Альфа или омега? Да какая разница!

Стефан, распахнув дверь, чуть не грохнулся в обморок. На пороге стоял Хьюго и держал на руках ненавистного Этьена ла Мерье. Омега, в отличие от опешившего встречающего, холодно скользнул равнодушным взглядом по бете, указав пальцем вглубь комнаты, велел усадить себя в единственной кресло. — Здесь мне будет удобно, — сообщил будничным, немного усталым голосом. Погладив подлокотники, обитые мягкой гобеленовой тканью, довольно кивнул и, осмотревшись, спустя минуту велел передвинуть к нему стол. — А ещё мне нужен компьютер и выход в интернет. Стефан все никак не мог прийти в себя, он озирался и смущённо переминался с ноги на ногу. Заметив нерешительность беты, Этьен решил сразу расставить территориальные приоритеты. — Вон та кровать как раз для меня, и она должна быть рядом с моим рабочим местом. Несколько бутербродов с сыром и пять чашек крепкого кофе — все, что требуется сегодня из еды, и самое главное: никто из вас не достаёт расспросами, я не привык отвлекаться на мелочи. После недлинной речи омега слегка расслабился и откинулся на мягкую спинку, закрыв глаза. Всем видом показывая, что разговор окончен. Только сейчас к Стефану вернулась способность изъясняться. — Я не понимаю… — начал он, удивлённо обернувшись к сожителю. Хью тяжело вздохнул, боясь взглянуть на бету, ушёл на кухню готовить ужин. Стефан снова обратился к Этьену, пытаясь вызвать его на разговор, тронул за рукав. — Э… послушай, ты же здесь не навсегда? Стефан ещё не осознал приближения краха, он ещё пытался зацепиться за крошечную соломинку надежды, поэтому, глотая невидимые слезы, через силу спросил: — Ты ведь только на эту ночь? По лицу омеги поползла змеиная ухмылка. Не открывая глаз, он произнёс: — Нет, меня здесь все устраивает, поэтому я задержусь. Ночью, лёжа на неудобном диване, несчастный бета глядел в потолок и слушал ровное дыхание омеги. Наглый молодчик сразу же повёл себя словно дома: заняв единственную хозяйскую кровать, разворошив покрывала и подушки, улёгся, наказав разбудить его в семь утра. Стефан приподнялся и, тихо шаркая голыми ступнями по тёплому линолеуму, приблизился к захватчику. …Взять подушку, бросить ему на лицо, навалившись сверху, держать, пока он не задохнётся. — Идиот, — как только бета решился на отвратительный поступок, послышался совершенно спокойный голос Этьена, — я уже мертвец в смысле обычной жизни. Успокойся и не считай меня соперником, я не способен любить, да и вообще что-то чувствовать. В ночь, когда повесился Ёшими, я отлично слышал, как он бьётся в петле и задыхается, я все слышал, но не мог ему помочь. Нет, точнее, не хотел, я презирал его за слабость. Омеги — дерьмо, отходы общества, и это правда. Слабые, безвольные, сломленные, знаешь, сколько их умерло на моих глазах в том «Доме»! Я не такой! Я перережу себе вены, если почувствую, что превращаюсь в зависимое от альфы существо. Только работа, мои исследования. Мои открытия. Это все, что мне нужно и в чем я вижу смысл существования. Стефан облегчённо вздохнул, от сердца немного отлегло. И все же беспокоясь, он спросил: — Выходит, ты не считаешь всерьёз Хью своей альфой? — Ах, вот ты о чем?! Уймись, просто мне показался его вариант самый приемлемый. Конечно, если вы решите выкинуть меня, я без труда найду себе иного покровителя, только … пожалуйста, — и вдруг голос Этьена дрогнул, как будто он огромным усилием воли попытался скрыть истинные чувства, — дайте мне возможность жить здесь. Наука — единственная моя цель, и если у меня отнимут возможность совершенствования… Стефан перебил: — Ты омега и поэтому не можешь здесь долго оставаться! Пойдут слухи, сплетни. Завтра же поговорю с доктором Дауртом, он найдёт тебе неплохую больничную палату. Мы с Хью оплатим её, даже, если возможно, оформим над тобой опекунство и будем выделять средства… — Средства я добуду сам! — И как?!!! Если тебя даже в туалет приходится носить на руках? Этьен обиженно замолчал, Стефан, понимая, что ударил по самому больному месту