Abbey

Я помню начало... Тогда и бодрый запах кофеина витал в воздухе. Да, всё же я помню хорошо, до мельчайших деталей вроде того, какого цвета был колпачок ручки, торчащей из белого кармашка. Ещё тогда ты продолжал задавать мне столь назойливые вопросы, а я лишь продолжал пялиться сквозь фигуру парня (назвать мужчиной язык не повернется), сидящего на стуле. Первая попытка не увенчалась успехом для тебя, но ничего. Не то чтобы это тебя хоть немного удручало. Я тогда подумал: это всё так глупо. С чем-то я могу согласиться и сейчас, хоть и отчасти. Утренняя доза кофеина, разлитого по кружке ещё никогда не была такой выматывающей... Твоя вторая попытка была ровно столько же бесполезной, как и первая. С третьего раза я услышал твой усталый еле слышный стон - не хотел, чтобы я знал о том, что ты изнеможен? Не могу винить. И раз уж так, то тогда было бы логичным решением променять время отдыха на то, для чего этот отдых, собственно, и предназначен. Но почему даже во время перерыва ты будто бы наоборот только сильнее увязался за мной хвостом? Не то чтобы читать во время перерыва было чем-то необычным... Не то чтобы читать на английском было чем-то необычным, но ты просто... Иногда тебе и правда нужно уметь вовремя затыкаться, Док. С четвертой попытки на столе с кучей бумажек уже стояли плоские коробочки, содержавшие в себе 6-8 штук песочного печенья с шоколадной крошкой. Судя по твоему довольному выражению лица можно было сказать, что это твои любимые. На предложение отведать лакомство последовал незамедлительный отрицательный кивок головой. Чужие брови изогнулись, выражая явную досаду. В голове снова пронеслась мысль: это очень глупо. Острые лезвия с легкостью подрезали концы, позволяя мелким темный волосинкам падать вниз на плитку. Время от времени ты пытался вовлечь меня в тему какого-то твоего очередного бестолкового разговора. Я кивал - не знаю чему конкретно или зачем, но, кажется, ты был более чем удовлетворен этим. Почему-то мне не хотелось расстраивать, и возможно, это была банальная жалость, а может всё дело в чувстве долга перед тобой - ты помогаешь мне, а я всё ещё не могу выдавить из себя ни слова. Но улыбка словно становилась лишь шире и шире. Что ты во мне видишь? Почему ты это делаешь? Я не верю в простые совпадения. И тогда я всерьёз задумался над тем, осталась бы на твоём лице эта лучезарная улыбка, если бы прямо сейчас я всадил ножницы в твоё горло. "Противоположностью любви, как многие приняли считать, является ненавистью. Но, как для меня, её точной противоположностью является безразличие" На очередном сеансе, которые я уже и перестал считать, ко мне в голову пришел несуразный вопрос. "Док, а Вы тоже убивали людей?" - именно так я тебе и сказал. Ответ был у меня на руках, но я хотел убедиться в своих догадках. И ты без лишних колебаний подтвердил их, тем самым подогревая мой интерес ещё больше. Было видно, как ты не был рад тому, что это тебе придётся сказать именно мне. Не хотел задеть за больное. Сразу после этого мысли стали расплываться, разум будто бы помутнел, несмотря на то, что я всё ещё мог продолжать задавать тебе вопросы куда деликатнее. Я почувствовал возможность, странную и такую невиданную, в то же время знакомую и такую ощутимую. Ритм глупого сердца начинал ускоряться, а я понемногу забывал о том, как соображать. После окончания нашего уже куда менее формального (как будто хоть когда-то они были формальными) сеанса, я направился к себе в уголок, обперевшись на металлическое быльце кровати. Мои чувства переполняли меня до такой степени, что я не мог уловить даже единый звук, кроме гула в своей голове. "Док убивал людей, док ел людей" - эти слова были абсолютно равны тому, что док знал, какого