Я очнулась во сне, озлобленная, заходящее солнце. Я разбила твою ненависть, а ты освободил меня. Летом, в кипящей крови. Гипнос — Челси Вулф Мак Тай Тай: Тебе нравится бриллиант, который я выбрала? Мистер Йи: Бриллиант сам по себе меня не интересует. — Вожделение (реж. Энг Ли) Дэ су О: Пожалуйста. Не говори Мидо. — Олдбой (реж. Пак Чан Ук)
Когда он впервые видит ее, он не замечает призрака — а ведь она одета в белое. Возможно, потому, что он преследовал ее почти месяц и его отвлекло то, что он наконец достиг своей цели. Император не может допустить, чтобы такой могущественный союзник попал в руки повстанцев. Принцессу Лею необходимо заставить подчиниться. Но она умело избегала его, всегда прикрываясь дипломатическим иммунитетом. До этого момента. Теперь она в его руках. Она изливает очередную чушь об Имперском сенате, не понимая, что он уже знает о секретных планах в её руках. Как и не осознает, что ее щеки становятся красными, как кровь, когда она лжет. В её лице читается молодость и неопытность, хотя внутри нее достаточно хитрости и немного храбрости. Из нее вышел бы хороший командир, прекрасный солдат Империи. — Вы пожалеете о сегодняшнем решении, лорд Вейдер, — кипит она, борясь с охранниками. В такой смелой угрозе проявляется наивность королевской особы. Он позволит ей это. Она пристально смотрит на него, изучая черты лица. Она тоже видит его так близко впервые. Глубокие шрамы, легкий след оставленный огнем на коже — все это придавало ему свирепую, тревожащую ауру, даже мужчинам нелегко смотреть на его лицо, каким бы человеческим оно не казалось. Это одна из причин, почему он не скрывает увечий. Принцессе хватает смелости не съежиться, но она недолго выдерживает его взгляд. Что действительно заставляет ее замереть, так это чистый янтарь в его глазах. Не все лорды Ситхов разжигают это до такой степени, как он. — Отведите ее на гауптвахту. Там она обдумает свое собственное решение. Штурмовики утаскивают ее, и, когда ее белое одеяние скользит по полу, он испытывает знакомое ощущение Силы, приветствующей свое подобие. Она, должно быть, чувствительна к Силе. В галактике немало тех, кто обладает крупицей Силы. И он задается вопросом, не важнее ли ее истинная роль в Восстании. Знают ли они о ее потенциале. Он отбрасывает эту мысль в сторону. Теперь она принадлежит ему и Императору, и ее судьба будет решаться здесь.***
Он навещает ее в камере по приказу Императора, но все еще не замечает призрака. Возможно, потому, что большая часть ее лица находится в тени. Ее замысловатые косы распустились, некогда царственные одежды смотрятся на ней почти нелепо. Неспособность поддерживать напыщенность несомненно злит ее. Она не привыкла спать на стали. Лея переводит на него взгляд, сцепляя пальцы, чтобы не казаться запуганной. — Вы зря тратите время, лорд Вейдер. — Я? Это вам предстоит медленно чахнуть, если не подчинитесь. Лея нетерпеливо качает головой. — Если ты отпустишь меня сейчас и позволишь безопасно добраться до моей родной планеты, я, возможно, забуду об этом унижении. — Кто научил тебя таким красивым речам? — Он издевается, но это не звучит как издевка. В его голосе редко звучат правильные интонации. Его голосовые связки были разъедены огнем. — Я, в отличие от вас, лорд Вейдер, знаю имперские законы. — Полагаю, некоторые из них вам незнакомы. — И он подает знак своим охранникам. Они будут пытать ее, но не причинят физического вреда. Если она не сломается, найдется иной способ. Он не может сказать, что ему нравится стоящая перед ним задача, но девушка слишком дерзкая.***