собеседника, пошёл на попятную. — Прости, но так будет лучше всем. Пройдёшь обследование, может, тебе даже сделают бесплатную операцию. Разве не об этом мечтаешь? Только не говори, будто не думал об этом! — Я никуда отсюда не уйду! — упрямо повторил омега, лицо, до этого отражавшее мольбу, застыло маской презрения. Не желая больше препираться, накинул тонкую простынь на голову и отвернулся к стене. Как и было сказано, Этьен прочно обосновался в маленькой комнатке общежития, которую все ещё снимал Хьюго, хотя ему по статусу давно полагалось иметь собственное отдельное жилье. Но жилище медиков располагалось в непосредственной близости от клиники, и менять удобное место брюнету не хотелось. Присутствие вечно недовольной омеги сильно усложнило им со Стефаном жизнь. Этьен бесцеремонно требовал все, что считал нужным, в первый же день написав на клочке бумаги список предметов, протянул его Хьюго, коротко приказав: — Купи. В перечне значилась и инвалидная коляска. Стефан был поражён, как лихо омега растряс их семейный бюджет в течении первой недели, небольшие средства, накопленные бережливым бетой, как в трубу вылетели на обустройство удобной жизни зарвавшегося хама. Этьен десятками отправлял по интернету какие-то запросы, и ему отовсюду приходили отзывы. Научные труды. Хьюго упаковками скупал бумагу для принтера, последний работал не переставая, выплёвывая в лоток отпечатанные страницы. К письменному столу лучше было не подходить, у омеги появилась привычка следить за всеми передвижениями Стефана и Хьюго, если они оказывались в непосредственной близости от него. С того откровенного ночного разговора омега почти не общался с соседями по комнате: ел, спал, работал. Каждый день по много часов стучал по клавишам. Словно движущаяся в пространстве неведомая машина, боящаяся остановиться даже на мгновение. Просыпаясь по утрам, Стефан мог наблюдать всегда одну и ту же картину — забранные, кое-как и скреплённые на затылке канцелярскими резинками, длинные пряди волос, напряжённое лицо, две глубокие морщины от сведённых донельзя бровей. Спустя две недели им в дверь позвонил незнакомец, бета, недавно пришедший после ночного дежурства, встретил на пороге элегантно одетого мужчину с небольшим чемоданчиком в левой руке. Приезжий вежливо осведомился об Этьене. — Там, — неопределённо качнул головой Стефан, недовольный приходом внезапного гостя. Мужчина прошёл вглубь комнаты и остановился перед креслом, на котором сидел омега. — Ла Мерье, ты ли это, дружище!!!? — Гастон Фуке! Вот мы и встретились, ну после той замечательной драки!!!!! Альфа рассмеялся, так, что стали видны все тридцать два белоснежных зуба. — Ты её помнишь! — Такое не забывается, мы на целый месяц были отстранены от занятий в университете: ты по причине сломанных рёбер и отбитых почек, а я мотал срок на исправительных работах. — Зато наша драка до сих пор считается лучшей в своём роде! Ещё бы, — продолжая улыбаться во весь рот, заверил гость, — два наряда полиции не смогли нас растащить, если бы не водомёт, ты бы стал моим омегой. — Не зарывайся, Фуке, у тебя не было шансов. Я был ещё тот отморозок. Надеюсь, обошлось без последствий. Стефан поставил на кофейный столик поднос с традиционным чаем и вазочку с конфетами. Но старых друзей совсем не интересовала скромная трапеза беты, не замечая ничего вокруг, оба ударились в воспоминания. Не желая слышать подробности университетских отношений омеги, Стефан, взяв пальто, пошёл на улицу. Найдя в сквере низкую скамейку, сел, уперев локти в колени. Вся его счастливая, но увы, недолгая семейная жизнь катилась под откос. Хьюго с момента приезда с семинара ни разу с ним не спал, точно простые соседи по комнате, они обсуждали покупки, решали какие-то мелкие проблемы, но избегали говорить о дальнейшей жизни, об их отношениях. Бета увиливал каждый раз, если разговор заходил о серьёзных вещах — боялся услышать прямой ответ, зная категоричность брюнета, его твёрдость, тешил себя иллюзией взаимных чувств. Стефан очень хотел