два плюс один

сону почти что в отключке, но все равно улыбается чонсону своей безумной улыбкой, пока по его замученному лицу текут слезы. — больной, — почти что с нежностью говорит чонсон, гладя сону по щеке, когда слышит в ответ насмешливое «прямо как и ты, чонсон-а» и, резко обернувшись, замирает.

***

их с сону знакомство происходит настолько заурядно, что чонсону даже немного обидно, учитывая то, что происходит после него. лучший друг чонсона, известный чуть ли не на весь их поток красавчик пак сонхун просто однажды приводит сону с собой в их компанию, когда они все вместе решают культурно отметить (читать: набухаться до состояния мутной лужи на асфальте) окончание очередной сессии. первый звоночек: сонхун не представляет сону ни как своего друга, ни как своего парня, просто вскользь брошенное «ребята, это ким сону, он на два курса младше нас», отчего в пьяной голове чонсона тогда пролетает мысль о том, что сонхун этого сону, вероятно, периодически поебывает. да и смотрит сонхун в тот вечер и на сону и на чонсона как-то очень странно. но вопросов ни одному из них чонсон не задает. вроде бы как не его дело, да? второй звоночек: сону в первую же их с чонсоном встречу кажется немного фальшивым. разве можно постоянно так ярко улыбаться не только ртом, но и глазами? «наверное, ему просто неловко в новой компании, и он таким образом старается в нее влиться» — думает чонсон. и, конечно, оказывается не прав. а вообще-то сону нереально хорош. и эта мысль ударяет уже по ширинке чонсона во вторую их встречу, абсолютно случайную (как показалось тогда чонсону). сону нежно и невинно улыбается, когда чонсон случайно натыкается на него в гипермаркете, и просит достать пачку хлопьев, потому что не может достать сам. чонсон тянется через сону к верхней полке, предполагая, что сону отодвинется, когда между ними останется слишком мало пространства для людей, которые видятся второй раз в жизни, но сону не отодвигается и почему-то кладет руку на плечо чонсона, который от неожиданности застывает на несколько секунд с несчастной пачкой хлопьев в вытянутой руке. красивое лицо сону всего в нескольких сантиметрах от лица чонсона, и пак чувствует, как воздух между ними начинает невидимо искриться. чонсон скользит глазами вниз, замечая розовый кроп-топ, из-под которого выглядывают острые ключицы, и обтянутые грубой черной тканью бедра, которые почему-то кажутся мягкими и приятными на ощупь. сону больше не улыбается, в глубине его красиво подведенных карандашом глаз плещется что-то очень темное и мутное. чонсон уже опытен и легко понимает, что это такое. желание. от осознания этого в паху теплеет, и чонсон сглатывает, почему-то чувствуя себя обнаженным и выставленным на показ всему гипермаркету. все это происходит буквально за несколько секунд, пока чонсон не приходит в себя и поспешно не отходит в сторону, протягивая сону его хлопья. сону снова улыбается всем лицом и протягивает сладкое «спасибо, хён», теряясь среди полок с едой. чонсон после этого чувствует себя жертвой газлайтинга, потому что ему начинает казаться, что произошедшее только что он себе выдумал. милашка ким сону не мог так на него смотреть. и снова оказывается не прав. в их третью встречу они снова пьют, только уже в клубе, в котором у сонхуна имеются свои связи, что обеспечивает их компании бесплатный проход и пару шотов за счет заведения. чонсон даже при тусклом свете пыльной лампочки замечает на руке сону синяки, когда полураздетая девушка на фейс-контроле ставит ему на тонкое запястье печать для прохода внутрь. отчего-то пак оборачивается на сонхуна, будто надеясь найти в его лице какие-то ответы на мучающие его вопросы, но сонхун только пьяно смеется, повиснув на джеюне. сонхун всегда сумасшедше красив, но сегодня он особенно хорош собой, и чонсону как назло в голову ударяет мысль