Последние дни лета

Каждая девушка хоть раз в жизни влюблялась в парня старше себя, будь то учитель или брат подруги. Я не стала исключением. Все началось банально, даже по́шло. Окончив школу, я переехала в Питер, подала документы в университет. Жить мне в первое время было негде, так что я прописалась у одной знакомой. Вскоре мы с ней очень сблизились и везде стали появляться вместе. Ходили в кино, на дискотеки, по магазинам. В один из субботних вечеров я и встретила Его. Это случилось в баре; я сразу заметила, что Он поглядывает на меня, но виду не подавала. Очень симпатичное лицо, темные волосы. По правде, я еще никогда не видела таких темных волос. Спустя где-то полчаса, когда я уже не на что не надеялась, Он подошел познакомиться. Его звали Максим, ему было двадцать пять. Разница в возрасте меня нисколько не смутила, а наоборот, как-то раззадорила. Н: Настя. представилась я. Макс принялся что-то рассказывать, а я лишь кивала, не сводя взгляда с его лица. Такие точеные, аристократические черты. А его скулы — высокие и острые, будто у скульптуры Микеланджело. В какой-то момент мы встретились взглядами: эти карие живые глаза, кажется, видели меня насквозь. Вскоре мы оказались в его квартире. Жилплощадь досталась Максу от бабушки, которая очень любила внука и завещала ему единственную свою ценность. Сама квартира было не особо шикарна — всего одна комната, но зато в центре. Мы прошли в комнату, вернее, Макс внес меня на руках. Выглядела она довольно-таки странно. Небольшая, практически без мебели, лишь шкаф в углу, стол у окна, а посреди комнаты матрас. Н: И как ты здесь живешь? хмыкнула я. М: Это минимализм. К тому же я не хочу привязываться к вещам он опустил меня на матрас и включил музыку. Зазвучала приятная мелодия. Н: Что это играет? спросила я, когда Макс лег рядом. М: Это? «The Cure» — «Lovesong», из альбома «Disintegration» восемьдесят девятого года. Н: А, знаю с важным видом кивнула я, хотя впервые в жизни слышала о такой группе. Несколько долгих секунд мы смотрели друг другу в глаза. Н: Ты хочешь меня поцеловать? М: Хочу ответил он. Н: Так почему не целуешь? М: Потому что не знаю, хочешь ли ты этого. Н: Я в твоей квартире, лежу на твоем матрасе, и ты еще сомневаешься? Макс склонился надо мной. Поцелуй был долгим и сладостным. Наши губы и языки сливались друг с другом. Легкая небритость на его щеке щекотала пальцы, мне нравилось ее трогать. Поцелуй прервался, и мне захотелось поговорить. Узнать друг друга получше. Н: Слушай, а где ты работаешь? М: Я нигде конкретно не работаю. Я писатель, точнее, сценарист, так что в основном сижу дома за ноутбуком. Н: Писатель? И что пишешь? М: Сейчас — сценарий для одного сериала. Н: Это прикольно улыбнулась я. Н: И как, продвигается? Макс неопределенно пожал плечами. М: Почти закончил пилотный эпизод… Н: Пилотный эпизод? не поняла я. М: Да. Перед запуском сериала в производство снимают пилот. Пробник. Его покажут важным людям, и они-то уже решают, что делать дальше. Н: И про что будет этот пилот? М: Про девушку восемнадцати лет, которая пытается найти свое место в жизни. Н: О, ну прямо про меня. Эта случайное совпадение заставило меня рассмеяться. Как только смех сошел на нет, меня прожгло желание заняться сексом. Будто прочитав мои мысли, Макс перевернулся на спину и увлек меня за собой. Я оказалась сверху, и он прижал меня к себе, целуя с новой страстью и сгорая от желания. Пальцы его запутались в моих волосах, губы были мягкими и такие приятными. Я вся горела. Слегка отстранившись, Макс поцеловал меня в нижнюю губу, на мгновение прикусив ее. Одежда полетела на пол. Макс водил губами по моей шее, я гладила его грудь, живот, плечи, не понимая, почему он до сих пор медлит. И вот член входит в меня. Теперь Макс оказался сверху, ощущать вес его тела на себе было… невероятно. Он двигался плавно, и с тем же ритмом стучало мое сердце. Раз, раз, раз. Его прикосновения вновь распаляли