быть для альфы единственным, но это было только его желание, Хью незаметно с каждым днём отдалялся все более и более. Устроился на ночные дежурства простым санитаром. Пропадал всеми днями и ночами в клинике. Редко появляясь дома, только для того, чтобы принести Этьену очередные выписанные на клочке бумаги вещи. — Ему тоже непросто, — пытался успокоить себя Стефан, — омеги, судя по рассказам знающих людей, могут несколькими способами привязать к себе альфу, и, очевидно, неблагодарный Этьен пустил в ход один из своих секретов. Но зачем? Почему? Ради крыши над головой, ради возможности осуществления сумасшедших идей! А Стефан, как быть с ним? Грустно рассматривая носки ботинок, молодой человек ждал, когда из подъезда покажется гость Этьена, и не заметил, как усталый, заснул на парковой скамье. — Стефан, ты что здесь делаешь? Перед ним на корточках сидел Хьюго и ласково гладил по плечам. — Я не нашёл тебя в квартире, Этьен сказал, что ты ушёл больше трёх часов назад, и я заволновался. На юношу накатило отчаянное раздражение, не обращая внимания на многочисленных вечерних прохожих, запальчиво ответил: — Ты волновался?!!! Да неужели!!! А по-моему, тебя волнует только омега: хорошо ли он поел; не перетрудился ли за компом; не дует ли ему из окна! Молчи и не пытайся оправдываться! Я не слепой и не дурак, — внезапно сменив тон, заговорил совсем иным голосом бета. — Хью, неужели все, что было между нами, ничего для тебя не значит, неужели я так плох, что ты готов до конца жизни прислуживать какой-то порченной омеге, к тому же не испытывающей к тебе ничего, кроме ненависти? Почему, Хью? Что в нем такого особенного? Хьюго все время, пока Стефан кидал в него обвинения, громко вздыхал и, соглашаясь, тупо кивал, но когда партнёр со слезами в голосе тихо проговорил последние слова, резко схватил его за запястья и притянул к себе, горячо обнимая. — Прости, я действительно плохо вёл себя в последние дни, и ты вправе кричать на меня, но пойми, мне не так просто оставить его. Прости, что сбросил на тебя все заботы о доме, а сам сбежал в клинику, мне очень тяжело находиться рядом с Этьеном, его присутствие будоражит, и я временами теряю рассудок. Прости, любимый, и поверь, я справлюсь с пагубной страстью, и у нас опять все будет просто замечательно. Сбоку раздались негромкие одиночные хлопки. Стефан и Хьюго обернулись. Неподалёку от них в коляске сидел Этьен и презрительно аплодировал их диалогу. Судя по кривой ухмылке, его намерения не были добрыми. — Мне нужно четыреста пятьдесят тысяч долларов. Завтра или послезавтра. Хью вздрогнул, сжимая кулаки. Глухо спросил: — Зачем, позволь узнать? — На операцию. Мой друг и коллега Гастон Фуке согласился помочь. Не безвозмездно, конечно, поэтому, если хотите избавиться от меня — платите! Мужчины переглянулись. Сумма, которую требовал омега, была нереально высока. Заметив их сомнения, Этьен злобно рассмеялся. — Или вы цените свою любовь не так дорого? У Хьюго появилось желание так сильно ударить омегу в челюсть, чтобы он захлебнулся кровавой слюной. Помолчав и переждав первую вспышку гнева, альфа приказал себе до конца быть предельно ровным с мерзавцем. — Ты получишь деньги, даже не четыреста пятьдесят, а пятьсот тысяч, но с условием… — Я принимаю любое ваше условие! Мне и самому надоело жить в тесноте. Вы уж, ребята, постарайтесь, побегайте, соберите мне денежки, и я тотчас свалю, как только смогу ходить! Не желая продолжать разговор, Этьен, отталкиваясь руками, быстро поехал по темной аллее прочь. Сейчас ему надо было побыть одному, чтобы никто не видел, как бегут из глаз горькие слезы. Этьен остановился, только когда заехал в тупик одной из заброшенных тропинок парка. Здесь он, наконец, дал волю настоящим чувствам. Закрыв лицо руками, не стыдясь, громко заплакал. Проклятые мёртвые ноги, проклятая исковерканная с самого рождения жизнь омеги! При всех его наглых заявлениях, Этьен в глубине души продолжает оставаться слабой, нуждающейся в защите особью. И он не бесчувственный, и