о том, что они с сонхуном пару раз спали. ну так, вроде бы по-дружески. ладно, проехали. в клубе абсолютно все с самого начала идет не так. чонсон вроде бы выпил не так много, но ему все равно настолько душно, что голова и тело буквально плавятся. чонсон почему-то злится, ведь под алкоголем к нему снова наведываются почти забытые проблемы с агрессией. хисын и джеюн вскоре пропадают из виду в плотной человеческой массе, сонхун почему-то без настроения и просто залипает весь вечер в своей ебучий телефон, периодически кидая на чонсона очень странные взгляды, а ким сону еще пятнадцать минут назад извинился и сказал что-то про туалет, но так до сих пор и не вернулся. чонсон не понимает, что им движет — вероятно, выпитые шоты текилы — но спустя примерно пятнадцать минут после осознания, что сону до сих пор нет, он подскакивает и идет его искать. возле барной стойки его нет, около входа тоже, чонсон вспоминает слова сону и решает пойти в туалет, чтобы заодно сполоснуть холодной водой горящее лицо, но тут же застывает в проходе, видя, как милашка ким сону стоит на коленях перед каким-то парнем, своим лицом сильно напоминающим японца. парень пьяно шатается и держит сону за волосы, пока сону в упор смотрит на чонсона, и его глаза блестят в тусклом ультрафиолетовом свете. от слез, как кажется чонсону. «чонсон-а, помоги мне» — жалобно тянет сону, убирая руку японца со своих волос, а чонсон от чего-то в этот момент окончательно слетает с катушек, и, подлетая к пьяному ублюдку, толкает его так, что тот с грохотом оседает на пол, ударяясь о кабинку туалета. «э, еблан, какого хуя…?» — с легким акцентом, но на чистом корейском доносится в след, но чонсон уже яростно переступает порог уборной, таща за собой ким сону, у которого все еще нездорово блестят глаза. но не от слез. чонсон снова ошибся. — я тут живу недалеко, — пьяно шепчет ким сону и поднимает свои большие печальные глаза на чонсона. у чонсона в груди что-то со звоном разбивается. — пожалуйста, проводи меня до дома, мне страшно. чонсон верит. сону так трогательно кутается в его джинсовку, пытаясь закрыться от пронизывающего холодного ветра, ведь он снова в каком-то блядском кроп-топе (интересно, сколько у него их?), рваных черных джинсах и белой рубашке, небрежно накинутой сверху, что чонсону хочется обнять его и дать ему подзатыльник за то, что ходит по таким местам. ведь это ким сону, такой беззащитный и нежный ким сону, которого может обидеть любой урод, и что было бы с ним, не успей чонсон вовремя зайти в этот несчастный прокуренный туалет…? чонсон заглядывается на пустые улицы, объятые предрассветным полумраком и не видит, как сону быстро отправляет рики сообщение с сухим извинением за то, что того прокатили по двери кабинки. — может быть, ты зайдешь? — неуверенно тянет сону, хватая чонсона за руку, когда они останавливаются у подъезда небольшого многоквартирного дома. чонсон все еще пьян, до рассвета еще осталось пару часов, а сону так нежно улыбается, что причин отказывать ему не находится, поэтому: — может быть и зайду, — отвечает чонсон, пока яркая улыбка сону немного искривляется и превращается в хищную, и в этот момент в голову бьет третий звоночек, но чонсон уже потерял способность думать, а может он не имел ее с тех самых пор, как впервые увидел сону. *** сону накрывает губы чонсона своими сразу же, как только они переступают порог тесной съемной квартиры, и не то чтобы чонсон ожидал, что они идут к сону пить чай и разговаривать о политике, но все-таки напор сону его слегка ошарашивает. спустя пару секунд чонсон берет в свои руки не только себя, но еще и бедра сону, которые оказываются просто нереально правильными и мягкими на ощупь, такими же, какими их представлял чонсон себе в голове. сону жмется к нему всем телом, а чонсона ведет, и он стремительно переворачивает