, и взвились вверх, разминаясь. Уштра махнула рукой, собирая шар и взорвала брызгами в воздухе, подняв женский визг — шалость отдалась теплом в пальцах и улыбками. Девчонки сели на деревянную скрягу, вытягивая онемевшие от езды ноги, наблюдая за оттенками неба. Ладонь Никкаль вспыхнула искрами и потухла, оставляя легкий дымок.        — Уроки с Ниаллом проходят в штатном режиме? — поинтересовалась Су, стреляя глазами.        — Да, он близок к нескольким нервным расстройствам… Не заметили, у него бровь стала дергаться?        — А я думала, он так специально делает, не находите это сексуальным? — Уштра кинула камень в реку, — Как гусеница…дыг-дыг. — она проползла пальцем по дереву.        — Святые Пятеро, ты его наказание! — пролепетала Су, щипая Никкаль.        — Вот уж точно.       Вдруг из леса выбежал олененок, напуганный, взбалмошный, он рыскал диким взглядом по девочкам, затем поджал ушки, прыгнул и скрылся за черной фигурой коня, крылья у того раскрылись, а копыта оттарабанили речной камень. Раздалось тресканье и шипение, сетчатые, узкие глаза вылезли из тени крон, слизкие пасти открылись, зажжужали носы, шкрябнули лапы, конь взревел горном, Уштра кинулась в сторону, хватая женские руки и утягивая к Раксу, тот был готов взлететь и помчаться ввысь, но терпеливо ждал наездниц.        — Ниалл…надо…к Ниаллу! — возбужденно говорила Никкаль, усаживаясь на гладкой спине. Су залезла следом за теплой от жара рукой, перевешивая ногу. Уштра остановилась перед дрожащим олененком, замечая окровавленный бок. Конь бился вверх, подначивая хозяйку и поток бешенных мыслей завертелся у нее в голове водоворотом. Она обернулась к двум ануннаки, впервые так близко стоявшим к ней, их сетки глаз заставляли млеть от ужаса и мерзости, клешни смыкались, щелкая, а за спиной трясся раненный зверь. Минута промедления, плевок ядовитой жидкостью и девушка падает, успевая треснуть Ракса по крупу, и крикнуть привести помощь.       Рядом смыкаются лапы, Су и Никкаль безуспешно пытаются посадить коня, Уштра смотрит на олененка, вздыхает и бежит в сторону леса, гоня монстров за собой. Кожа на ногах покрывается волдырями, но водница все равно рвется, перепрыгивая корни, превозмогая жгучую боль. Она слышит злостное чавканье, пугливо оборачивается и катится кубарем по каменистому склону, тупым звуком впечатываясь в ствол дерева. Картинка двоится и качается, Уштра встает, хватается за ветку и подтягивается, ощущая липкость в волосах. Слабость приходит резко, она падает вниз, теряя равновесие и коленка правой ноги хрустит. Фасеточные глаза близко, она отползает, вяло соображая, но видит тонкий ручей — крутит кистью и острая стрела пронзает ануннаки громким шиком. Видит ноги и задыхается от плача — багряные, в опухлостях, ссадинах. Вертит головой, не веря происходящему, огромные насекомые наступают кольцом и жужжат.        — Пожалуйста…пожалуйста…пожалуйста… — шепчет она, сжимаясь в приступе кашля и слез.       Ветки крон ломаются, лезвие рассекает хитиновую плоть и наступает звенящая тишина. Ранний лунный свет падает на обоих — мед и шоколад смешиваются, их взгляды живые, горящие. Темная острота граней лица вблизи, осязаемое дыхание и Уштра чувствует — он рядом, берет ее ладони, смотрит, отпускает, поднимает юбку платья и долго молчит, изучая.       — Насколько все плохо? — девушка пытается улыбнуться, но не может, фраза из прошлого отзывается пламенем в сердце. — Я…не могу пошевелить, даже кончиками пальцев. Незнакомец, похоже, мы не в равном положении, да? — усмехается, а слезы катятся градинами, — После падения с ветки, будто…онемели. Это яд какой-то, да? Не молчи, незнакомец, иначе я начну кричать…        — Все будет хорошо, обещаю. Только не засыпай, поняла? На меня смотри, тише, все хорошо. — мужчина сжимает женские щеки, слегка потрясывая, — Не спать, не закрывай глаза.        — Я так устала…все из-за олененка… Ракс увез Никкаль и Су…они должны позвать…ректора… — язык заплетался, но она старалась держаться в сознании, что-то теплое и одновременно холодное обволакивало ноги, заключая в дымчатый кокон, мурашки оживали на коже. — Незнакомец, мне очень больно…я не могу…        — Ты сильная, просто смотри на меня… — Уштре казалось, его голос пропитался кровью и холодом, от вспышки боли горло надорвалось, но чужая ладонь мягко, напористо легла на губы, отчего девушку забило желанием высвободиться, — Нет, нельзя. Тише, скоро все закончится. — Однако она стонет и трясется, сдерживаемая мужскими руками. — Немного…потерпи немного.       Лес чудится магичке котлом, а прикосновения — пламенем.        — Прекрати, незнакомец, прекрати… — задыхается Уштра в мокрую от собственных слез ладонь.        — Если прекращу, останешься без ног. — твердо заявляет он, предотвращая новый звенящий вопль. — Совсем чуть чуть…потерпи. Все хорошо… Не трать силы, только на меня смотри. — кристальные большие глаза поглощали, затягивали, боль медленно отступала, — Вот…молодец. Это ведь не трудно, правда? Смотри…только на меня смотри.       Сережка блеснула в ухе, костлявый месяц? Уштра не могла разглядеть. Она слушала глубокий голос и смотрела в хищные глаза, полные таинственной смеси. Кажется, в небе зашелестели крылья, а воздух сгустился воронкой, но все было неважно, кроме незнакомца. Ничего не имело значения, кроме него.       Ей снился дракон.       За узорчатыми печатями, за замками, за прутьями — он ревел, и гнев его был обрушен на Уштру. Толстая обугленная кожа, переливалась фиолетовым свечением, под каменным сводом темницы. Когти тянулись к женскому лицу, хотели оставить след — от ключиц до лба. Жемчужина в звериной груди сияла звездой среди темного камня земли. Отчего же ему больно? Почему хочет сделать больной ей? Девушка смело шагает навстречу… Белое платье рвется, клыкастый рот смыкается на шее. Дракон берет ее тело и душу, дерет, сжирает — внутри все рвется. Их плоть и кровь смешиваются с туманом подземелья, когда цветущие пестрые краски пропадают. Уштре холодно и страшно, но глаза смотрят прямо…прямо в темноту.       Хворост вспыхивает маленьким огоньком, пальцы Никкаль дрожат. Костерок распаляется, подобно танцовщице и бежит к небу вихрем. Су напряженно изучает поваренную книгу, Ияр защипывает пару струн лиры, затевая тихий тон. Природа на мгновенье замолкает, только мелодия льется из-под пальцев барда… Уштра вдыхает елейный воздух, сжимает ладони подруг, и глядит на Солнце, жмурясь. Рагу в котелке булькает, птица гаркает и девушка понимает, что не хочет ощущать теплые лучи на щеках. Она думает о Луне…о мрачном образе, янтаре и зиме.       Стрелки часов тик-такнули полночь. Уштра залезла в пушистые тапки, накинула немного грязный по подолу халат с рукавами-колокольчиками, медленно зевнула, мысленно сетуя на очередную бессонную ночь, и направилась вниз по лестнице башни. Ноги болели, но боль не жгла как впервые две недели, отвар Ияра с привкусом жаренного лука можно было уже не пить. Пустота коридоров пугала, но девушка привыкла — до лазарета иного пути не было. Оказавшись в галерее, ее сердце забилось быстро-быстро, губы, и пальцы затряслись. Этан ничком лежал возле картины — золотые косички разметались по полу, как и руки. Зловещая фигура возвышалась над его телом с силой и уверенностью, отчего Уштра ойкнула, дернувшись. Поддавшись инстинкту, она кинулась кошкой на незваного гостя, хватая за волосы, подбивая колени. Секунда и они лежат. Кожа к коже, грудь к груди. Наотмашь ударив, водница взвыла, но продолжила рычать подобно зверю!        — Что ты сделал с ним?! Отвечай, негодяй! — Вместо ответа темнота вспыхнула фиолетовым, осветив портреты Пятерых Повелителей. Глаза-цирконы доверительно наблюдали за сменяющейся реакцией Уштры — от злости до удивления. Замерев, она медленно переводила взгляд туда-сюда, и в ней завертелась ужасная, невозможная мысль! — Лучше отрежь мне язык, пока мои подозрения не обрели зерно бреда…        — Правда не замечала?        — Лахаму тебя! То есть вас… Ну уж нет! Совершенно не похоже, кроме глаз! Уж простите, По-ве-ли-тель Кингу, я вам раны зашивала, а не лицо рассматривала!        — Рассматривала. — без толики сомнения произнес мужчина.        — Нет же! У вас…у тебя… да невыносимо! Специально под своей моськой нарисованной на Этана напал? А ну говори, или пришибу! — Уштра посмотрела на беднягу, — Он хоть дышит? Ты в курсе, что его сестра огневник? Сожгла бы тебя заживо!        — Ты всегда такая громкая, знала? — он мягко усмехнулся, — Нет, не специально, но зато мы избежали многих проблем, не считаешь?        — Отчего это я громкая? Ты вообще мне врал! Нет, я подозревала, что ты, может…ладно, у меня даже предположений не было. Почему тему переводишь? Зачем Этана грохнул? — Уштра свела брови, — Не хочется прерывать твою фиолетовую романтику, но там стоят аквариумы и поверь, воды в них достаточно…        — Думаешь, хватит сил? — прервал Кингу, — Твои ноги дрожат… — он ласково потер пальцами коленки, отчего Уштра зарделась, — Прекратила пить отвар, да? — в его движениях не было ничего дурного, скорее заботливое и изучающее, но она все равно смутилась.        — А ну перестань! Мы что…любовники, святые Пя…вот же! Лахаму, просто хватит!        — А когда от Псов прятала, так не краснела. — многозначительно заметил он, убирая руки.        — Ты же говорил что не помнишь ничего! Не помнишь ведь? Скажи, что не помнишь! — Уштра замотала головой, прячась в ладонях.        — Не помню.        — Врешь!        — Вру.       Девушка гневно фыркнула. В фиолетовом пламени мужское лицо приобрело чарующее сияние.        — Что тебе нужно от Этана? — тихо спросила она, замечая как низ живота ноет от тянущего чувства пустоты. Может, стоило наконец встать?        — Амулет. — Кингу провернул им перед носом, — Он бы не отдал мне его. Пришлось так.        — Ты не выглядишь счастливым.        — Не хватает одной детали.       Теперь Уштра заметила — дракон, а внутри углубление для… Картинки в ее голове зашевелились, как пчелы. Похоже, она касалась сокровенного.        — Здесь должна быть…жемчужина, так? — Кингу впитывал каждое слово, мышцы под женскими бедрами напряглись, — Не знаю, мне снился кошмар. Бредни какие-то…        — Расскажи.        — Ну-у-у… Там было холодно…огромный дракон. Решетка, как темница что-ли… Я помню, что у него в груди был то ли камень, то ли жемчужина, то ли звезда. Ой… А потом все в темноте. Помню, было больно. А…и кровь. Много крови.        — Страшный сон. — печально заметил мужчина и воздух будто сгустился.        — Я пыталась пойти с драконом на примирение, но…наверное, он меня съел.        — Думаешь?        — А чего еще дракону надо от женщины? Да и вообще от любого человека… — Они все еще лежали на полу, объятые пламенем. Напряжение внутри тела Уштры росло… Мгновенье и струны порвутся! — Ну что ж… Повел…кхм… Кингу, думаю, надо сказать Ияру об Этане. Я все равно к нему шла… Скажу, что вот, упал. — резко чужие ладони оказались под ночнушкой, схватившись за косточки. — Ты, ты…чего вдруг? — огонь вокруг погас.        — Я все думал…зачем тебе к Ияру поздней ночью? — она могла поклясться, что янтарные глаза сузились до змеиных прорезей, хищных. Темнота не пугала, пугало мужское тело под женским. Настойчивое, горячее.        — Да мы…болтаем о том о сем. Его тоже мучает бессонница… И верно заметил, отвар хоть у него и гадкий, но видимо его надо еще попить, а то ноги болеть начинают снова… А че свет то вырубил? И хватит руки свои совать куда не надо! — Уштра пыталась свести все к шутке, — Этан проснется, как будем объяснятся? Раз амулет у тебя, то…ну ты понял. Все равно о своих планах Повелитель мне не скажет, вот и шуруй, пока ректора нигде нет.        — Где болит? Скажи, я вылечу. — он гладил, да так гладил, что мурашки покрывали спину девушки до твердеющий сосков. И голос у него был ласковым, словно хмель разливался по венам. Под тканью все текло, сочилось как из спелой груши сок!        — С-слушай…по-моему это все…ну правда, мы даже…я всегда мечтала о ком-то по-страше, но не до такой же степени! Ты, ты… Вы! Повелитель же! Тысячу лет ведь живешь, я думала, что спустя столько времени уже ничего не может… И вообще не в таком же месте невинности лишаться, а! — Кингу остановился, пока сердце девушки стучало громче камня о камень.        — Дело только в месте? — разрушив сомнения, спросил мужчина. Темнота нравилась Уштре все больше — лицо то в пятнышку не бось пошло!        — Нет, не только! Это ведь… мы друг друга спасали на грани! И неважно, что ты бессмертный маг, тогда-то я этого не знала… И ты мне ноги спас, благодаря тебе я хожу, ну, ты так говорил вроде, я ж кричала… Лахаму! Чего вдруг завелся? За столько лет не мог гаремом обзавестись?        — Ты имеешь ввиду, почему я не как Энки или Шамаш с Энлилем? — девушка заметила, что мужской пыл поубавился, — Я другой. Вот ответ.        — Ты задумал что-то ужасное, да? С этим амулетом. Еще тогда, ты задавал вопрос про власть… — и тут Уштру осенило, — Это они тебя держали взаперти, да? Ты сбежал от них! Конечно…конечно, как тебе могли навредить те юнцы! Я думала об этом, но не думала, что дети Тиамат друг против друг друга… Вот дела! Поэтому я тебя даже не узнала, тебя не было ни разу в Уре, в зиккурате за мою жизнь! Легенду то конечно я знаю, но история не была моим любимым предметом. И…дракон, как из сна. Точно! Ровно после того, как твоя странная магия меня коснулась, я увидела этот кошмар.        — В целом, верно. Пойдем, здесь и правда не место.        — Ой! Святая Иркалла! — Кингу быстрым движением закинул девушку на плечо, обхватывая под коленями, — Да ты чего, в самом деле? А…а как же Этан? Серьезно, бросить его здесь? Почему вдруг ты решил, что я вообще хочу? Ты же пришел за амулетом, меня вообще здесь не должно быть!        — Я делаю то, что тебе не нравится?       Лунный свет упал на две фигуры — белую и черную, галерея осталась позади. Он поставил Уштру перед собой, но не отпустил.        — Меня не каждый день Повелители на плече таскают, как мешок редиса! Сколько у тебя не было отношений? Ощущение, будто ты из каменного… Тьфу! Да даже если тебе тысяча лет, ну нельзя же так!        — Более семидесяти лет. — и снова эти медовые глаза брали в плен, как лахамовские алмазы! А взгляд до того невинный и искренний, что девушке чудилось, будто неопытностью горел он, а не она. — Прости, я правда…       Чужие шаги раздались рядом. Схватив Кингу за шкирку, девушка толкнула дверь лекционного кабинета, завалившись на стол. Оба молчали. Но Уштра явственно чувствовала, как возбуждается и растет член, упираясь в ее мягкие ягодицы под тонкой одеждой. Она и сама лилась влагой с момента их спора! Тугой узел внутри сжимался и давил, что тело хотело немедленно оказаться под сильным напором толчков и веса. Когда все стихло, они уже тяжело дышали — мужчина в женскую шею с пульсирующей веной, девушка в ладонь, заикаясь от напряжения.       Он больше не слушал, полностью отдавшись накаленной страсти, сжимал, кусал, брал. Мокрые складки влагалища поддавались его настойчивым пальцам, входившим медленно, тягуче, но сладко. Иногда ей было больно, однако Кингу выцеловывал спину, вылизывал уши, словно демон захватил его сознание! Уштра мычала и капельки слез скапливались в уголках глаз, пока язык вырисовывал круги на плечах. В животе порхали бабочки, матка сокращалась и билась легкой судорогой от прерывистых касаний. Плоть большая, венозная тихонько потерлась о жаждущий пульсирующий вход женского пространства, истекающего гормональной слизью.        — Тебе может-быть неприятно, это нормально, — они возились щеками и оба дрожали, — Принимай меня и не сжимайся, вот так… — Кингу шумно вздохнул, ощущая внутреннюю узость и бугристость Уштры, та лишь вскрикнула, — Тихо-тихо, я остановился, хорошо? Я не буду больше… — обнял девушку крепче, задумался, качнулся вперед, ловя ладонью всхлипы, — Неугомонная. Совсем немного и тебе будет хорошо, обещаю…        — Незнакомец, мне плевать на боль, разорви меня до крови…как во сне, хочу как во сне…ты ведь можешь? ты очень нежный, я только от твоего голоса хочу кончить, всю ночь, Кингу, хочу, всю ночь… — Уштра жалась к нему, на удивление, поглощенная неведомыми эмоциям.        — Про сон ты мне явно что-то не договорила, да? Правда, хочешь так? — мужчина толкнулся, девушка вытянулась как лань, слезы брызнули из глаз, — Скажи, что хочешь именно так и я буду…только скажи еще раз…        — Хочу…хочу именно так, незнакомец. — Кингу прокусил загривок, сгреб в охапку шею и живот, нагло вторгаясь в бархатные стенки Уштры, медовые глаза горели как и плоть. Алая жидкость растеклась от основания до конца, пока девушка плакала, царапаясь ногтями. Жестко, страстно, по-звериному.       Густая сперма наполнила ее, смешиваясь с кровью, когда их мокрые взгляды встретились, а лоб и затылок сошлись. Удовольствие сковало, начиная от маточных труб — искры полетели по капиллярной сетке. С внезапной аккуратностью он склонил девушку к столу, раздвинул ноги, впитывая общую влагу, оттенки похоти, и замер, капли стекали по пухлым губам, и Уштра импульсивно поддалась, слизывая, проникая языком. Женское тело ныло от синяков, укусов — Кингу целовал каждый миллиметр, лаская соски, раненные от яда ануннаки колени, икры, однако глаза смотрели только на Уштру, голодные, темные.       Потом, когда по миру Цветка пробежит страшный ропот о летающей смерти, чьи крылья рассекают горы, Уштра поймет, что ввязалась в опасную игру. Ведь два Повелителя из Пяти уже мертвы, а стены зиккурата разрушены… Закованная в цепи, она думает, что не жалеет, и чувство укрепляется, до ушей доносится гневный рык Дракона. Этой ночью прольется много крови, но из темницы выйдет лишь Кингу с Уштрой на руках…и будет держать ее до последнего.