Утро

      Ноябрьский снег, прихваченный к вечеру настом после солнечного дня, захрустел под невысоким каблуком туфель. Собрание местного отделения ковена, как было обещано Белогором, затянулось, несмотря на нелюбовь обоих верховных ведьмаков к длительным рассуждениям, о чём ведающие в России были хорошо осведомлены. Помимо тихих аргументированных споров уже слышались и ругань, и крик, быстро перешедшие в обед, а затем и в ужин.              Ворон покинул ненадолго поместье на Мойке, принадлежавшее ковену. В прошлый импровизированный перерыв он вышел на небольшой балкон, как следовало, вежливо извиняясь за отсутствие на трапезе, но и там его настиг особо ретивый ведьмак, сетующий на растущие сметы в Академии. Второй раз повторять ошибку не хотелось, а потому он достаточно спешно спустился вниз и оказался на улице, вдыхая морозный воздух.              Со стороны финского залива успокаивающе тянуло запахом воды. Ворон не любил шумных сборищ, а потому присутствие на людных мероприятиях принимал с толикой недовольства, с позволения, как служебную необходимость. За века он успел побывать и головой Ёрмунганда, ведущей за собой остальное тело, и самым кончиком его хвоста, отшельнически скрывавшимся в морском иле, но в итоге пришёл к выводу, что «золотая середина» — немногочисленные выгодные встречи — были для него самыми предпочтительными. Всё же совсем без общества он не мог, хотя в такие моменты, как этот, очень о том жалел. Каких-то пятьсот лет назад из-за отсутствия быстрого транспорта и малого количества точек соприкосновения с обычными людьми принятие одного решения тянулось годы. Чем быстрее нарастал темп гонки со временем, тем больше становилось дел. Плодились изученные языки. Появился Орден. Взвились костры. Поплыли по небу наполненные водородом киты-дирижабли. Росли знакомства, которые уже не получалось делить на приятные и отталкивающие, только на полезные и бесполезные, но обязательные. Зато появились те единицы, кого Ворон мог назвать друзьями — другие два столпа устойчивого союза, названной Триумвиратом. Были до них и иные, но их облики уже истёрлись из памяти, оставаясь безликими именами, изредка запечатлёнными льстецами-художниками.              Он надавил на висок, встречаясь с резными узорами маски, едва различимыми сквозь ткань перчатки.              Первая часть ночи уступила место полуночи. До обыденных для современных людей двенадцати часов, отсекавших дни друг от друга, ещё оставалось время, но далёкая привычка делить сутки на шестнадцать частей не отпускала ни сейдмана, ни верховного ведьмака. Когда-то давно Ворон измерял свою жизнь ночами. Эта была безлунной и беззвёздной, словно хримтурс Имир слишком плотно сомкнул веки, отсекая ресницами Мидгард от пристанища асов.              Эстер не отправляла сообщений, как было оговорено, если попадёт в опасность. Ворон знал, что природное благоразумие не позволит ей беспокоить его по пустякам. Срываться с собрания российского отделения значило обрекать себя на повторное заседание. Она бы так с ним не поступила.              Тем не менее, скользкий змей сомнения уже опутывал рёбра.              Другая страна. Иная культура. Повеса-каперанг.              От Эстер он не ждал проявления безосновательного безрассудства, именно потому теперь задумался, не пришлось ли ей уже столкнуться с чужим. Она могла быть излишне критична и сдержанна, но имела привычку бросаться, как говорят здесь, в полымя, очертив голову, не думая о себе. Альтруизм, присущий не юности, но женственности. Плавной и мягкой, каковой обладала Эстер. Резкой и бушующей, какова предстала перед ними на вчерашнем балете. Если бы не трагическая кончина Надежды, она бы запомнила его иначе.              Курившие на балконе ведьмаки вытряхивали сгоревший табак из трубок. Пора возвращаться.              Ворон чуть ли не выходил из себя, под конец говоря даже громче, чем было необходимо из-за маски, окутывая ледяной магией пространство вокруг всё чаще, заставляя людей отодвигаться от места во главе стола. Видимо, потому ведьмы и ведьмаки наконец-то пришли к консенсусу, мало отличавшемуся от первоначального проекта. Несколько цифр стоили бессмысленно много времени. Казалось, ещё чуть-чуть, и Ворон бы наконец почувствовал на себе оковы старости несмотря на бессмертие.              Глаза заволокло чернилами, выпустившими его перед лестницей в доме Белогора. Он устало выдохнул, задумавшись, могла ли Эстер уже проснуться. Стрелки часов застывали в нижней части циферблата. Светало. Стоило или подниматься наверх, зная, что пока им не суждено встретиться на ступенях, или смиренно ждать, методично выбрасывая из головы ненужные детали прошедшей ночи.              Решение нашло его само.              Оно скользнуло из комнаты и тихо ступало по каменному полу, закутанное поверх дневного платья в тёплую шаль.              