их, прижимая сону к стене и врываясь в его рот своим языком. с губ сону срывается первый за эту ночь стон, и он отрывается от губ чонсона, устанавливая зрительный контакт. он больше не выглядит мило, и даже не вызывает желания спасать, которым обладал чонсон, глядя на сону буквально полчаса назад. в глазах сону отчего-то читается жестокость и пренебрежение, от чего чонсон чувствует себя жалким и тут же начинает злиться из-за этого. вместе со злостью его накрывает возбуждение, и рука сону на его полувставшем члене абсолютно не помогает ситуации. — что случилось, чонсон-а? какой-то ты неуверенный, — насмешливо тянет сону, поглаживая член чонсона через грубую ткань джинсов. — если ты и дальше будешь просто стоять, то зачем ты тогда прервал нас с рики в туалете? у него намечался шикарный минет, а ты взял и все испортил, — и тут чонсона окончательно накрывает. от кипящей в груди злости и от осознания того, какой же он ебаный идиот. и он действительно подумал, что сону нуждается в его помощи? что сону ждал, когда герой пак чонсон придет и спасет его? — какого хуя ты…— начинает чонсон, грубо отталкивая сону от себя так, что тот бьется об стену напротив и сползает ему в ноги, выпуская из себя громкий и болезненный стон. ноги сону разведены, и чонсон отчетливо видит его стояк. взгляд снова цепляется за россыпь синяков на бледных тонких запястьях, и до чонсона начинает доходить. чонсон подходит к сону вплотную, ногой упираясь тому в стояк, и хватает кима за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. сону даже в таком положении успевает накрыть своей рукой член чонсона и издевательски ухмыльнуться, за что получается несильный шлепок по щеке и снова стонет, прикрывая глаза. все становится таким же предельно ясным, как два плюс один. сону — ебаный манипулятор и мазохист, а чонсон, как последний дурак, на него повелся. пак ловким движением одной руки расстегивает ширинку джинсов, освобождает уже почти болезненно стоящий член и бьет им сону по щеке. сону либо довольно понятливый, либо просто очень нуждающийся, поэтому сразу берет в рот, цепляясь своими пальчиками за бедра чонсона. пак прикрывает глаза, когда чувствует, как горячий язык облизывает головку и проходит по стволу. сону почти сразу берет половину длины и начинает качать головой, и чонсон громко стонет, думая о том, что так хорошо ему еще не сосали. все идет слишком спокойно, поэтому спустя полминуты сону выпускает зубы, наблюдая за реакцией сверху, чонсон рычит от боли, хватая сону за волосы и откидывая его голову назад. сону от такой грубости слишком очевидно ведет, и чонсон понимает, что подобное будет происходить еще не раз. сону провоцирует и будет делать это и дальше, потому что ему нравится физическая боль. чонсон не против играть по его правилам. в районе левой груди до сих пор болит от осознания того, что сону выставил его идиотом и использовал в своих целях, развернул для чонсона целый спектакль, поэтому он без проблем выместит свою обиду физически, тем более сону, кажется, этого и добивается, да? — открой рот, — рычит чонсон, сону слушается и тут же давится его членом, пак все еще грубо держит сону за волосы и сам задает темп, трахая сону в рот. — ты что-то говорил про шикарный минет? тогда покажи, что ты умеешь. кажется, сону в определенный момент увлекается членом чонсона настолько, что становится слишком послушным и покорным, старательно расслабляет горло и громко стонет, когда чонсон толкается особо глубоко и грубо, задевая стенку горла. вид у него сейчас по-особенному блядский, привычный темный карандаш на нижних веках слегка потек, на щеках красные следы от грубых прикосновений чонсона, в уголках глаз в этот раз, кажется, действительно слезы, и чонсон сам не понимает, почему получает такое садистское удовлетворение, глядя на эту картину. чонсон оттягивает