даже не хладнокровный, а самый обычный, безнадёжно влюблённый в альфу глупый омега. Ещё немного, и он признается, что все два года в «Доме» лечился ради возможности заглушить инстинкт и снова полюбить. Но сегодня, увидев, с какой нежностью альфа относится к Стефану, осознал — все пропало! Его выздоровление опоздало, он как омега и, что самое обидное, как учёный, потерпел сокрушительное поражение. Что с того, что Этьен впервые в истории развеял догмат о зависимости омег! Что сломал в себе тягу к первой альфе, единственному человеку, с которым был близок, что запретил себе даже вспоминать о сэре Роббере и теперь ничего к нему не чувствует. Чем теперь заполнить появившуюся холодную пустоту в груди? Гастон предложил встречаться, но Этьен отверг его предложение. Сколько их ещё будет, и хватит ли у Этьена мужества попытаться начать все сначала? Нет, не хватит. Устал бежать за призрачной мечтой. Не нужна ему операция, и весь этот мир не нужен. В аптечке, кажется, есть пачка снотворного, немного транквилизаторов и таблетки от кашля — чудное сочетание. По коже пробежал прохладный ветерок. Этьен вдруг осознал, что уже довольно поздно, и он находится в чаще леса. В окружении густых кустов. Замерзая, неосознанно поёжился. Ночь обещала быть холодной, все-таки на дворе стояла поздняя осень. Торопясь сообщить новость, омега не захватил тёплых вещей, оказавшись в парке, в одной футболке и лёгких домашних брюках. Надо было срочно возвращаться домой, и, по возможности, быстро. Колеса тяжело громыхнули, скатываясь с пригорка. В длинных аллеях парка зажглись немногочисленные огни, ориентируясь на их свет, Этьен, скорее по наитию, чем понимая разумом, нашёл выход. До дома оставалось всего несколько десятков метров, медленно двигаясь вдоль улицы, разглядывая освещённые окна, за которыми мелькали силуэты людей, омега представлял, как въедет в маленькую квартирку Хьюго, где его ждёт горячий кофе и сэндвич с любимым сыром. Холод понемногу отступал. Если попросить, то Хью не откажется налить ему тёплую ванну, и даже поможет раздеться. На стене будет висеть новенькое мохнатое розовое полотенце, удивительно мягкое и пушистое. В уголке — вышитая стрекоза, зелёная. Как была на его талисмане — заколке, купленной на первый гонорар за операцию. Зелёное на розовом, кошмарное сочетание, но Этьену нравится. Возможно, у него совсем нет вкуса. Весь в раздумьях, омега не заметил, как ткнулся в порог знакомого здания. Подняв глаза на второй этаж, там, где находились окна Стефана и Хьюго, не обнаружил в них света. Выходило, либо они ещё не вернулись домой, либо, напротив, не дождавшись Этьена, легли спать. Прикинув, что он колесил по парку не менее часа, и припомнив, какие слова сказал друзьям, вторая версия показалась Этьену более реальной. Обхватив себя руками, попытался не паниковать. Ну конечно, после всего, что он наговорил, и всех его прошлых поступков, было бы наивно полагать, что его будут ждать, что не воспользуются случаем выкинуть хамоватого квартиранта. — Я один во всем виноват, — сказал сам себе Этьен и решился, — пусть! Пусть лучше думают обо мне плохо, так они скорее помирятся. В конце концов, Стефан и Хьюго заслужили немного счастья и покоя. Коченея, он откатился за угол дома, там меньше дуло. Только не думать о холоде, только не поддаваться страху! До рассвета каких-то семь часов, если прислониться к спинке и свернуться калачиком, можно сохранить внутри капельку тепла. Звуки засыпающего города постепенно стихали. — Я переживу и это, — утешал себя замерзающий омега. — И ещё долго буду жить, жить, чтобы надрать задницы всем альфам, как и обещал Ёшими. Не сдохну, вот ни за что не сдохну. Утром меня найдут, надо только потерпеть немного. Чуть-чуть. Дрожа и лязгая от холода зубами, скорчился, как сумел, в неудобном кожаном кресле. Ему приснился недавно скончавшийся друг, Ёш выглядел очень весёлым и беззаботным, совсем как в дни их первой встречи. Идя по воздуху, он указывал Этьену рукой куда-то вдаль, но спящий не мог разглядеть