***
Гермиона всегда любила весну. Она была ее временем года, так всегда говорила мама. В апреле, когда солнце начинало уже по-настоящему греть, она забирала маленькую Гермиону из школы и они вместе шли вдоль пруда, возвращаясь домой самым длинным путем из возможных, чтобы вдоволь насладиться прогулкой. Разговаривали обо всем, ели мороженое, кормили уток… С тех пор много воды утекло. Когда она чуть подросла, весна начала в первую очередь ассоциироваться с экзаменами, еще чуть позже — с войной. Еще несколько лет после битвы за Хогвартс Гермиона не могла наслаждаться некогда любимым временем года, не ощущая сквозь аромат сирени горький запах гари, крови и смерти. Но в какой-то момент ушло и это. Не то чтобы она забыла о страшном мае девяносто восьмого, конечно нет, о таком не забывается. Просто с возрастом появляются новые воспоминания, они окутывают, словно снежный ком, и уже сирень снова перекрывает своим запахом нотки ужаса, все еще витающие где-то там. Как ни странно, человеком, заставившим ее снова полюбить весну, стал Северус Снейп. По какому-то непонятному стечению обстоятельств все самое важное между ними происходило именно весной. — Это мой стол, мисс Грейнджер, — сказал он дождливым мартовским днем, когда юная Гермиона, закончив магический университет, только устроилась на работу в Министерство, где он на тот момент уже несколько лет как заведовал отделом зельеварения. — На нем нет подписи, — пожала она плечом и ни сделала никакой попытки сдвинуться с места, продолжив есть свой салат. Снейп нахмурился, но ничего не сказал. Красноречиво на нее зыркнув, он уселся в паре метров от Гермионы, достал свой обед и раскрыл последний выпуск «Практики зельеварения». С тех пор их места не менялись. Каждый день они оказывались вдвоем за этим столом, а Северус всегда выбирал стул на другом конце стола, чтобы было очевидно, что они если и обедают рядом, то никак не вместе. Так продолжалось целый месяц, пока «Трансфигурация сегодня» не выпустила статью столь абсурдную, что раскритиковать ее требовалась прямо сейчас, за обедом, не дожидаясь возвращения в офис. Тогда Гермионе и Северусу пришлось воспользоваться для этой праведной цели своими соседями по обеденному столу. Познания друг друга в чарах очень удовлетворили обоих, когда они, потратив на обед куда больше положенного часа, все же решили вернутся к работе. Так это стало их маленькой традицией. Благо, ученые, публиковавшиеся там, давали пищу для обсуждений и критики куда чаще, чем следовало бы уважающему себя научному изданию. Впоследствии Северус направил в редакцию «Трансфигурации сегодня» букет цветов, пометив в записке, что несмотря на то, что их научный редактор совершенно некомпетентен, он все же выражает ему благодарность, потому что только абсолютное невежество этого человека помогло найти ему любовь всей его жизни, буквально находящуюся у него под носом. — Гермиона, не хотите как-нибудь поужинать? — спросил он одним теплым майским деньком, когда их традиционный обед подошел к концу. Его голос звучал нарочито спокойно, но именно за этой наигранной невозмутимостью Гермиона и почувствовала его нервозность. Поняв, что она его раскусила, Северус тут же засуетился. — Я просто решил, что мы можем продолжить наше обсуждение вечером, я еще не закончил убеждать вас, что вы не правы, а дальше нас ждут длинные выходные, но, впрочем, как хотите, если у вас есть планы, это вполне можно отложить до понедельника… — Я с удовольствием, — перебила его Гермиона и мягко улыбнулась. Ответом ей послужила его слабая улыбка облегчения. — Это свидание. — Это был не вопрос, а утверждение: если Северус решился ее пригласить, она вполне могла взять на себя роль прояснения потенциальных недопониманий. Его улыбка стала шире. — И это я не закончила убеждать вас, что не правы вы. — Он усмехнулся.***