Именно тогда, когда ее планета умирает — разлетается на тысячи ослепляющих звезд, — он начинает медленно замечать призрака. Дерзость ее духа исчезает, и по лицу текут слезы. Видение ее боли, ее страданий свежими и неизменными — вот что вызывает у него толчок воспоминаний, и образ Падме всплывает с такой кропотливой четкостью, накладываясь на черты принцессы, что ему приходится схватиться за рукоятку светового меча — движение, которое, к счастью, скрыто его одеждой. Это его обожаемая жена, это по её лицу текут слезы, когда она говорит ему, что он разбивает ей сердце. Вейдер крепче сжимает световой меч. На мгновение у него возникает ужасное подозрение, что это уловка — что принцесса гораздо более продвинутый пользователь Силы, чем он предполагал, и пытается контролировать его разум. Тем не менее, не существует такого продвинутого пользователя Силы, который мог бы взять над ним верх. Когда Лея закрывает лицо руками и призрак исчезает, он впервые за двадцать лет вздрагивает. И заставляет себя поверить, что это было всего лишь мимолетное видение, проблеск света, пытающийся добраться до него, заставить его почувствовать ответственность. Но это не так. В конце концов, принцесса сама виновата в том, что Альдераан пострадал вместо нее. Лея внезапно поднимает голову, слезы смешиваются с яростью. Она свирепо смотрит на него. — Ты не стоишь и грязи у себя под ногами. Нет, это не мог быть призрак его жены. Она не обладала такой яростью.***
К несчастью для нее, ей удалось сохранить планы внутри дроида R2, что означало: она пошла против Империя, став официальной преступницей, возможно, даже хуже. Единственный допустимый приговор — смертная казнь. Гранд-Мофф Таркин считает, что это нечто большее, чем просто конец «обычной шлюхе». Ей нельзя позволить жить после того, как она совершила государственную измену. Вейдер согласен — на самом деле, он изображает беспечность. Но смерть — это слишком окончательно. Ее наказание должно быть продлено. Она должна увидеть, как ее дорогое сердцу детище развеется пеплом, когда он раздавит Восстание, как жуков. Таркин хмыкает под нос. Ему не хочется противоречить Вейдеру, зная его характер и силу, но он не в восторге от этой идеи. — Мы посоветуемся с Императором.***
Вейдер склоняется перед своим мастером и предлагает альтернативу. Император любит инициативу больше всего на свете. Только джедаи статичны, ничего не делают, позволяют всему идти своим чередом. Путь ситхов — это не тропа, а восхождение. Постоянное движение вверх. Если вселенная бесконечна, ситхи сократят ее пополам своим вознесением. Император склоняет голову. — Я чувствую, что за твоим желанием наказать стоит что-то еще, лорд Вейдер, но я заинтригован твоей дерзостью. Жажда внутри тебя растет, понимаю. Ты хочешь управлять тьмой самостоятельно. Но не думай, что справишься без моих наставлений. В его словах звучит хрупкая нотка, но Вейдер знает силу, стоящую за ней. Он склоняет голову. — Я открытая книга для вашего ока, учитель. Император посмеивается. — Я хорошо тебя обучил. Открытость, в конце концов, ужасная маскировка.***
Принцесса Лея будет жить как пленница лорда Вейдера. Находясь под его полной властью, она не пострадает от других. Только от него.***