нужной цели и это забавляло друга, смеясь, он расплывался, искажаясь обликом и окончательно тускнея. Только его смех все звенел и звенел в ушах замерзающего омеги. — Он весь горит. Хьюго вынул градусник и мрачно встряхнул его. — Почти сорок. По Цельсию. И температура продолжает расти. Приглашённый врач общей практики, мистер Сомерсен, предположил, что начинается крупозное воспаление лёгких. Прописав сильные антибиотики, с сомнением посмотрел на больного. — Надо бы его обследовать. Омеги довольно нежные существа, возможен рецидив. Стефан, сидящий неподалёку, встал и подошёл к кровати. Этьена было не узнать, кожа на лице натянулась и, казалось, даже стали видны кости. Глубокие черные пятна темнели в запавших глазницах. Спящий дышал тяжело, с большими перерывами. Временами затихал, и, казалось, больше не вздохнёт. «Омеги — нежные существа», — вертелось в голове. Почти десять часов раздетым на морозце — даже альфа бы и тот не выдержал. А он почему? Какая сокрытая воля к жизни таится в этом жалком омеге. Хьюго осторожно отодвинул Стефана, внося и устанавливая капельницу. Протерев место внедрения спиртовой салфеткой, взял безвольную руку, на фоне твёрдой, смуглой ладони, слабая кисть Этьена казалась необычайно хрупкой, нажми чуть сильнее и переломится пополам. Самая тонкая игла погрузилась в вену, больной даже не пошевелился. Только сейчас Хьюго заметил — грязные разводы от слез, прочерченные на скулах, высохшие солёные русла змеились по белой шее. Такое странное обстоятельство не укрылось от взгляда опытного врача, взяв ещё одну салфетку, он промокнул серые полоски. И обернулся к мистеру Сомерсену. — Сегодня ночью будет кризис, если Этьен переживёт его, то прогноз вполне благоприятен, так? Приглашённый специалист развёл руками, показывая полное согласие с мнением коллеги. Засобирался домой, Стефан побежал принести из прихожей пальто, вдруг судорога прошла по телу омеги, и он открыл мутные глаза. — Хью, — еле слышно сорвалось с губ. Распрощавшийся с коллегой, брюнет вернулся в комнату, достав из шкафа последнее одеяло, укрыл больного, подоткнув края под него. Стефан лёг спать на диване, не раздеваясь. Последние дни выдались особенно холодным для этого времени года, экономя, домовладелец упорно не включал паровое отопление, поэтому в квартире было довольно прохладно. Глядя на подрагивающие, сухие от жара губы Этьена, альфа целый час просидел, смотря на них, понимая, что не может более сопротивляться нахлынувшим воспоминаниям. Те же самые губы, но только тёплые, влажные, зовущие его. Неумелые, настойчивые. Неужели это было? Неужели когда-то они целовались с бешеной страстностью, с полным самоотречением? А если попробовать вновь? Пока он спит? Дыхание больного отдавалось в глубине груди громкими хрипами, Хьюго, низко наклоняясь, пристально всматривался в измождённое лицо, и сам не понимая как, но коснулся едва-едва полураскрытого рта омеги. Этьен никак не отреагировал, по-прежнему находясь в полузабытьи, послушно принял поцелуй альфы. Хьюго ждал всего, чего угодно, но не полного равнодушия. Отстранившись, он пересел на придвинутый к кровати стул, сцепив пальцы в замок, тоже задремал. Во второй половине ночи в квартире раздался громкий стон. Открыв глаза, Хьюго увидел, что Этьен сидит, неестественно выгнувшись, схватившись одной рукой за горло. Грудь его вздымается и резко опадает, словно тщетно пытается вздохнуть поглубже. На скулах омеги разлилась мертвенная бледность. Хью бросился к нему, схватив за запястье, нашёл пульс. Температура упала, так же внезапно, как и поднялась, но, к несчастью, опустилась до самого критического уровня. Перелом болезни, о котором говорили, достиг своего пика. Сердце почти не билось, ноги стали холодны как лёд. Больной пытался что-то сказать, борясь с окоченением, он схватился обеими руками за предплечья альфы, сжал до синяков. Заметив начинающуюся агонию, Хью ринулся спасать несчастного. Сделав внутривенный укол, принялся отчаянно массировать ему остывающие ноги, громким