***
На утреннем инструктаже все молчали и стояли по стойке «смирно», не столько из уважения к старшим по званию, сколько из обычного нежелания получить внеочередной наряд или что похуже. Соуп был при полном лёгком обмундировании. Объяснял он это тем, что своим примером показывал, каким должен быть сержант. Хотя Гоуст мог бы поспорить на этот счёт. Джонни был олицетворением человека, для которого формальное поведение не существовало. Общался он даже со старшими по званию с некой дружеской ноткой в голосе. Словно перед ним не капитан Прайс или сам Райли, а давний друг, с которым можно пропустить по стакану пива в местном баре. Но Гоуст пропускал это мимо ушей. Потому что в 141-м отряде не было чужаков. Только «свои». А потому звания были той самой формальностью, соблюдать которую требовалось только на спецоперациях. Потому он часто слышал от Джонни не обращения по званию, а свой позывной или это глупое сокращение «ЭлТи». Потому в голосе Мактавиша невольно проскальзывала та нотка, которую прочитать не составляло труда, если иметь хоть немного мозгов. Потому на инструктаже Гоуст ловил на себе взгляды Джонни, а когда поворачивался к нему с немым вопросом, видел довольную улыбку, в которой имелся ответ. И, черт возьми, Гоусту это нравилось.***
Большая центральная комната, отведённая под зону отдыха, располагалась действительно в самом удобном месте комплекса. Говорят, всё пути ведут в Рим? В этом случае Римом было именно это помещение. И самое лучшее, что было в ней для Райли — это тот факт, что использовали её в основном только члены 141-го подразделения. Не потому, что остальным солдатам запрещалось даже близко подходить к комнате или же к кому-либо из группы, а только потому, что все предпочитали отдыхать где-то либо в уединении, либо же за пределами военной части. А Гоуст, как и остальные, предпочитал находится в компании знакомых лиц, где можно в достаточной мере расслабиться. Это был один из тех самых дней, когда можно было расслабиться. Прайс скрылся где-то в компании Ласвелл и Николая. Кёниг с Хоранги, сославшись на желание поддержать себя в форме, ушли к территории спортивного зала. Оставшаяся часть их подразделения периодически, раз в десять-пятнадцать минут, появлялись в зоне отдыха. Сам Райли с небольшой книгой, чьей-то монографией, уселся в самом дальнем углу, откуда мог наблюдать за всем помещением. Роуч с Гасом перекидывались в карты, не особо волнуясь, что делают это в присутствии лейтенанта. Но Саймон сегодня не был лейтенантом, потому ему было плевать, что они там творили. Джонни явился только ближе к обеду. «Утро начинается только после кружки кофе», — вспомнилась Саймону фраза, брошенная однажды Джонни. И в его отношении, Гоуст был согласен. Растрёпанный могавк выглядел слишком забавно, чтобы не обратить на это внимания, белая измятая футболка слегка задралась, оголяя крепкий пресс, часто скрывающийся за слоями одежды. Над резинкой черных спортивных штанов выглядывали боксеры персикового, почти розового, цвета. Знай это кто-то другой, а не только их небольшая компания 141-го отряда, тут же засмеял бы Мактавиша. Хотя шутки про это проскальзывали и у них, но Джонни не обижался. Не мог обижаться на Гаса, на Роуча, на Саймона в конце концов. Особенно на Саймона, прекрасно помня, что у того бывали шуточки куда хуже, чем розовый зад Соупа. Тихо прошлепав босыми ногами до кухонного гарнитура, Мактавиш, продолжая зевать, наощупь стал искать всё нужное для своего «доброго утра». Иногда сбивая рукой небольшие коробочки с чаем, баночки со специями и чужие кружки, Соуп, хоть и находился в полусонном состоянии ловко их подхватывал и возвращал на место до того, как они упадут и издадут ещё больше противного шума. Такой контраст между Джоном, который как слепой котёнок тыкался во все близстоящие предметы, и Джоном «Соупом» Мактавишем, сержантом спецподразделения, способного с одной только взрывчаткой полезть на целый танк, сложно уживался в голове. Не сходились две подобные стороны в этом одном человеке. Но природа и натура Джонни видимо решили, что стоит показать миру, что такое возможно. Этот контраст был невероятно манящим, его сложно было не замечать, как Райли это делал с остальными. И это нравилось Гоусту.***