желание. Я больше не слышала музыки. Я не слышала ничего. Лишь в ушах отдавались быстрые, непрерывные толчки моей собственной крови. Уже через пару дней я переехала к Максу. Он много работал и почти не выходил из квартиры, зато все свободное время уделял мне. Я хотела отплатить ему взаимностью, и во время секса отдавала всю себя. А когда мне хотелось проветриться, то я в любой момент могла позвонить подруге. Впереди были последние дни лета, и они обещали быть прекрасными. Вернувшись однажды после прогулки, я не застала Макса ни на кухне, ни в туалете. Понимая, что он, скорее всего, работает в комнате, и его не стоит отвлекать, я на цыпочках прошла туда и увидела его лежащим на полу с закрытыми глазами. Матрас был приставлен к стене, и рядом с ним стояли колонки, из которых играла музыка. На этот раз что-то из «Oasis», название песни я не знала, но вокал Лиама Галлахера определила сразу. Со стороны могло показаться, что Макс умер, но нет, грудь его плавно опускалась и поднималась. Я негромко позвала его, и спустя пару секунд он лениво откликнулся: М: Что? Н: Что ты делаешь? М: Отдыхаю. Хочешь со мной? Я согласилась. М: Закрой глаза и постарайся пропитаться музыкой. Пусть твое тело отпустит твое сознание сказал Макс, как только я улеглась на пол рядом с ним. Сделав, как он велел, я вскоре ощутила приятную теплоту, растекающееся по всему телу. Не знаю, как это получилось, но мне нравилось. Я глубоко дышала, и тепло проникало в каждую клеточку организма. Я лежала и думала о музыке и вскоре пришла к выводу, что «Arctic Monkeys» — единственная великая рок-группа, появившаяся в двадцать первом веке. Если в прошлом столетии у нас были «Rolling Stones», «AC/DC», «Pink Floyd», господи прости, «Nirvana», то теперь — лишь четыре британских мальчика, на чьи хрупкие плечи мы взвалили главную музыку двадцатого века. И тем интересней, что они были британцами. Ведь практически все знаковые артисты своих поколений, от «Beatles» до «Led Zeppelin» и «Queen», от «Radiohead» до «Placebo» и того же «Oasis», родом с туманного Альбиона. Британия — своеобразный инкубатор талантов. М: Знаешь позвал меня Макс М: я не могу жить без музыки. Вообще не понимаю людей, у которых нет любимой группы или любимого певца, как так можно жить? Н: Ну, тогда они не живут, а существуют. М: Хорошо подмечено. Н: Я тоже заметила, что не могу уже ничего делать без музыки. Неважно, мою ли я посуду или просто иду по улице, всегда со мной должна быть какая то мелодия. М: Какая твоя любимая песня? Н: «Can't Help Falling In Love» Элвиса. Мне было лет пятнадцать, когда я впервые ее услышала. Была зима, и песня настолько идеально подходила к моему настроению, что я слушала ее целыми днями на протяжении месяца. М: Вау, удивительно. Н: Что именно? М: Ну, то, что ты любишь Элвиса. Твоим кумиром должен был Джастин Тимберлейк какой-нибудь. Н: Я тебя умоляю, ему уже под сорок. Нет, если выбирать из сегодняшних сладких мальчиков, то мой выбор — Зейн Малик. М: Это который из «One Direction»? спросил Макс. Н: Меня поражает твоя осведомленность. Но он ушел из группы. А твоя любимая песня? М: Моя любимая песня — «Город золотой» группы «Аквариум». Я совершенно без понятия, почему она меня так цепляет. Но вокал Гребенщикова — прекраснейшая вещь, которую я слышал. За исключением твоего голоса… Сказав это, Макс прижался ко мне и обнял, как на той знаменитой фотографии Леннона и Йоко Оно. Мы посмотрели «Ханна и ее сестры» Вуди Аллена. Неплохой фильм, но ничего лучше «Полночи в Париже» этот еврей ни до, ни после не снял. Когда я сказала об этом Максу, он решительно замотал головой. М: Лучший фильм Вуди Аллена — «Манхэттен». Это вообще не обсуждается. Н: В смысле? Он ведь даже самому Аллену не нравится. М: Ну и что? В «Манхэттене» все идеально. Нереальная работа оператора, отличные персонажи и лучшие диалоги. Н: Зато «Полночь в Париже» самый кассовый его фильм. М: Мне ли тебе объяснять, что это