— Говорите тише, — услышала она сквозь сон приглушенный голос. — Чтобы случайно ее не разбудить? — ответил ему слишком знакомый баритон. — Если я не ошибаюсь, именно для этого эффекта вы меня и вызвали. — У нее просто глюки… Это же не может быть он? — Если бы ее можно было разбудить, накричав на нее, я бы сам справился. — А это Гарри, конечно, это Гарри. — Я бы на вашем месте не был бы столь уверен в своих способностях, — снова он, снова его сарказм, нет, его не должно быть здесь, она бредит… И Гермиона снова провалилась в сон.***
Май подходил к концу, и лето стучалось в дверь, паля уже совсем не весенним солнцем. Сегодня был год с их первого свидания, а точнее, год и две с половиной недели — но кто считает. Изначально они хотели праздновать годовщину от их первого совместного обеда — но там Гермиона была в командировке во Франции и пришлось переносить празднование на неопределенный срок. Дальше они решили, что год нужно отсчитывать с их первого обеденного спора, но конец налогового года подкрался слишком незаметно, и со всеми этими отчетами годовщина осталась далеко позади. В начале мая они все же решили отпраздновать, но на этот раз годовщину первого свидания, и Северус даже заказал столик, пока ему срочно не потребовалось лететь в Рио на конференцию, чтобы заменить своего недотепу коллегу, умудрившегося отравиться парами от зелий за два дня до своего выступления. И вот сейчас у них наконец выпал свободный день. День, когда у них совпал выходной. Погода была хорошая, а тратить половину выходного на наведение марафета желания не было, поэтому все годовщины разом они пошли праздновать в саду у озера, недалеко от их дома, который они сняли еще осенью, когда приняли решение съехаться. Гермиона разложила плед, сделала бутерброды, и они долго сидели там, часами разговаривая обо всем и ни о чем. — Ты не понимаешь! — восклицал Северус. — Поперек! Этот оболтус стал резать его поперек! Это же нарушает всю систему кровообращения, так порезанный слизняк может только землю удобрять! А это же редчайший экземпляр! Редчайший! Если бы я его не остановил, мы бы вылетели на тысячи галлеонов, а потом еще месяц ждали бы доставки! Как я могу на них положиться хоть в чем-нибудь?! Он размахивал руками, его глаза горели. Он привстал и чуть ли не кричал, пытаясь доказать абсурдность действий своих аспирантов. Гермиона смотрела на него не отрывая взгляда, и ее лицо расплывалось в широчайшей улыбке. Мерлин, он был замечательным. — Ты чего? — вдруг спросил он, отвлекаясь от своего рассказа и наконец смотря на Гермиону, глупо пялящуюся на него уже несколько минут. — Я люблю тебя, — просто ответила она. Простая мысль, которая пришла ей в голову только сейчас и тут же вырвалась вслух. Ведь так и было. Только Северус мог пятнадцать минут размахивать руками и чуть ли не до потери пульса спорить из-за способа нарезки слизняков. И это было одной из тысяч причин, за что она его любила. Она любила, как он обнимал ее во сне и как засиживался допоздна по работе. Как много читал и как любил кофе. Как становился совершенно непереносимым, когда у него болел шрам на шее, и как он готов был убить любого, кто хотя бы волос на голове Гермионы тронет. Она любила его всего, безоговорочно и безапелляционно. Как выяснилось, это тираду она произнесла вслух, и сейчас Северус смотрел на нее, полностью потеряв дар речи, то открывая, то закрывая рот, словно рыба, выброшенная на сушу. Наконец совладав с собой, он закрыл рот, притянул Гермиону к себе на колени и зарылся носом в ее кудри. — Я тебя тоже, — спустя долгие минуты прошептал он еле слышно, но Гермиона его услышала. Она умела его слышать и слушать — это была одна из тысяч причин, по которым он любил ее. Так они и сидели, пока не начало темнеть.***