Когда он впервые входит в ее сознание, она угрожает ему бластером. Когда ее перевели на его корабль, ей была предоставлена небольшая, но заметная степень свободы. В первую очередь никаких оков. Ее руки больше не связаны. Она по-прежнему содержалась на гауптвахте, но в ее камере была кровать. Она должна была быть благодарна. Он вызвал ее на мостик, чтобы понаблюдать за уничтожением другой базы Повстанцев, но ей удалось за считанные секунды завладеть оружием одного из ее охранников. Она не осознает, что сделала это, используя Силу. Возможно, она и потянулась к бластеру, но он не отстегнулся бы от пояса штурмовика без Силы в ее пальцах. Она не знает об этом факте, в конце концов, ей не хватает знаний. За мгновение до того, как она пытается застрелить его, он поднимает руку и останавливает луч на середине пути. Он проникает в ее разум, заставляя бросить оружие и упасть на колени. Давление, которое он оказывает, небольшое, но достаточное, чтобы с ее губ сорвался стон. Перед его взором проносятся вспышки ее счастливого детства на Альдераане, привилегии быть воспитанной, чтобы стать правительницей, образованной, сытой и любимой. Он посылает ей изображение песка. Заставляет смотреть на широкую, бесконечную пустыню. Вынуждает задыхаться в песке. Лея царапает пальцами пол. Встречается с ним взглядом. Зарождающаяся Сила внутри нее откликается, и пустыня, поглощающая ее разум, мерцает, раскаляется, пока огонь не опаляет песок. Вейдер медленно опускает руку. Лея кашляет и тяжело дышит, мысленно проклиная его имя. У него нет намерения разжигать ее тьму, хотя из нее могла бы получиться хорошая ученица. Он должен противостоять этому искушению. И все же, даже согнувшись, она поднимает голову и вытирает слюну со рта. Это все, на что ты способен? кажется, спрашивает она. Но в ее глазах также стоит страх. Осторожность. Она не произносит этих слов вслух. У нее достаточно здравого смысла. И в этот краткий миг его жена снова поднимается из глубин и оседает в уголке рта девушки. Лея точно так же кривит губы. Вейдер хочет ударить ее по лицу.***
Повстанцы на время ушли в подполье, и в боевых действиях наступило затишье. Дроид R2 еще не найден, но Вейдер чувствует, что это ненадолго. Он решает вернуться на Мустафар. Его дворец восстановлен. Ему нравится жить рядом с огнем, рядом с местом, где его чуть не поглотил огонь. Принцесса приходит в ужас, когда впервые видит пылающий, вязкий красный цвет, потоки серы, бушующие вулканы. И на мгновение поскальзывается, останавливаясь рядом с ним — на этот раз прикованная — на посадочном камбузе. — Как ты можешь здесь жить? Вейдер пристально смотрит на нее. — Скоро ты поймешь сама, принцесса.***
Почему он все еще называет ее «принцессой», можно только догадываться. Она потеряла титул, когда решила предать Империю. На самом деле, произносить этот титул может расцениваться, как проявление нелояльности. Но он не знает, как иначе обращаться к ней, этой капризной девушке, которую смерть подстерегает на каждом шагу. Он наблюдает за ней, как она переступает через расплавленные камни, как наклоняется, чтобы растереть вулканический пепел между пальцами. И снова вспыхивает образ Падме, склонившейся, чтобы сорвать маргаритки на лугах Набу. Возможно, это его собственное безумие, размышляет Вейдер. Возможно, он забрался слишком высоко, и бескрайняя тьма разрушает его чувство реальности. Он видит себя, молодого, бегущего к Падме, поднимающего ее на руки. Маргаритки падают из её пальцев. Он борется с желанием схватить принцессу за руку и утащить ее прочь. Для этого существуют охранники.***
Он продолжает переводить старые свитки ситхов, чтобы занять свой ум. Чувствует, что его пленница — зловещий образ его жены — скрывается в коридорах. Нет смысла держать ее под замком — у нее нет способа сбежать с планеты, охваченной прометеевым огнем. Пускай бродит поблизости. Как препятствие, с которым ему предстоит бороться, чтобы восстановить концентрацию. Его здоровая рука проводит по словам, написанным белыми чернилами. Свитки возможно прочитать, только пустив немного крови. Когда пальцы скользят по символам, на коже образуются маленькие порезы. Он сосет большой палец, слизывая кровь, и его язык, царапающий кожу, вызывает у него дрожь. Что-то шевелится в Силе. Прикосновение всегда было своего рода пыткой. Он хотел бы сказать, что не прикасался к женщине со времен своей жены, но было несколько шлюх — никогда не рабынь — для удовольствий. Способ, которым он обращался с ними, теперь немного пугает его. Тем не менее, это частично правда. Он не прикасался и не чувствовал прикосновений со времен своей жены. Он хочет отрезать себе большой палец.***