вообще не показатель? Я закатила глаза. Спорить о кино с Максом было бесполезным занятием. Зато потом мы оба сошлись на мысли, что «Матч Поинт» переоценен. Мы зашторили окна, так что единственный свет в комнате исходил от канделябра, стоящего на полу. На мой вопрос: «Откуда у тебя взялся канделябр?» Максим не ответил. Но, целуя мои плечи, он вдруг разоткровенничался: М: Когда мне было лет одиннадцать, я нашел у нас дома кассету с фильмом — «Последнее танго в париже» с Марлоном Брандо, снятым великим Бертолуччи. Конечно, тогда я всего этого не знал. Но мне нравилось пересматривать этот фильм, потому что я влюбился в Жанну, любовницу персонажа Брандо — Пола, которую играла Мария Шнайдер. В какой-то момент фильма она сделала себе новую прическу, и после этого выглядела несколько нелепо, но очень мило. Но больше всего мне нравилось ее лицо. Такое молодое, я чувствовал странную близость с ней. Будто мы были давно знакомы. Но в фильме Жанна часто занималась сексом с Полем, и это меня просто убивало, я жутко ревновал ее. Меня бесило, что моей любовью владеет такой мерзкий тип, как Марлон. Ну, точнее, его герой. Но чем чаще я смотрел этот фильм, тем больше проникался к Полу симпатией. С каждым новым просмотром он становился для меня все более… человечным, что ли. Я смог понять и ощутить на себе его боль. И когда это произошло, то он перестал быть для меня картинкой в телевизоре. И теперь, когда он занимался сексом с Жанной, я снисходительно терпел это. Я выдал ему разрешение совать член в мою любовь. И сделал это только потому, что ассоциировал себя с ним. Н: Вау. Ты явно был странным ребенком… ответила я. М: Да, друзей у меня было немного. Н: Слушай, ну так ведь в фильме у них все плохо кончилось. М: Умеют женщины все портить… устало улыбнулся Макс. В последние дни постоянно шли дожди. Наш досуг был не особо разнообразным: мы либо трахались, либо пили кофе. Когда мы в очередной раз оказались на кухне, разговор зашел о любви. Н: Ты готов умереть за любовь? спросила я. М: Умереть за любовь несложно. Сложно найти любовь, за которую стоит умереть. Н: А что вообще для тебя любовь? Максим ненадолго задумался, крепко сжав в руках чашку. М: Для меня настоящая, истинная любовь дает отсрочку от смерти. Вся трусость и подлость происходит от нелюбви или от недостатка любви. Человек смелый и честный смотрит без страха смерти в лицо, он способен прогнать ее из своих мыслей, пока она не вернется в последний час. И тогда нужно снова сильно полюбить… Н: То есть, все, что мы ищем, — это любовь? М: Да. Каждый из нас хочет найти чистую и непорочную любовь. Н: Но ведь любви без секса не бывает. А секс грязен, как же он может сочетаться с непорочной любовью? М: В идеальных отношениях чистая любовь и грязный секс дополняют, а не исключают друг друга. ответил Артем. Н: Как это было… А, точно: обнаженное тело должно принадлежать лишь тому, кто полюбит обнаженную душу. М: Очень поэтично. Н: Это Чаплин сказал пожала я плечами. М: Все равно красиво. Н: Слушай, но ведь любовь может принимать разные формы. Вспомни «Лолиту» Набокова, например. М: Бесспорно, может. кивнул Макс М: только Набоков был неправ. Н: В чем? М: Мужчинам не нравятся так называемые «нимфетки», наоборот, им нравятся девушки постпубертатного периода: шестнадцать, семнадцать лет. Н: А восемнадцатилетние? М: В том числе. Максим и я обменялись многозначительными взглядами, допили кофе и вернулись в спальню. Наверное, впервые за две недели Макс вышел из квартиры: отправился обсуждать пилот своего сериала. Оказавшись наедине с собой, я почувствовала странное чувство дискомфорта. Было непривычно находиться одной в этой квартире. Побродив туда-сюда, я, в конце концов, заварила себе кофе. Дождь шел последние несколько дней с переменным успехом. Меня успокаивал стук капель по стеклу, он приносил какое-то умиротворение. Мне вспомнился вчерашний вечер. Максим рассказал, что после знакомства со мной наделил