Когда Гермиона очнулась, ей в лицо ударил яркий солнечный свет, и она поморщилась, отворачиваясь от окна. — Вы очнулись! — С кресла на другом конце палаты к ней тут же подскочил Деннис Криви. Они работали вместе уже больше десяти лет, с самого его выпуска. Этот парнишка прошел с ней всю дорогу до выборов, начиная с того маленького кабинета в отделе по защите магических существ, где он стал ее интерном, и заканчивая тем, что сейчас был ее правой рукой в предвыборной кампании. — Да, я в порядке, — слабо улыбнулась Гермиона, предпринимая безуспешную попытку чуть приподняться — наверное, все-таки не настолько в порядке, как ей хотелось бы. Деннис тут же подбежал к ей, поднимая подушку и помогая занять полусидячее положение. — Что произошло? — Подождите, я позову врача, — сказал он и испарился из палаты, не давая её ослабленному организму даже возможности остановить его. Гермионе такое его поведение очень не понравилось. Она слишком хорошо знала Денниса. Если бы там были хорошие новости, он бы точно порывался докладывать их самостоятельно. Мысли отчаянно отказывались складываться в логическую цепочку, голова раскалывалась. Гермиона откинулась на спину, медленно вспоминая, что было. Она выступала с речью, а потом все… Черт, она же свалилась прямо на стадионе, наверное, сейчас она тема номер один во всей магической Британии. Через минуту в палату быстрым шагом вошла небольшая процессия, состоящая из незнакомого ей врача, Гарри и его… Ей не приснился его голос. Северус Снейп собственной персоной стоял в ее палате. Он смотрел исподлобья, будто специально избегая ее взгляда и словно прячась за доктором в белом халате, но Гермиона просто физически была не в состоянии отвести от него взгляд. Пять лет. Она не видела его пять лет. — Мисс Грейнджер, — прокашлялся доктор, и Гермиона наконец перевела взгляд на старичка в круглых очках, — для меня большая честь лечить вас. — Спасибо, Доктор?.. — дежурно улыбнулась Гермиона. — Доктор Ричардс, — ответил он и протянул ей руку, которую Гермиона попыталась пожать, но смогла лишь приподнять свою на пару сантиметров и почувствовала в ней такую тяжесть, что снова уронила ее на кровать. — Да, — доктор чуть замялся и смущенно опустил руку, — простите. Вы потеряли сознание из-за сильного отравления. Мы взяли анализы, но пока не можем определить природу яда, поэтому не смогли ввести вам необходимый антидот. Гермиона на мгновение замерла, пытаясь уложить в голове полученную информацию. Отравление? Кто мог ее отравить? Сейчас? Буквально накануне выборов? Кому это было выгодно — конкурентам? Деррек Перегрин никогда б не опустился так низко, да и преимущество у нее было не такое уж большое по прогнозам, они шли вровень. Голова раскалывалась, и складывать частички пазла было все сложнее. — Мы уже начали расследование, — сказал Гарри тихо, выводя ее из раздумий. — Мы найдем, кто за этим стоит. Я позвал Снейпа, чтобы он нашел антидот, ты знаешь, что если кто и может это сделать, так это он. Она медленно кивнула, пытаясь усмирить охватившую её волну паники. — Вы на восстанавливающих зельях, мисс Грейнджер, — сказал Доктор Ричардс. — Мистер Снейп полностью взял под контроль ваше лечение, вам очень повезло! — улыбнулся добродушный доктор. — Этот человек — лучший в этой области. — Он так старался продать ей Снейпа, будто она не знала, кто он. Будто она не прожила с ним четыре года в одном доме — хотя последнего врач Святого Мунго знать никак не мог. Он что-то еще говорил, но Гермиона его не слушала, не отрывая взгляда от Северуса. — Восстанавливающие зелья будут поддерживать вас в сознании, но их действие будет постепенно спадать, я буду давать вам новые дозы все чаще, но через двое суток у вас выработается полный иммунитет, и они перестанут помогать. — Снейп впервые подал голос, и Гермиона распахнула глаза, несмотря на боль. Доктор Ричардс, судя по всему, вышел, оставив ее на попечение Северуса, Гарри и Денниса. Северус говорил тихо, размеренно, он не смотрел на нее, наоборот будто специально развернулся к окну и внимательно рассматривал синицу, сидящую на свисающей ветке. Та так же внимательно рассматривала его в ответ. — Мисс Грейнджер? Серьезно? Ты будто решил, что я снова стала твоей ученицей, — фыркнула Гермиона. Почему-то ее зацепило именно это, информация о том, что вообще-то жить ей осталось меньше