Она присоединяется к нему за ужином каждый вечер, одетая в бесформенную робу заключенной. Без косичек. Волосы скромно заколоты на затылке. Тем не менее, когда она наклоняется над тарелкой и прядь волос выбивается у нее из уха, он почти испытывает желание наказать ее. — Не могу поверить, что говорю это, — однажды вечером она нарушает молчание, — но я почти скучаю по тому, как ты уничтожаешь планеты. Все лучше, чем томиться в этом месте. — Сейчас в твоем участии нет необходимости, принцесса. Ее плечи напрягаются. Они сидят на противоположных концах стола, но он слышит, как у нее перехватывает дыхание. — Не называй меня так. — Тебе не нравится, когда тебе напоминают о прошлом? Она усмехается, пряча боль за сардонической улыбкой. — Я беспокоюсь о будущем, лорд Вейдер.***
Он отправляется на короткую миссию в соседнюю звездную систему. Принцесса остается на Мустафаре под усиленной охраной, но, как ни странно, он не беспокоится. Напротив испытывает облегчение, оставляя ее позади. Хоть она и ненавидит его, но свою тюрьму она ненавидит еще больше. После его неохотного возвращения она встречает его почти с женским неудовольствием. — Почему вы так долго, лорд Вейдер? Ожидание оказалось столь долгим, что я начала надеяться, что вы умерли. Он наказывает ее за это, входя в ее разум, но он поражен, обнаружив, что она действительно ждала его возвращения, желая его не ради его компании, а потому, что без него Мустафар — чистая бездна.***
Он докладывает Императору о своем прогрессе со свитками ситхов, его учитель слушает молча. Однако прямо перед тем, как его голограмма исчезает, повелитель тихо говорит: — Что-то приближается, лорд Вейдер. Новый импульс Силы. Ты чувствуешь это?***
Той ночью он не спит. Он продолжает думать о словах Императора. Новый импульс — Лея? Почувствовал ли Император ее скрытую силу? Он встает с постели, где отдыхать всегда непросто из-за его шрамов, и выходит на балкон, где его встречает ледяной ветер и ядовитое тепло от пучины огня. Хватаясь за железные перила, он осознает, что мысленно назвал ее Леей, и это оказалось довольно легко.***
Иногда его разум принимает параноидальный оборот и он задается вопросом, не поставил ли Император эту девушку на его пути, чтобы испытать его. Ты все еще любишь свою жену? Ты все еще цепляешься за память о ней? Возможно, окончательное испытание еще не наступило.***
Однажды вечером его жена вальсирует на ужине. Безумие наконец восторжествовало, ибо нет сомнений: это она. Падме с важным видом входит в столовую, одетая в черно-багряное платье, покрой и форма которого ему знакомы настолько, что он едва не давится едой. Это одно из ее сенаторских платьев. Строгое, но со смелым наклоном на плечах. Он хочет подойти к ней, но боится, что одно неверное движение заставит ее исчезнуть. Она всего лишь злая мечта. И он заставляет свой разум стереть прошлое. — Я надеюсь, вы не обидитесь, лорд Вейдер, — возвращается Лея. — Я взяла на себя смелость самой найти одежду, поскольку ваши предложения даже одеждой не назовешь. — Ты взяла на себя смелость, — повторяет он обжигающим монотонным голосом, наблюдая, как она грациозно садится на свое место. Он мог бы свернуть ей шею. — Верно. Я нашла старый заплесневелый гардероб. Внутри пропадало много красивой одежды. Полагаю, они принадлежали вашей бывшей пленнице. Вы бросили ее в огонь? — Хватит. Его тон такой резкий, что ее рука замирает на бокале. Вейдер поднимается со стула, намереваясь покинуть комнату. Но, проходя мимо нее, он задерживается на мгновение — всего на долю вздоха — и его рука в перчатке касается спинки ее стула.***