шёпотом умоляя не подаваться смерти, остаться с ним. — Я люблю тебя, Хьюго. Ему не послышалось, Этьен произнёс это?! Просто, без смущения. И теперь ничего не имело значения. Срывая с себя одежду, альфа больше не сопротивлялся охватившему безумию. Приникая смуглой горячей кожей к бледным, словно выточенным из драгоценного оникса, членам тела омеги, покрывал безостановочными, ненасытными поцелуями. Шею. Грудь. Этьен не сопротивлялся, принимая ласки разгорячённого его словами альфы, в свою очередь, цеплялся за крепкие плечи, подставляя под обжигающие губы чувствительные местечки за ушами и подбородок. Направляя поток тепла в только ему понятные русла. Это было сумасшествие. Альфа и омега, как их первобытные предки, отдавались друг другу с звериной, голодной жадностью. Этьен громко вскрикивал, вжимаясь в Хьюго, задыхаясь, вдруг в какой-то момент сам начал с остервенением его целовать, дрожа от вожделения, вцепился зубами в шею альфы. На подушку брызнула кровь. Попала на молочно-белые плечи омеги. Запах пролившейся крови подействовал как сильнейший наркотик. Этьен окончательно потерял всякое понятие реальности происходящего. — Сделай меня своим, — задыхаясь, умолял омега, как и четыре года назад. И это не могло быть бредом или игрой, Этьен безоглядно желал его. Сейчас или никогда. Надо было решаться, если Хьюго сможет вновь запустить моторчик жизни в опустошённом страданиями разуме омеги, то они навсегда станут парой. Разбуженный громкой вознёй и криками, на диване зашевелился Стефан. Ситуация стала хуже некуда. С одной стороны — молящий о спасении Этьен, но с другой…он не мог предать бету, с которым только вчера был серьёзный разговор, который, как и Хью, самоотверженно искал Этьена всю ночь в парке. Стефан или Этьен? — Я не могу. По лицу омеги нельзя было понять, какое действие произвели эти слова, но по тому, как разжались его руки и бессильно упали, отпуская Хьюго, тот мог не сомневаться — длинноволосый блондин все отлично понял. Они словно вернулись к самому началу их отношений. Круг замкнулся. Поднимаясь и накидывая на больного одеяла, альфа, шатаясь, пошёл в туалет, и там, закрывшись на замок, закричал от разрывающей его боли. С той ночи Этьен переменился. Больше не требуя себе привилегий, даже стал помогать Стефану по хозяйству. Болезнь постепенно отступила, унеся с собой и враждебное противостоянии беты и омеги. Последний больше не заговаривал о деньгах и об операции не упоминал. Напротив, казалось, смирился с собственной судьбой. Даже вернул кровать Хьюго, сказал, что для больного позвоночника она слишком мягкая. Оставаясь один в квартире, часами перечитывал свои записи, делая небольшие пометки, но больше их не рвал, как опасался брюнет, напротив, складывал листы в картонные папки и аккуратно хранил их в ящиках стола. Однажды, придя раньше, Стефан застал испугавшую его картину — Этьен стоял на балконе. Опираясь обеими руками на высокое ограждение, он стоял и громко считал вслух. Стефан бесшумно прошёл по комнате, сел на диван, наблюдая за странными действиями омеги. На четырёхсотом счёте силы оставили его и Этьен сполз, неловко подогнув колени, ткнулся в холодные прутья лицом. — Вот ведь упёртый, — невольно с уважением заметил бета, — ну все же потерял, а поди ж ты, не сдаётся. Немного передохнув, Этьен вновь подтянулся и, ложась животом на перила, снова чётко произнёс. — Один. Два. Три. Приближался Новый год. На дворе уже вовсю властвовала зима, долгие ночные снегопады сравняли неровности рельефа, засыпав низкие кусты и превратив их в сугробы. Накануне Стефан вырезал из цветной бумаги смешных Санта Клаусов и развешивал их по стенам, Этьен, не желая оставаться в стороне, помогал, разматывая гирлянды с разноцветными лампочками. Хьюго возился на кухне. В маленькой квартирке царил мир, в холодильнике охлаждалось праздничное шампанское и ждало своего часа. — У меня есть для вас сюрприз, — забирая у Этьена гирлянду, радостно сообщил Хьюго. — Какое совпадение, у меня тоже! — оживился Стефан, спрыгивая