В первый день в Петербурге Ворон глядел на неё, одетую в роскошные ткани, снизу-вверх, рассматривая от туфель до кончиков локонов, не скрывая восхищения. Во второй — сверху-вниз, когда между ней и его взором была хрупкая преграда из тонкой шёлковой сорочки, делавшая Эстер не менее прекрасной. Теперь её облачением стало беспокойство.              — Доброе утро.       — Верховный ведьмак. — Она приветственно кивнула, сходя на первый этаж, изо всех сил стараясь не цепляться за перилла.              Что-то начало неистово колоть под рёбрами.              — Как прошло заседание? — Эстер дежурно улыбнулась, как требовало воспитание Александра Кроу.              — Главное, что оно прошло. — Ворон задавил в себе желание приблизиться, лишь подал руку, помогая преодолеть последние ступени. — Вы готовы обсудить встречу с Николаем?              — Да, — даже со стороны было заметно, как ей трудно сейчас держать осанку. Несколько бранных слов сложились в голове сами собой. На чашах весов лежал гнев и обязательность аудиенции у российского императора. Впрочем, Ворон пережил каждого из них, начиная с 1721 года. — Мне удалось заручиться его поддержкой в том, чтобы попасть в детскую Надежды. Думаю, это откроет нам новые сведения о ритуале.              — У вас осталось неприятное послевкусие? — он сжал её пальцы, и ему показалось, что Эстер ответила на этот жест.              — Вовсе нет. Николай горит рвением узнать, что же произошло. Он кажется надежным союзником, однако, не думаю, что это возможно сегодня же после похорон.              Конечно, нет. Судя по залёгшим на её лице теням, Ворон понимал: отдохнуть ей не удалось. Оттого Эстер ещё не отняла своей руки от его в смущении, как делала обычно. Узкая ладонь даже сквозь перчатки казалась холодной, словно тогда на прощании с Тадеушем.              Они проследовали к небольшому кофейному столику, разъединяя руки. Вопреки обыкновению, Ворон обошёл небольшое кресло и сел на диван. Эстер последовала его примеру и устроилась рядом на расстоянии, судя по выражению лица, совершенно о том не задумываясь. У неё в голове будто прошёл немой диалог, брови вмиг поползли кверху, она отодвинулась чуть дальше. Молчали. Встань она сейчас, Ворон бы остановил этот порыв. Находиться в её компании было приятно. Он вызвал простым заклинанием чайник с парой и наполнил чашку. Бытовая магия дома Белогора позволяла не творить такие вещи из ничего, а просто пользоваться готовыми вариантами при случае.              — Благодарю. Наверняка, вам следует отдохнуть. — Она пригубила напиток с запахом бергамота.              — Не более, чем вам. Было ли что-либо примечательное?              — Вы знали, что вместе с главой Ордена сюда прибудет и Дарио Бартоломью? — От внимательных светлых глаз не укрылась проявившаяся ярче тревога. Должно быть, именно это имя вызвало сейчас волнение. Двойной звон донца чашки о блюдце выдал дрожь.              — Откуда вам это известно?              — На улице я столкнулась с Ричардом Блэкуотером.              — Дружба с инквизиторами иногда бывает полезной, — едва уловимое раздражение. Сейчас Ворон благодарил маску за то, что она не показывает лишнего. За короткий утренний разговор он уже испытал целый спектр эмоций. — Однако, для отца Бартоломью досрочность нашего визита, согласно моим данным, должна оставаться тайной.              — Это не так.              Он крепко сжал зубы, сдерживая ледяную магию внутри себя. Страшить Эстер, в отличие от членов местного ковена, было преступлением, тем более, что она и без того ёжилась под шерстяной шалью, будто Белогор оставил дом без отопления. Хотелось навести над ней тепловой полог, как на выходе с дирижабля, и Ворон себе в том не отказал. Стоило протянуть к Эстер руку, как она слабо дёрнулась, словно от испуга. Обычно стойкая и прятавшая эмоции, истинный гримуар.              — Вас это волнует?              — Да. — Она повернулась к нему, соприкасаясь плечом с перчаткой. Температура вокруг стала медленно подниматься.              — В таком случае, как и во всех иных, не следует допустить вашей встречи. Я позабочусь об этом.              — Благодарю.              На этот раз уже Ворон не стал убирать руки. Вспомнил, какова на ощупь её кожа. Мог и дальше дотрагиваться скрытыми под тканью пальцами до шали, но это не помогло бы. Тем более, что она не отворачивалась. Счёл возможным придвинулся ближе.              Голова Эстер нашла место на его плече. Ворон скользнул ладонью ей за спину, ненавязчиво прижимая к себе так, что она могла в любой момент высвободиться из объятий.              — Он знает меня в лицо, — Эстер выдохнула эту фразу тихо, будто говорила сама с собой.              — Иногда носить маску весьма удобно.              Она усмехнулась, прикрывая глаза. Ворон поддерживал чай горячим на всякий случай.