Почему он не сжег платья? Зачем хранит их здесь, как испорченное приданое, всегда напоминающее о его позоре?***
Проходят месяцы заточения, когда она, наконец, сдается. Она стучит в дверь его кабинета. Охранник открывает ей дверь. Вейдер отрывает взгляд от свитков. — Тебя что-то побеспокоит, принцесса? — Он растягивает слова, его янтарные глаза изучают ее. Она закутана в толстую мантию, черную как ночь, непроницаемую. — Я хотел бы поговорить с вами, если вы не возражаете. Он вооружается, ставит щиты на своей совести — но затем сбрасывает их. Он не позволит таким, как она, запугать себя. Кивает. Охранник закрывает дверь. Лея переводит взгляд на окно, где река лавы, подобно языку дракона, струится по черным камням. Резко вдыхает. Вейдер чувствует ее страх. Отчаяние. Трепет. Возможно, она готова дать ему что-то, какую-то информацию в обмен на свободу. — Это… Быть может, это то, чего ты хочешь, — запинаясь, говорит она, развязывая мантию и позволяя её упасть с плеч. О, жестокая сирена! Черное платье мало что прикрывает, но в то же время так плотно облегает стан, что каждая часть ее тела манит его. Он помнит платье, как можно не помнить, когда это была ночь, когда Падме едва не поддалась его искушению на Набу? Как же забавно разворачивается история. Когда-то давно это он умолял Падме о близости, умолял освободить его, а теперь он убегает от такой мольбы. И все же это другая история. Принцесса хитра. Она надеется соблазнить его. Снискать расположение. Она опустится низко, намного ниже, чем его жена, чтобы достичь своих целей, и впервые он чувствует эротическое притяжение Темной Стороны, возможность того, что она может опуститься еще ниже, а он будет рядом, чтобы поймать ее. И было бы не так уж неправильно обращаться с ней как со шлюхой? Жалкий самообман. Она никогда не будет просто расходным материалом, не тогда, когда на ней скелет его жены, не тогда, когда над ней реют птицы тьмы. — Может быть, ты одинок, — говорит она в своей дерзкой манере, призывая дьявола проявить заботу. Здесь она полностью отличается от его жены. Ее речь — полукровка, странное сочетание молодости и мальчишеского рвения. И все же это заставляет задуматься — что она скажет дальше? — Может быть, ты хотел бы подчинить меня, — продолжает она, понимающе пожимая плечами, несмотря на то, что сердце бешено колотится в груди. — Если ты получаешь удовольствие именно так. Вейдер наблюдает, как она делает шаг вперед. — Тогда возьми меня, — говорит она, и дьяволу все равно, потому что ее голос немного срывается. Вейдер ходит вокруг стола, руки сложены за спиной, пальцы сжаты в кулаки. — Как бы ты хотела, чтобы я взял тебя? — Он подразумевает это как сарказм, но, как всегда, его подача слишком резкая. — Желательно в темноте, — говорит Лея, не теряя ни секунды. Он кружит вокруг нее на расстоянии. — Я мог бы заставить тебя забыть все. Принцесса вздергивает подбородок. — Нет уж, я бы предпочла помнить. — Ты бы предпочла помнить, как я ломаю тебя? — хрипло произносит он, его рука скользит по обнаженной спине, но так и не прикасается. У Леи перехватывает дыхание, но она не оборачивается. — Да. Он преподаст ей урок смирения, если она так этого жаждет. Он отходит от