со стремянки и любуясь закреплёнными на потолке и стенах украшениями: праздничные фонарики замигали как маленькие звёздочки, погружая находящихся в комнате людей в таинственное свечение. — Что ж, кажется, и я приятно удивлю вас! — отозвался третий участник разговора. Все засмеялись. Стефан больше не сомневался, Этьен отступил окончательно и бесповоротно, о том, какие мысли бродили в его голове, конечно, трудно было догадаться, но омега больше не делал попыток к сближению с Хьюго. А старался во всем помогать бете, показывая своё полное раскаяние. Мыл ли посуду, стирал ли пыль, резал ли овощи к обеду. Все действия выполнял с неизменной, застывшей на красивом лице, доброжелательной улыбкой. Хью иногда шутил, дескать, он похож на султана и имеет гарем, состоящий из двух жён. Бета и омега стыдливо опускали глаза, и если одному нравилось дружеское подтрунивание над непростой жизненной ситуацией, то второму, а именно Этьену, приходилось тщательно скрывать боль и отчаянье. Не желая мешать семейной жизни коллег, он взял за правило тактично задерживаться в магазине, давая возможность друзьям побыть наедине. Вёл длинные бессмысленные разговоры с сидящими на скамейках старушками. Часами пропадал у замершего пруда. С крашенным синей краской маленьким домиком для зимующих птиц, посередине небольшой полыньи. В один из таких дней он повстречал мистера Свенсона. Журналист спешил в редакцию с очередным репортажем, как увидев одиноко сидящего омегу, на минуту остановился и, подумав, приблизился. — Счастливого Нового года, мистер Свенсон, Вам и Вашему мальчику. — И вам, доктор ла Мерье. Судя по тону, у бывшего друга было далеко не все благополучно. Этьен, интуитивно прочувствовав его грусть, насторожился. — Что-то с Майклом? Мужчина попытался скрыть волнение, но дрожащая нижняя губа выдала его горе. — У Майкла обнаружили опухоль головного мозга. Знаете, ну после травмы. Такое часто бывает. — Кто будет оперировать? — Возможно, доктор Элиот. — Элиот? Он тупица! — Нам не приходится выбирать, доктор Этьен, страховки хватит только на подобного специалиста. Омега поджал губы, упрямо опустив глаза на замёрзшую воду. — Я бы мог помочь…. — Нет. Вы сами инвалид, доктор. К тому же, и с головой у Вас не в порядке, простите, я не могу доверить омеге жизнь ребёнка. Когда мистер Свенсон ушёл, Этьен ещё долго сидел, раздумывая, на берегу покрытого ледяной коркой пруда, не замечая холода. Вечером, накануне празднования Нового года, маленькая «семья» собралась за украшенным столом. В центре пиршества стояло глубокое фарфоровое блюдо с виноградом. — Когда начнут бить куранты, надо будет загадывать желания и успевать есть виноградинки! — инструктировал наряженный по случаю в светлый костюм Стефан. По телевизору шёл концерт местных «звёзд эстрады». Хьюго носился с подгоревшим пирогом, поминутно дуя на обожжённые пальцы, и только Этьен с загадочной улыбкой перебирал в пальцах свешивающуюся со стола ткань длинной льняной скатерти. Все ждали начала торжества. Нового года, в котором все должно было измениться. Минуты текли до нельзя медленно, и когда, наконец, из телевизора раздался обратный отсчёт, Хью поднял первый тост за здоровье и счастье всех находящихся рядом с ним. — Я хочу сказать первым, — выпив бокал шампанского, громко провозгласил он. — На днях я купил дом: просторный, двухэтажный, с тремя спальнями и громадной гостиной. Там будет удобный кабинет для Этьена, небольшая оранжерея и… детская для нашего малыша!!! Бета и омега не могли поверить услышанному. — Это, это супер как классно!!!!! Стефан бросился к Хьюго на шею, целуя и обнимая его. — Тогда я тоже могу сказать! Нам дали разрешение усыновить ребёнка из приюта! Как только мы переедем в новый дом, то я увольняюсь с работы и буду заниматься только семьёй!!!!!!! Нашим ребёнком и, конечно, Этьеном! Оба мужчины радостно посмотрели на омегу. — Теперь твоя очередь! Бывший медик натянуто улыбнулся, подбирая слова, произнёс медленно, но твёрдо: — Я очень рад…за вас… поэтому… остаюсь