главную героиню своего пилота моими чертами. «В этой истории много личного, которое понимаю лишь я, а теперь и ты», — сказал он. Было очень приятно. Надеюсь, этот сериал все-таки снимут, он будет идти десять сезонов и в конце концов станет легендарным, типа, как «Друзья». Потом я состарюсь и буду рассказывать внукам, что главная героиня их любимого сериала — их бабушка. Ну, почти. Макс явился под вечер. Явно нетрезвый, он тем не менее лучезарно улыбался. Увидев его довольное лицо, я улыбнулась в ответ. М: Твоя улыбка подобна лунному сиянию. сказал он, сбрасывая на пол мокрую насквозь куртку. Н: Рассказывай, что случилось? М: Попробуй догадаться. Н: Ничего не вышло, и ты с горя напился. М: Нет, нет, нет замотал головой Артем М: Наоборот, все прошло прекрасно. А вот то, что напился, это да, правда. Но только от счастья. Н: То есть они приняли твой пилот? М: Не просто приняли, дорогуша; прочитав сценарий, они сразу заказали целый сезон. Вот так вот. Я была очень рада за Макса, но в таком состоянии на следующее утро он все равно забыл бы любимые мои приятные слова, так что я просто проводила его в комнату, раздела и уложила на матрас, а сама легла рядом. Хотела проследить, что он уснет, а не натворит какой нибудь херни. М: Знаешь, о чем я мечтаю? спросил Макс. Н: О чем? М: Я мечтаю когда нибудь снимать кино. Хочу стать режиссером… Но не хреновым, а хорошим. Снимать, ну, хорошие фильмы. И самому к ним сценарии писать, как Тарантино. Ты любишь Тарантино? Н: Я видела только «Криминальное чтиво». М: Ну и достаточно. Это был его пик… Так о чем я говорил? Н: О том, что хочешь стать режиссером. ответила я. М: Да, точно. Так вот, хочу снимать хорошие фильмы, чтобы не глупые они были… и красивые. Ну, как у Соррентино «Великая красота», это же не фильм, это полотно. Полотно итальянского мастера… Н: У тебя обязательно все получится. повторяла я, гладя Макса по голове, и вскоре он уснул. Вернувшись на кухню, я опять заварила себе кофе. Дождь наконец прекратился, и, распахнув окно, я вдохнула свежего сырого воздуха. Взгляд мой задержался на фонари, чей свет отражался в громадной луже. Да, это был бы хороший кадр для красивого кино. Ванная у нас разительно отличалась ото всей остальной квартиры. Никакого аскетизма и минимализма — плитка на полу и стенах, зеркало в резной раме, золоченые ножки у самой ванны. Короче, все очень серьезно и пафосно. Макс в одних трусах стоял около раковины и брился, я — рядом, абсолютно голая. Приподнимая груди руками, я разглядывала отражение в зеркале. Мне очень нравилась моя кожа. Такая гладкая. Меня накрывал нереальный кайф, когда я дотрагивалась до нее холодными пальцами. Медленно проводя тыльной стороной ладони по животу, я коснулась киски. Запустив в нее указательный палец, я разглядывала руки и ключицу Макса. Он поймал мой взгляд и улыбнулся. Коснувшись шеи другой рукой, я спросила: Н: Что тебе во мне нравится? М: Мне нравишься ты. Н: А конкретнее? М: Нравятся твои чёрные волосы, я люблю гладить их. Нравятся твои глаза, очень выразительные и живые. Порой ты так страстно смотришь на меня, что я моментально таю. Нравится твоя грудь и твои соски, когда они твердеют. Особенно, когда они твердеют. Нравится твоя упругая попка, которую очень приятно ласкать. Нравится, что у меня с тобой много общих тем и нам всегда есть что обсудить. С тобой не бывает скучно, ты можешь увлечь меня, и даже не обязательно сексом. Я люблю твою душу и твое тело. Я была тронута. Запустив пальцы Максу в волосы, я накрутила прядь на мизинец. Макс включил воду в ванной и стянул с себя трусы. Мы залезли в воду, и я сразу почувствовала, как расслабляется мое тело. Несколько вязких мгновений я ощущала удивительное умиротворение. Затем голос Макса вывел меня из забытья. М: А ты веришь в бога? спросил он. Вопрос, как обычно у него случалось, был не в тему, но все равно, почему-то пришелся к месту. Н: Нет, а ты? М: Я убежденный атеист, а даже