нее, пододвигает кресло к окну и садится. — Тогда иди ко мне. Убеди меня сломать тебя. Лея стоит перед ним, нервно сцепив пальцы. Стискивает челюсти. — Это подлый трюк. Вейдер наклоняет голову. — Ничего такого, что бы ты не смогла пережить, принцесса. Она бросает на него мрачный взгляд, споря сама с собой. И через несколько мгновений принимает решение. Она не будет тянуть время, не будет продлевать момент. Вместо этого Лея подходит к нему без тени лукавства и осторожно опускается к нему на колени. Как ребенок на колени своего отца. Вейдер кладет руку на подлокотник кресла. — Что теперь ты будешь делать? Лея тяжело дышит. Контакт обжигает, даже через одежду. — Я могла бы попытаться причинить тебе вред, но ты остановишь меня прежде, чем у меня появится возможность. Вейдер почти улыбается — момент настолько редкий, что она сама почти улыбается. Как будто они обмениваются шуткой. Она никогда не видела его так близко. Его лицо, хотя и крещенное огнем, все еще неотразимо. Красив, как красивы безумцы в пустыне, умерщвляющие свое тело. Ее пальцы слегка дрожат, когда она тянется к его лицу. Он хватает ее за запястье. — Нет. — Хорошо. Но она протягивает другую руку, прежде чем он останавливает ее — ее Сила против его Силы — и она касается его челюсти, чувствуя подписи — расплавленные реки огня. Прикосновение обжигает его, как огонь. Внезапно Вейдер душит ее. Почти против своей воли. Он боится ее. Лея ахает, прижимает пальцы к горлу и слегка покачивается у него на коленях. Он ловит ее, когда она падает. Его руки обхватывают ее талию, металлические пальцы впиваются в позвоночник. Она медленно восстанавливает дыхание, повиснув в его объятиях. — Я ненавижу тебя, — хрипит она, выдыхая слова ему в грудь. — Но я возненавижу тебя еще больше, если ты не будешь играть свою роль. Мне нужно, чтобы ты был Вейдером, ее мысли переплетаются с его. Сила, преодолевающая пропасть. Он хватается за ткань ее платья, платья его жены, и металлическими пальцами делает разрыв на спине, притягивая ее к себе. Запускает другую руку в косу — простую и пышную, совсем не похожую на ее прошлые прически, — и настойчиво дергает. Когда их губы сталкиваются, в несовершенной симметрии, его шрамы проникают ей в рот. Лея приоткрывает губы, и его язык наполняет её тьмой. Она храбро отвечает на поцелуй, не желая уступать. Хочет, чтобы это был ее выбор, даже если она ничего не решает. Между их губ воздуху едва хватает места. Это хуже, чем удушье, думает она, у нее кружится голова, по венам пробегают молнии. Внезапно возникает кошмарная мысль, что он будет целовать ее до тех пор, пока она не умрет, и это возбуждает ее, и одновременно приводит в ужас. Лея думает о своих родителях — мертвых и непогребенных — слезах матери, о том, как ужаснулся бы отец, узнав, что она добровольно вошла в эту клетку. Ее руки осторожно исследуют его шрамы, и он закрывает глаза. Лея представляет, как кинжал размазывает красную пену по его горлу, и ее большой палец проводит по рельефному ожогу на шее. — Ты… — и она смотрит в окно его спальни, — это случилось там? На тех адских скалах? Вейдер не отвечает. Он не хочет думать о боли. Слишком сильно скучал по прикосновениям своей возлюбленной, пускай она и незнакомка. Комната кружится, когда он бросает ее на кровать. Он не нежен, но и не бессердечен. Он хочет отомстить своей жене за то, что она бросила его. — Ты можешь по крайней мере сделать это быстро? — спрашивает она кротким голосом впервые на его памяти. Вейдер возвышается над ней. — Нет. Ты не ведаешь, что творишь. Лея думает, что он передумал. Она хочет соскользнуть с простыней, но он прижимает ее обратно. — Но это не значит, что