здесь, точнее, буду жить в соседней комнате. Доктор Марсель Даурт разрешил занять прежнюю мою комнату. Пока бесплатно. Пожалуйста, не возражайте, я и так слишком долго пользовался вашей порядочностью и добротой. Стефан прав, это ненормально жить подобным образом, у вас семья, скоро будет ребёнок! Там… в столе, лежат научные материалы, готовая диссертация. Я дарю её вам. Как с ней поступить, решайте сами, используйте или продайте. Только не продешевите, я трудился над ней последние пять лет, и мне бы не хотелось, чтобы кто-то сделал себе громкое имя за копейки. Вот, кажется, и все. Отличный пирог, Хью. Удачи на новом поприще, Стефан! Этьен сделал знак отойти бросившемуся было к нему альфе. Продолжая через силу улыбаться, выехал из-за стола и направился к двери. В коридоре вставил ключ в замочную скважину соседней двери и, не оглядываясь, скрылся за её дощатой преградой. Пустая комната встретила его густым мраком, Этьен неосознанно поёжился, но сразу же отогнав от себя чувство страха, щёлкнул выключателем. В кресле, лицом к нему, сидел Лео. Положив ногу на ногу — расслабленные кисти покоились на широких подлокотниках — мужчина ничуть не смутился перед внезапно появившимся хозяином комнаты. С вниманием, не торопясь, рассмотрел омегу с головы до ног и кивнул. — Привет. — Ты поторопился, — нисколько не удивлённый встречей, так же буднично заметил Этьен, проехав мимо сидящего боевика, приблизился к окну, отдёрнул занавеску, вгляделся в чёрную новогоднюю ночь. В стекле отразился его напряжённый облик. — Хотел убедиться, что ты держишь слово. — Убедился? А теперь вали. Лео усмехнулся. С кошачьей грацией вылез из кресла и, обойдя сидящего в коляске омегу, встал у него за спиной. Теперь в мертвенно-чёрное зеркало смотрели двое. — Ты не меняешься, ла Мерье. И это мне нравится. Сэр Роббер скучает по тебе. — Абсолютно безразлично. В письме я просил дать мне три года на реабилитацию, прошло только два и пять месяцев, кому же, как не руководителю «Убежища», держать данное слово. Как только истечёт оговоренное время, я вернусь, а пока — вали отсюда, Лео! Боевик сжал пальцами спинку инвалидного кресла так, что затрещала обшивка, наклоняясь вперёд, вдохнул аромат кожи омеги, все такой же сладковато-дурманящий. — Я хочу тебя поцеловать, позволишь? — И ты уйдёшь. — Обещаю. Хьюго застыл на пороге, сумка с вещами Этьена выпала из рук. После недолгих препирательств, Стефан быстренько собрал то немногое, что принадлежало омеге из одежды, и брюнет, пользуясь возможностью, заскочил, чтобы… Лео обнимал несопротивляющегося Этьена, положив руку на белый затылок, углублял и без того страстный поцелуй. Их тела, сплетаясь, безоглядно ласкали друг друга. Уловив звук падающего на пол предмета, Лео живо прервался и, обернувшись, кинул злобный взгляд на пришельца. — А, это ты! После чего аккуратно усадил Этьена обратно и, легко проведя пальцами по щеке, с придыханием произнёс, но так, чтобы было слышно и Хьюго: — До встречи, любимый, уже через полгода. — И тебе дожить. Уходя, боевик намеренно ударил плечом застывшего в дверях Хьюго и громко многозначительно хмыкнул. Как только его шаги смолкли, а потом раздался звук отъезжающей от подъезда машины, Этьен попросил и второго гостя уйти. — О чем ты говорил с ним? О каком договоре? — Это тебя не касается, я устал и хочу спать, кажется, мы уже попрощались. — Подожди, я не понимаю. Ты имел тайную связь с Лео все эти годы? Этьен вздохнул, все так же не отрываясь от окна, тихо пояснил: — Я раб, невольник «Убежища», собственность сэра Роббера. Хозяин выслал меня на три года, но как только истечёт срок, я вернусь и приму все, что он захочет мне дать. — Неправда, ты свободный! — И это говорит человек, предавший меня? Продавший на смерть? Человек, который получил за меня деньги? Как за принадлежащую ему вещь? Этот человек говорит, что я «свободный»? Где логика, Хью? А за одежду спасибо, она мне пригодится. На остальное забей. Оставшись один, Этьен так и просидел без сна всю ночь, тупо пялясь в окно.