сону от своего члена раньше, чем к нему подступает оргазм. чонсон все еще пьян, до рассвета все еще осталось пару часов, а сидящий в его ногах ким сону так красиво и пошло облизывает распухшие после минета пухлые губы, что причин отказывать себе не находится, поэтому: — поднимайся, — голос чонсона на несколько тонов ниже, чем обычно, сону ярко улыбается своей привычной фальшивой улыбкой, но приказ выполняет, и они наконец-то открывают новую локацию, перемещаясь в спальню сону, маленькую и аккуратную, кажется, в пастельных тонах, насколько чонсону позволяет разглядеть царящий в комнате полумрак. сону почти висит на нем, попутно засовывая свои холодные пальчики под полурасстегнутую черную рубашку чонсона, и несмотря на это чонсон чувствует ожоги на своей коже. сону улетает на кровать и почти скулит, когда чонсон проезжается своим коленом по его стояку. — чонсон-а, ты такой медленный. даже трахнуть как следует не можешь, — несмотря на свое положение выдает сону, а чонсон снова звереет. видит бог, он пытался себя сдержать. но это, кажется, нужно было только ему самому, уж точно не сону, который, кстати говоря, тут же получает легкую пощечину и снова скулит то ли от боли, то ли от удовольствия. чонсон окончательно снимает свои джинсы, уже несколько минут болтающиеся внизу, и переворачивает сону на живот, резко вжимая его лицо в кровать. сону пытается сопротивляться, но хоть он и далеко не маленький по телосложению, чонсон легко пресекает попытки дергаться, на что сону однако даже ничего не говорит, только задушенно стонет куда-то в кровать. чонсон рывком стягивает с сону его до неприличия узкие штаны, под которым не оказывается белья. не то чтобы чонсон этому удивлен, но все равно не отказывает себе в удовольствии бросить в сторону сону колкое «какая же ты блядь», на что сону резко подает корпус назад, прижимаясь своей очаровательной задницей прямо к стоящему члену чонсона, за что чонсон кусает его за лопатку. — смазка и презервативы? — чонсон слегка ослабляет хватку, чтобы сону смог ему ответить, но сону тут же пользуется этим и переворачивается на спину, с вызовом смотря чонсону прямо в глаза. чонсон чувствует усталость и раздражение, а еще желание выебать сону так, чтобы у того сил больше не осталось на подобные выходки. — они тебе не нужны, — облизывается сону и тянется за поцелуем, но чонсон тут же укладывает его обратно, пока младший разочарованно стонет. его небольшой и аккуратный член стоит так сильно, что почти прижимается к его животу, который оголен из-за задравшегося вверх кроп-топа. очень трогательно. чонсон отвлекается и думает о том, что все, что связано с ким сону — мило и трогательно. но только на первый взгляд и только для таких дурачков, как пак чонсон. чонсон снова злится, и за это сону давится двумя его пальцами, но тем не менее старательно вылизывает их, закатывая глаза. чонсон слегка неуверенно проникает двумя пальцами в сону и понимает, что внутри него растянуто и мокро от смазки. сону моментально улавливает немое замешательство чонсона и заливается смехом. пожалуй, это конечная. — чонсон-а, — тянет сону и самостоятельно насаживается на пальцы. — ты должен был оказаться здесь сегодня, потому что я так захотел. чонсону кажется, что еще немного, и он заплачет от злости, но он молчит и резко вынимает пальцы из сону, заставляя того скулить от внезапного чувства незаполненности. чонсон тянется к лежащим рядом джинсам и рывком достает из них тяжелый кожаный ремень. сону чуть слышно пищит, когда его руки оказываются плотно стянутыми грубой кожей. наверняка ему больно, ведь синяки от прошлого мероприятия еще не прошли, и чонсон определенно не хочет думать о том, с кем еще сону так развлекался. сону под ним внезапно такой послушный и покорный, что чонсон больше не хочет терять времени, поэтому просто прижимает его