я не покажу тебе. Император одобрил бы такой жестокий поступок. Лишить девушку невинности. Падме стонет, и Лея стонет вместе с ней. Они вдвоем сплелись, их кожа светится. Его пальцы возвращаются к знакомым очертаниям тела его жены, и он позволяет Силе подчинить ее себе. Лея откидывает голову на подушку, и Падме вскрикивает. Он проводит языком по темным волосам, одного и того же оттенка, всегда одного и того же оттенка. Когда они обе готовы, Вейдер устраивается между их бедер. Падме хочет окутать его теплом, Лея хочет схватить его, заманить в ловушку, истощить. Тьма охватывает их. Восхождения больше нет. Ситх достиг своей вершины. Он проникает в них постепенно, накладывая один образ на другой. Но женщины становятся различимее, когда Лея тихо стонет «Вейдер». То, чего его жена никогда бы не произнесла. Он хотел бы сказать ей, как его называть. Падме исчезает в удушливом тумане, и он смотрит вниз на ее возрожденный дух, женщину, несовершенную, но более сильную, чем его жена, которая могла бы продвинуть его дальше в качестве Вейдера. — Просто…пожалуйста… будь…во…мне, — хрипит она после того, как он достаточно подразнил ее вход. Внутри нее — боги, внутри нее — ярость и бальзам, когти и шелк, движение планет. Он движется в ней и преобразует мир. Он берет в рот темную грудь, и принцесса выгибается ему навстречу, умоляя его нет, не заставляй меня — не надо — боже – Не заставляй меня следовать за тобой, — пытается выразить она, но ее разум поглощен волнами бесконечной ночи. Для этого слишком поздно, отвечает он, впиваясь зубами в ее плоть, прижимая ее бедра к себе и зажигая спичку. Когда он входит в нее и его семя течет между ее бедер, она испытывает чувство завершенности, почти как будто она трахнула саму себя. Он очищает ее языком, пока от него не остается и следа, и все же он повсюду. Падме не нравилось, когда к ней слишком интимно прикасались металлической рукой. Лее нужно, чтобы холодные металлические пальцы были у нее на горле, и чтобы они были внутри нее. Она сосет фаланги пальцев, выпивая собственное семя.***
Утром туман красного цвета. За окном идет дождь из пепла и града. Лея стоит на четвереньках на кровати и смотрит на него через плечо. «Я не могу думать об этом, я не могу думать об этом — пожалуйста». Возможность забыться — это все, что имеет значение на этой несчастной планете. Он берет ее сзади, трахает без всякой грации ночи. При дневном свете она видит муки его тела, не сводит с него глаз, пока он заставляет ее кричать. Джедаи должны быть целомудренными. Ситхи должны воплощать страсть. Они должны олицетворять само понятие. Он не может остановиться. — Не… не останавливайся, — убеждает она его, потому что понимает.***
— Я сгорел здесь, — признается он в конце концов. — Я сражался со старым мастером и потерпел неудачу. — Где он сейчас? — спрашивает Лея, стоя на краю балкона и глядя на его профиль. — Он все еще жив. Иногда я чувствую его. И все же я не хочу идти к нему. Он должен прийти ко мне. Лея плотнее запахивает мантию. — Может, больше не устраивать стычек на этой планете. И она почти падает на раскаленные камни внизу, когда Вейдер разражается резким смехом. Она заставила его рассмеяться. Она не думала, что это возможно. Янтарь в его глазах превратился в темно-оранжевый. Когда он проникает в ее сознание той ночью и разливает тьму, он шепчет ей в горло: ты могла бы мне помочь. И она знает — знает — он не имеет в виду искупление. Не имеет в виду, что она могла бы стать его светом. Напротив, она могла бы поднять его на новые высоты зла, и она ненавидит себя за это.***
Император предупреждал его, но он не внял. Что-то грядет, лорд Вейдер. Новый импульс Силы. Ты чувствуешь это?***