сорока восьми часов, доходила чуть медленнее. Он все так же смотрел в окно, но ей показалось, что в стекле она поймала его взгляд. Она так давно мечтала с ним снова встретиться. Рассказать все, что она о нем думает. Ох, сколько раз она репетировала перед зеркалом всё, что ему скажет! И вот они встретились. Только она в полумертвом состоянии, а он даже не смотрит на нее. Не о такой встречи с бывшим мечтает каждая девушка. — У меня сорок восемь часов, чтобы спасти вам жизнь, — снова заговорил Снейп, проигнорировав ее комментарий. — Постарайтесь не усложнять мне эту задачу и не вляпывайтесь в новые проблемы. Сорок восемь часов… Если политическая карьера ее чему и научила, так это умению принимать решения в стрессовых ситуациях. Голова болела, дышать было трудно, и каждый вздох, казалось, давался с огромным усилием, ко рту опять подступила тошнота, но она знала, что делать дальше. — Деннис? — Гермиона наконец обратилась к помощнику, и тот тут же с готовностью подскочил к ее кровати. — Да, мэм? — Каков прогноз? — Деннис кинул боязливый взгляд на Гарри и Северуса. Видно, те проинструктировали его не лезть к ней с работой, пока они не найдут противоядие. Гарри остался невозмутимым, а Северус фыркнул и недовольно повел плечом, но ничего не сказал, продолжая наблюдать за птицей за окном — что он увидел в ней? — По последним прогнозам, мы потеряли пять пунктов после… инцидента на стадионе, — чуть замявшись, ответил Деннис, а потом продолжил, явно осмелев под пристальным взглядом Гермионы: — Но, по расчётам наших аналитиков, если вы покажетесь прессе в самое ближайшее время, мы отыграем не меньше семи пунктов, не только вернем тех, кто ушел, но и привлечем новых. Люди любят выживших, — дополнил он, чуть покачав головой. — Деннис! — оборвал его Гарри. — Ей нужно лечиться, нужно понять, что происходит, будут следующие выборы… — Нет, только эти, — отрезала Гермиона, не дав Гарри закончить, и снова повернулась к помощнику. — Деннис, не слушай его. Организуй мне интервью в «Ежедневном пророке» и как можно скорее. — Здесь? — спокойно уточнил он. — У входа в больницу, — сказала Гермиона, секунду поразмыслив. — Они должны видеть, что травма была серьезная, но и убедиться, что со мной все хорошо. Мы сможем это устроить? — Последний вопрос она задала Северусу, пытаясь поймать его взгляд в отражении стекла. — Исключено, — отрезал Северус и наконец развернулся, врезаясь в нее взглядом. — Никаких интервью. — Это не вам решать. — Мне, если ваша жизнь зависит от моих действий в ближайшие часы, — произнес он с ледяным спокойствием. Гермиона знала, что ведет себя как ребенок, знала, что играет с огнем. Но ей так хотелось вывести его на эмоции, увидеть на его лице хоть что-то за этой отвратительной маской, которую он надел, выйдя из их дома пять лет назад, и которую так и не снял до сих пор. — Если память мне не изменяет, в последний раз, когда мы виделись, ты сказал, чтобы я сама принимала все решения о себе. Гарри закатил глаза, а Деннис непонимающе переводил взгляд между ними, явно чувствуя, что пропустил какую-то главу в разворачивающейся на его глазах истории. Гермиона почувствовала, как внезапно в комнате стало напряженно, словно воздух сгустился, и дышать стало еще сложнее. Северус медленно подошел к ее кровати, каждый его шаг отмерял тишину, витавшую между ними. — Твоя готовность положить все на карту, не задумываясь о последствиях, это безрассудство, — прошипел он, наконец забывая о напускной формальности. Вот она и вывела его на эмоции, о да, он просто кипел ими. На лице играли желваки. Кто угодно бы испугался этого взгляда, но Гермиона почувствовала торжество, она до сих пор хорошо его знала. Возможно, даже слишком хорошо. — Ты что, не видишь, к чему это привело? Твой максимализм может и был милым лет в пятнадцать, но не повзрослеть к тридцати — это уже диагноз. Гермиона со злостью сжала простыни. Да как он смеет! — Ты же не хочешь сказать, что мое отравление — это моя вина? — Не