это отведать чью-то любовь. Чувства, что прежде были чужды, что лишь на время притаились в уголках сознания внезапно начали пульсировать вновь, напоминая о себе. Позволить чьей-то любви заполнить пустой желудок казалось подобием сказки. Звериный голод. Тепло самого существования "Дока" могло бы навсегда остаться единым, могло бы остаться навеки внутри, без возможности обратного эффекта. Я фактически получил одобрение от человека, что уже знаком именно с этой любовью. Тот, кто смог бы принять меня... Принять мою любовь. Печален лишь факт, что тогда я не смог уловить нотку печали в твоём уставшем взгляде. И в конце концов, я попытался. Док, я впутал тебя в неприятности. Как итог ничего не вышло, правда? Я... Снова чувствовал себя подавлено, обречённо. Вот как чувствуют себя люди в момент, когда то, к чему они стремились, в один момент пропадает без конца. Ты боишься, что лечение пройдет безуспешно, но всё это время я не пытался помочь. Теперь все ещё больше боятся перехода на 4-ую стадию, как и ты. Если бы я подумал об этом раньше, я знаю, что это ничего бы не изменило, я бы всё равно попытался атаковать. Если бы мы могли тогда поговорить ещё раз, я бы хотел знать одну вещь... Почему? Док, скажи мне, почему ты продолжаешь стараться? Ради чего и зачем? Мы оба прекрасно знаем, что это обречено на провал. Оба знаем, что шансов не спасение нет. Но если бы была возможность... Если бы от этого зависело, смогу ли я вновь увидеть тебя... Я бы принял любой метод лечения. Не противился и не упирался, лишь старался излечиться от этого проклятия. Как думаешь, Док, тогда бы это сработало? И тогда... Ты бы принял меня? — Те, кто был рожден быть чем-то, никогда не смогут понять существо тех, кто не был рожден для чего-то. Не имея ничего, даже своей банальной сути, судорожно ищя единую надежду, за которую было бы возможно ухватиться. Понять суть собственных бесконечных поисков, чтобы в конце концов наконец найти ответ на вопрос, почему всё вышло именно так. Что мне нужно? Что я всё ещё продолжаю искать в каждом обломке воспоминаний, в каждом шорохе половиц и в каждом клочке вздоха? О чем не напишут ни на листе еженедельной газеты, и о чем не расскажут отчётливые следы маленьких ступней на снегу? Рождённые ждать одобрения со стороны и рождённые ждать собственного предназначения - совокупность разбитых осколков надежды, измазанные в гнусном одиночестве. С первым писклявым подобием звука "Ма-ма" продолжают ждать чего-то невозможного, пока наконец не поймут, что они обречены. Чьим-то пустым ожиданиям суждено разбиться в дребезги накануне рождества, под ёлкой с подарками, счёт которых никогда не превышал больше трёх. Чьим-то мелочным надеждам суждено было перекрыться мерзкими пятнами, разбрызганными по скрипящим половицам, на которые уже никогда не ступит маленькая ступня. Напротив окна, за которым больше никогда не будет слышно отчаянного вздоха. Сестра... Мама... Папа... Скажите, почему? Мои ожидания чего-то от вас не привели ни к чему. Ваши фальшивые слова никогда бы не смогли заполнить ту пустоту и никогда бы не смогли изменить тот факт, что моей сути никогда не было. Ни наибольший балл за экзамен не мог бы дать мне вашей любви. Это так подло. Никогда эта подлость не сравнится с тем, насколько глупы были сеансы Дока. Ваш насмешливый тон никогда не сравнится с воодушевляющим утренним приветствием Дока, ни с его искренностью в тех глупых обещаниях, не имеющих никакого логического смысла. Ядовитая желчь, разлитая по бокалам, лживые маски и зимний холод, застрявший где-то в горле вместе с торчащей рукоятью ножа. Прекрасное понятие вашей любви или безрассудное убеждение болвана, скачущего выше своей головы. Что ж, полагаю, выбор очевиден.