Это смелая миссия — приземлиться на планете огня и лавы и спасти принцессу из лап ее похитителя, именно поэтому Люк Скайуокер с головой бросается в эту задачу. Оби-Ван говорит ему держаться позади него. Это его битва. Он встретится с Вейдером. Раз и навсегда. Люк обещает, что не подвергнет себя опасности, и он такой невинный, что даже не лжет. Вейдер стоит на возвышении перед своим дворцом, ожидая его, но он не один. Оби-Ван останавливается как вкопанный. Открывает рот. Лея одета в пурпурно-зеленое платье, которое когда-то принадлежало Падме. Оно оставляет ее шею обнаженной, и старый мастер видит следы зубов и украденных объятий. Оби-Ван, произносит она одними губами, узнавая его, но ее шок не успевает проявиться. Вейдер собственнически обнимает Лею за талию, притягивая ближе, и все становится на свои места. — Ты пришел положить всему конец, старик? — Энакин кричит искаженным голосом, Оби-Ван не узнает его. Он игнорирует насмешку своего ученика. Он забывает о драке. И падает на расплавленные камни перед своим падаваном. Энакин хмурится. — Встань, старик… Но Оби-Ван не может. Он зажимает рот рукой, откуда вырывается вопль, ужасный, скорбный вопль. — Нет, Энакин, что ты натворил…***
Люк Скайуокер соскальзывает со скал и бросается к Оби-Вану. Он видит, как световой меч прочерчивает в воздухе широкую дугу. — Нет! Он бежит, бежит и молится, чтобы его друг все еще был жив, чтобы он мог взять оружие и отомстить за него, если необходимо… Но Оби-Ван не мертв. Его серая мантия пропитана запекшейся кровью. Он стоит над темным телом, слезы текут по его щекам. С точки зрения Люка, это выглядит так, будто человек — Вейдер — пронзил себя собственным мечом. Люка тошнит, его рвет съестным. На платформе принцесса кричит и царапает себе лицо.***
Прежде чем вонзить в себя саблю, он смотрит на нее, и в его янтарных глазах она видит, что он все еще любит ее за рамки кровных уз, и именно поэтому он должен умереть. Он никогда не сможет остановиться.***
Позже ей дают успокоительное. Она спит и видит его — злой сон. Она останавливает его прямо перед тем, как он вонзает световой меч в себя. Удерживает запястье. У нее есть Сила — его Сила — заставить его подчиниться. Сила течет через нее, как через новорожденного. Она берет меч и вонзает острие в грудь Оби-Вана. Затем она берет Вейдера за стальные пальцы и ведет его обратно во дворец. Люк рядом с ней, когда она просыпается, и он говорит ей, что все будет в порядке, что теперь она в безопасности, что о ней позаботятся. Он сжимает ее руку. Нет, она никогда не будет в безопасности, думает она. Не в собственном теле.***
Повстанцы поддерживают её, поскольку верят, что она была истинным виновником смерти Вейдера. В конце концов, именно она вложила сообщение для Оби-Вана внутрь дроида. Она все организовала. Они не знают правду, они никогда не должны… Но борьба покинула ее. Она сидит, строит планы и предлагает скудные слова утешения тем, кто все еще сражается, и все это время она где-то в другом месте. Прижимает ладони к животу и ждет последнего дня, прежде чем сможет сделать аборт. Даже от мерзости трудно избавиться. Если бы она родила его, у него были бы ее темные волосы и тревожащая красота его отца. Она назвала бы его Беном в честь человека, который все это раскрыл.***
Была ночь, когда она спала рядом с ним, бормоча во сне о том, что ей нужно пойти домой и повидать отца, поскольку он, должно быть, ужасно волнуется. Энакин повернулся к ней и провел костяшками пальцев по ее щеке. — Скажи это, — прошептал он. — Произнеси мое имя, только один раз. Один раз. Но ни его жена, ни Лея так и не ответили.