передергивай! Я хочу сказать, что ты ведешь себя совершенно безрассудно, — прошипел он тихо, что, скорее всего, никто из стоящих в комнате больше его не слышал. — Тебя чуть не убили! Конечно, ты не виновата в покушении на себя, но если тебя убьют, то какая к черту разница, кто в этом виноват?! Нельзя пренебрегать своей безопасностью, почему же ты этого не понимаешь? — Моя работа важнее любого риска, — отрезала Гермиона. — Так было всегда, а ты так этого и не понял. Северус смотрел на нее, не отрываясь и не моргая, так, как умел только он. — Ты игнорируешь очевидное, Гермиона, и это погубит тебя. Может, на этот раз я смогу спасти тебя, а может, и нет. Но почему ты настолько уверена, что кто-нибудь не швырнет в тебя Авадой у входа в больницу? Или чем-то не столь страшным, учитывая твое состояние, ты можешь и Экспелиармуса не выдержать. — Он перевел дыхание, все еще буравя ее своими черными бездонными глазами. Они смотрели друг на друга, и в его глазах Гермиона видела все то, что видела и пять лет назад — заботу, поддержку, острое желание защитить от всех вокруг. Один взгляд, и ее прошибло четкое осознание, что он скучал по ней не меньше, чем она по нему. Она уже приготовилась выдать мощную тираду, чтобы оспорить его слова, объяснить, как важно то, что она делает, но ее остановил тихий голос Снейпа: — Я не могу тебе ничего запрещать, и если ты выйдешь туда, я дам тебе нужный тоник, чтобы ты продержалась это интервью, но ты должна понимать риск, на который идешь. Гермиона встретила его взгляд — чего-чего, а вот этого она от него точно не ожидала. Она слишком хорошо его знала. И знала, каких трудов ему, должно быть, стоила эта фраза. Пять лет назад он бы не сказал ей этого — поставил бы ультиматум, запер бы в больнице и держал бы, пока не вылечит. И она безумно ценила то, что он все-таки смог перебороть себя и дать ей самой делать выбор. — Спасибо тебе, Северус. Для меня это много значит, правда, но выбор я сделала, прости. — Ее голос был спокоен, но тверд. — Сейчас на кону слишком многое, чтобы я могла сдаться. Северус нахмурился, но молча кивнул и отошел от ее койки. Гарри, не подавший ни слова во время их перепалки, вздохнул, но спорить не стал и лишь грустно смотрел на нее. — Может, хочешь кофе? — спросил он спустя пару минут. — Да, пожалуйста, — улыбнулась Гермиона. — Нет, — строго отрезал Снейп, снова отворачиваясь к окну. — Почему это? — удивилась она, переводя на него взгляд. Он что, решил, что хватит с него сегодня добродетельности и надо запретить ей хоть что-то, пусть это и будет кофе, если с речью не вышло? — Если бы вы внимательнее учили программу второго курса, — снова включив свою язвительность, прошипел он, — то помнили бы, что лактоза полностью нивелирует действие восстанавливающего тоника. Или вы теперь пьете просто черный кофе? А может, полюбили, цитирую, «мерзкое пойло с привкусом мыла», более известное в народе как миндальное молоко? — Он ухмылялся, абсолютно довольный собой и уверенный в своей правоте. Гермиона поморщилась: альтернативное молоко она не переносила на дух, впрочем, как и просто черный кофе. В эту минуту ей очень захотелось ответить что-нибудь в его стиле. Мерлин, как она скучала по этим их перепалкам! И пусть в этот раз она не закончится сексом на ближайшей горизонтальной поверхности, мало что могло доставить тот адреналин и удовольствие, что она получала от их споров. Но голова раскалывалась, и единственное, на что ее хватило, это вздохнуть: — Не надо кофе. Деннис, принеси просто воды. — Северус недоуменно обернулся, и на его лице промелькнуло беспокойство — он тоже явно не на такую реакцию рассчитывал. — Конечно, — с готовностью кивнул помощник, явно обрадовавшись, что наконец может хоть как-то применить себя, а не только неловко покачиваться на пятках. — Мистер Снейп, мистер Поттер, вам что-то принести? — спросил он, и оба мужчины отмахнулись. — И, Деннис, — добавила Гермиона, останавливая его уже на выходе, — мне нужна речь.