если бы и верил в бога, то не в христианского. Н: И каким был бы твой бог? М: Он был бы тощим англичанином с гитарой и с набриолиненными волосами. Н: Твой бог — Алекс Тернер? М: Именно кивнул Макс. Н: А знаешь, кто был бы моим богом? Ой, молодой Брэд Питт, по-любому. Если бы он подошел ко мне на улице, я бы сама предложила потрахаться. М: Звучит как богохульство. Н: Я та еще грешница, поверь. М: Охотно верю. Максим коснулся моего колена, а затем бедра. Медленно водя рукой туда-сюда, он не отрывал взгляда от моего лица. Как только он приблизился, я опалила его щеку своим горячим дыханием. Мы поцеловались, и в тот момент пальцы Макса приблизились к моей киске. Нежные, длинные, они начали ласкать меня. Мне не хватало воздуха, я часто-часто задышала и плотнее прижалась к Максу; каждая моя клеточка улавливала непонятное тепло, исходившее от его тела, которое, казалось, могла ощутить только я. Мы вновь поцеловались, а когда поцелуй закончился, я провела пальцем по его губам. Они были такие… Н: Такие красивые. Такие сочные и сладкие. После этих слов он вошел в меня. Прямо тут, в ванне. Шум воды слился с моими стонами и превратился в музыку, как потом выразился Макс. Сознание же мое распустилось, будто белый цветок. Я чувствовала себя прекрасно, я ощущала себя живой, и когда Макс кончил, даже немного расстроилась. М: Знаешь, чего я хочу? спросил Макс. Мы лежали на нашем матрасе, и Макс водил пальцами по моему оголенному животу, а я старалась не рассмеяться, хотя было очень щекотно. Н: И чего же ты хочешь? М: Я хочу сфотографировать тебя. Н: Сфотографировать? М: Ну да, у меня есть старый пленочный фотоаппарат, и я бы хотел устроить небольшую фотосессию. Н: Прямо здесь? спросила я. Макс кивнул. Поднявшись с матраса, он подошел к шкафу, немного пошарил по полкам и извлек фотоаппарат. Н: А ты хочешь, чтобы я была в одежде или без? лукаво улыбнулась я. М: Как хочешь. Включив музыку и немного повозившись с фотиком, Макс навел на меня объектив. Первые мгновения я не понимала, что делать, потому снимки наверняка получились не очень, но затем меня охватил странный кураж. Стянув с себя футболку, я встала к окну, Макс молчал, лишь щелкал затвором и кивал, будто сам себе. Еще через пару минут я сняла и лифчик, ощущая себя дерзкой хулиганкой; я почувствовала, как набухают соски. Прижав руки к груди, я подалась вперед и облизала объектив камеры. Удивленное лицо Макса рассмешило меня, и тогда я поцеловала его в щеку. Стянув с себя штаны, я обмотала их вокруг шеи на манер шарфа. Мне было охренительно красиво. Чувство, будто я какая-то супермодель, не покидало меня. В конце концов я скинула трусики, уселась на колени, запустила пальцы в волосы и, смотря прямо в объектив, прикусила нижнюю губу. Мне казалось, что снимок должен выйти невероятным. М: Потрясающе в конце концов сказал Макс. Лоб у него покрылся испариной, он часто дышал, — осталось проявить, и, я уверен, мы оба насладимся прекрасным. Подойдя ближе, он обнял меня и крепко прижал к себе. Уткнувшись лицом в его плечо, я вдыхала запах его дезодоранта вкупе с легкими нотками пота. И… твою мать, это был самый приятный запах в мире. С тех пор прошло уже семь лет. Макс снял два фильма, каждый из которых собрал кучу разных наград. Я закончила университет, открыла свой бизнес, дела у меня пошли в гору, и особых проблем не было. Мы расстались друзьями, но после того ни разу не общались. Единственное напоминание — те самые фотографии, сделанные Максом. С обратной стороны одной из них, той, где я стояла у окна в одних трусиках, он написал: «Если бы я знал, когда видел тебя в последний раз, что это был именно последний раз, я бы постарался запомнить твое лицо, твою походку, все, связанное с тобой. И если бы я знал, когда целую тебя, что этот поцелуй — последний, я бы никогда не остановился. Может, когда-нибудь мы еще увидимся. А если нет — что ж, я рад, что мы встретились. Знай, что я всегда любил тебя».