Пристрастия Джонни ко всему новому были известны всем, кто пообщался с ним дольше тридцати минут. А вот про тягу к стареньким мелочам знали только особо близкие друзья. Гоусту не составит труда перечислить таких людей, коих было немного. Под маской сама собой появлялась самодовольная ухмылка, стоило тому вспомнить, что он являлся тем самым избранным из этого небольшого круга, который знал ещё чуть больше остальных. Например, старенький кассетный CD-плеер, прятавшийся под матрацем от чужих глаз. И несколько кассет к нему с собственноручно записанными на них треками. Если выдавалась свободная минутка, когда Соуп был уверен, что его никто никуда не дёрнет, он доставал плеер, подключал такие же довольно старые наушники и по сотому кругу слушал старые рок-хиты. Их было слышно. Не слишком хорошо, даже в полной тишине, но что-то разобрать было можно. Гоуст со своим хорошим слухом вообще слышал целые куплеты. Джонни забывал про всё вокруг. Погружался в музыку с головой. Барабанил пальцами ритм по столу или притопывал его, пока заполнял рапорты и отчёты. Больше всего Саймону нравилось, когда тот забывал про окружающий его мир и полностью отдавался музыке. Если бы не комната Мактавиша, в которой они оба чаще всего зависали вместе, Гоуст бы подумал, что Джонни находится посреди танцпола или на концерте. Еле звучащая музыка перебивались шуршанием одежды и редкими звуками шагов по непокрытому ковром полу. И Соупу ничего не мешало: ни провод наушников, постоянно путающийся под рукой, ни мебель, попадающаяся под ногами, ни присутствие лейтенанта, с упоением наблюдающего за ним. Он кайфовал, и этого было достаточно, чтобы ничего не замечать вокруг. Гоуст не любил музыку. Но ему нравилось, как под неё расслаблялся Джонни.***
По окончании очередной миссии все валились от изнеможения. Кто-то на всю вертушку жаловался, что у него отваливаются руки и ноги от бесконечной беготни и стрельбы. Справа тихо бормотали, как хочется прикурить хороших сигарет. Гоуст и сам адски устал. Мышцы затекли, каждый сустав, казалось, скрипел, как старая ржавая дверь, а в глаза словно насыпали несколько вёдер песка. Снайперам доставалось намного хуже, как считал Райли, но не считали некоторые сослуживцы. Мало кто понимал, насколько сложно бывало лейтенанту, всегда действующему как прикрытие сверху, где-нибудь на пригорке или на крыше самого высокого здания. Не двигаться, не отсвечивать вражеским снайперам, следить за товарищами, чтобы если не провести по более безопасному пути, то хоть прочистить им путь в обе стороны. И находиться всё это время в неподвижном положении, хорошо, если лёжа, а не сидя. Вот она, настоящая проверка на прочность. Рядом такой же измученный сидел Соуп. Тот редкий момент, когда он настолько устал, что молчал и боролся с атакующей его периодически сонливостью. Сейчас он выглядел не как солдат с многолетним стажем, а как мальчишка, наигравшийся на улице. И плевать, что этому мальчишке почти двадцать шесть. Наушник свисал с плеча, наверняка неприятно потираясь об открытую шею, но Джонни упорно не замечал его. Зато замечал лейтенант, постоянно возвращаясь взглядом к открытой шее Мактавиша. Иногда Гоуст жалел, что они скрывают от товарищей свои особые отношения. Потому что сейчас идеально было бы аккуратно заставить Джонни положить голову ему на плечо и слушать, как тот тихонько сопит. Но в вертолёте было слишком много лишних глаз, которые нет-нет да бросали искоса взгляд на лейтенанта. В какой-то момент их «птичку» знатно тряхнуло. Кто-то в хвосте застонал от боли и начал жаловаться, как у него болит задница. Чуть ближе к Гоусту прошипел проклятия Ройс, которому не повезло получить пулю в ногу. И сейчас любое движение вызывало у него град мата. Встряска окончательно взбодрила Джонни. Усталый взгляд прошёлся по всему салону вертолёта и остановился на Саймоне. На удивление лейтенанта, Соуп прикрыл глаза и положил голову тому на плечо, делая вид, что уснул. На какое-то мгновение Гоуст застыл, не сводя глаз с сержанта, а когда осознал, что только что произошло, заозирался. Но никто даже не смотрел в их сторону, многие уже дремали, а некоторые, как и Мактавиш, только делали вид. Саймон пытался. Честно пытался не смотреть на слегка растрёпанные волосы на чужой макушке. Не прислушиваться к дыханию, иногда касающемся небольшой полоски кожи на шее между маской и формой. Не думать о том, как они сейчас выглядят. Но получалось откровенно хреново. Да и как можно вообще не обращать внимания на Джонни, мать его, Мактавиша? — Хватит думать, лейтенант, — тихий голос остановил поток мыслей Саймона. — Мы завершили задание. Мы сделали это. Так расслабься и отдохни эти пару часов. От слов сержанта Райли невольно ухмыльнулся. Они действительно сделали это. Снова прошли сквозь огонь и воду и вернулись живыми. — Да, конечно, — тихо согласился Гоуст. В последний раз оглядев свой отряд, Саймон и сам прикрыл глаза и откинулся назад. Джонни чуть чертыхнулся, но быстро принял удобное положение на чужом плече. Гоуст не любил задания, как это, ведь участвовал в них лишь в роли прикрытия. Но он слишком сильно любил Джонни, а кто, как не он, прикроет его задницу откуда-то сверху?