связанные руки к подушке, раздвигает младшему ноги и резко входит на всю длину, выбивая из сону воздух и несколько звезд из лисьих глаз. чонсон почти что слетает с катушек, когда чувствует, как хорошо сону принимает его член, и насколько горячо, тесно и мокро внутри него. по комнате разносятся пошлые шлепки, сону скулит в унисон чонсоновским стонам, и чонсон уверен, что все соседи убогого кошивона сейчас слышат, как он трахает сону. чонсон не извращенец, но почему-то эта мысль заводит его еще сильнее. сону не выдерживает, выдергивает руки из захвата и тянется ими к своему уже мокрому от смазки члену, но чонсон хочет быть хоть немного отомщенным, поэтому с размаху бьет по рукам и грубым толчком входит в сону до конца, явно проезжаясь по чувствительному месту, потому что сону начинает жалобно хныкать. — чонсон-а… — сону заплаканно смотрит на пака, насколько ему позволяет быстрая амплитуда толчков, и чонсон уже было думает, что младший сейчас попросит его быть нежнее, но сону выдает что-то в духе «это все, на что ты способен, чонсон-а?», и это последняя капля в давно переполненной чаше терпения. чонсон хватает сону за горло, вжимаясь ногтями в медовую кожу до красных отметин, сону хрипит и цепляется за сильную руку чонсона, как за последний спасательный круг из бездны, в которую сам же себя загнал. сону стонет от боли, удовольствия и от того, что собственноручно довел такого сдержанного чонсона до безумия, что все прошло именно так, как он планировал, что чонсон сейчас будто зверь втрахивает его в кровать. наверное, сону действительно немного ненормальный. — какая же ты блядь, сону-я. если ты так сильно хотел оказаться на моем члене, мог бы сразу попросить, а не устраивать для меня представление, — рычит чонсон и чувствует, как где-то внизу живота начинает подступать волна удовольствия. сону выглядит совсем разбитым, поэтому чонсон ослабляет хватку на его шее и немного замедляется, скорее, для того, чтобы оттянуть момент своего оргазма, а не потому, что заботится о сону, который судя по тому, как трясется его тело, совсем близок к тому, чтобы кончить. — шлюха, — беззлобно шипит чонсон, толкается пару раз, проезжаясь по простате, после чего сону пронзительно стонет и кончает себе на живот, так почти ни разу не прикоснувшись к себе за эту ночь. чонсон собирает пальцами его сперму и засовывает их в рот сону, который широко распахивает глаза от удивления, но не может сделать ничего кроме как того, чтобы подчиниться, и слизывает свое семя с чужих пальцев. все это выглядит как полный пиздец, и чонсон тут же срывается, начиная грубо и быстро толкаться в сону, живот которого все еще дрожит от пережитого оргазма. сону скулит от сверхстимуляции, ему явно больно, и чувствует он себя разбитым и использованным, но чонсон уже не ведется на такое, наблюдает, как внизу живота сону виднеются очертания его же собственного члена, немного сходит от этого с ума и тут же кончает глубоко в сону, выстреливая внутрь горячей спермой. сону, чувствуя это, протяжно стонет и начинает плакать, смотря куда-то мимо чонсона, в сторону угла. чонсон не чувствует ничего, кроме усталости, он плавно выходит из затраханного сону, наблюдая, как из него вытекает сперма, пачкая кровать. сону почти что в отключке, но все равно улыбается чонсону своей безумной улыбкой, пока по его замученному лицу текут слезы. — больной, — почти что с нежностью говорит чонсон, гладя сону по щеке, когда слышит в ответ насмешливое «прямо как и ты, чонсон-а» и, резко обернувшись, замирает. потому что видит сидящего на кресле в углу комнаты пак сонхуна, своего лучшего друга, с абсолютно нечитаемым выражением лица. по голове будто бьют чем-то тяжелым, и чонсону прямо сейчас хотелось бы проснуться, но по комнате разносится по-настоящему жуткий смех лежащего под ним сону, и чонсон понимает, что попал.