Feel his breath

Каротидный треугольник. Всё дело в каротидном треугольнике. Небольшое ограничение мышц, внутри которого находится сонная артерия с её ветками, ярёмная вена, блуждающий нерв и другие не менее важные «магистрали». Место нежное, важное, смертоносное, если знать, как правильно на него воздействовать. Рацио умеет быть осторожным. И знает, как именно Авантюрин любит трахаться. А вот Авантюрин не всегда следит за гранью разумного. Для удушения достаточно силы в четыреста грамм на квадратный сантиметр. Даже при таком слабом давлении гарантирована как минимум потеря сознания. Они сидят, и Авантюрин удобно опирается спиной на Рацио прямо позади себя, затылком располагается у него на груди. Он расслаблен и старается держать голову прямо, прикрывает глаза и нервно облизывается. Рацио кладёт руки на шею Авантюрина справа и слева [большим пальцем слабо трёт клеймо раба], держит указательные и средние пальцы на уровне кадыка, а потом плавно сдвигает их в стороны, пока под подушечками не начинает чувствовать слегка учащённый пульс. Авантюрин давно перестал вздрагивать от прикосновения к месту клейма, наоборот сам льнёт под пальцы, это кажется таким неправильным, но в то же самое время чертовски завораживающим. Большими пальцами Рацио придерживает голову партнёра прямо под основанием черепа, массирует неторопливо и аккуратно. А потом равномерно и плавно надавливает на точки пульса. Раз. Два. Рацио не давит на гортань, поэтому Авантюрин может дышать совершенно спокойно [пусть даже он иной раз буквально требует придушивать — так, чтобы прочувствовать кислородное голодание]. Прямо сейчас зрачки Авантюрина наверняка слегка расширяются, и чернота постепенно расползается по всей двухцветной необычной радужке. Рацио нравится за этим наблюдать, если он может видеть лицо авгина. Но сейчас же он мысленно считает. Четыре. Пять. Авантюрин даже не пытается втянуть воздух глубже обычного, он наоборот расслабляется, чтобы давление распределялось равномерно. Сейчас вся его жизнь зависит от того, не зайдёт ли Рацио слишком далеко. Это — часть терапии. Вообще-то Рацио несколько раз говорил, что у него нет докторской степени по психологии, но даже круглому дураку понятно, что так травмы не лечатся; Авантюрин каждый раз с наглой улыбкой отвечал, что степеней по биологии и медицине хватит, чтобы не отправить на тот свет. И, чего греха таить, Авантюрин правда ловит странное наслаждение от лёгкого головокружения, накатывающего возбуждения и тёмных пятен перед глазами, которые выбрасывают куда-то за грань. В этот момент все ощущения на самом деле длятся не дольше минуты, но угасающему сознанию кажется, что растягиваются на добрых полчаса. Абсолютно серьёзно и без преувеличения. Если это страх быть задушенным — то жертву ждут полчаса ужаса. Если это происходит прямо перед оргазмом — все ощущения от оргазма патокой растягиваются на полчаса чистейшего кайфа. Всё закончится очень быстро. Для потери сознания достаточно десяти секунд. Максимум двадцати. Дальше дело техники. Семь. Во… Рацио разжимает хватку, наклоняется ближе и едва касается губами краешка уха своего партнёра: — Может, нам стоит прекратить? Авантюрин недовольно мычит и делает медленный вдох. Он уже начал потихоньку улетать, но Рацио прерывается буквально на подходе, и эффект сходит на нет. Потемнение перед глазами тут же пропадает, к кончику языка возвращается чувствительность [у него всегда так — язык чуть немеет от пережатия артерий], и Авантюрин слабо трется затылком о грудь Рацио, ощущая надёжную опору и тепло под спиной. — Нет. Авантюрин вновь облизывается и охрипло усмехается, ёрзает и пытается повернуться, чтобы посмотреть на Рацио. Тот удерживает его в объятиях и утыкается носом за ухо, после коротко целует, от чего Авантюрин ёжится и всё-таки наклоняет голову в сторону, открывая доступ к уху и шее. — Нет. Я в порядке. Продолжай, доктор. Это — «часть терапии», так это называет Авантюрин. Ему надо привыкать, что приказы — это не свод заповедей, который должен быть неукоснительно исполнен, а его личность — это не актив, которым можно распоряжаться как угодно. Над ним столько времени имели безраздельную власть — рабство, работа в КММ, геноцид расы — и если Рацио может показать, что бывает и наоборот, то такая терапия, так уж и быть, станет одним из пунктов в восстановлении психического равновесия любовника. Авантюрин просто не сомневается в Рацио: тот настолько точен, что не ошибётся до последней секунды, даже если сам будет находиться на грани оргазма. Рацио слишком себя контролирует и не отпускает желаний на самотёк, но с этим уже можно работать, и Авантюрин медленно, но верно делает шаги в сторону успеха. Рацио всё-таки позволяет ему немного повернуться, и Авантюрин этим сразу же пользуется. Он, конечно, представляет, как сейчас выглядит для Рацио шальной взгляд, вздымающаяся от дыхания грудь, расстёгнутая ширинка и приспущенные штаны. У него стоит так, что напряженный член слегка пульсирует, ему не хватает совсем немного, чтобы перевалиться через край ощущений и кончить, вот только Рацио постоянно себя одёргивает и останавливает, и это начинает немного [не немного] подбешивать. — Ты должен будешь сказать, если что-то пойдёт не так, — говорит Рацио, прежде чем прикоснуться к губам Авантюрина своими. Авантюрин мычит что-то согласное — он на всё сейчас согласен, лишь бы ему дали наконец-то кончить от ощущения пальцев на шее, — нетерпеливо поддаётся ближе и требовательно, развязно целует. Он раскрывает губы и ведёт кончиком языка по контуру губ Рацио, после и меж них языком толкается, чтобы углубить, его языка коснуться, влажно и крепко поцеловать, и хоть на секунду заставить забыть о контроле. Рацио отзывается, прикрывает глаза и принимает язык в рот, посасывает и слегка царапает кромкой зубов, тем самым вызывая ворох мурашек по загривку. — Скажу, да… — прервавшись, бормочет Авантюрин прямо в желанные губы, — скажу. Он едва отстраняется и напоказ прикусывает нижнюю губу, потому что знает, как же Рацио нравится, когда эти губы припухают и краснеют от долгих поцелуев или же скольжения по члену. У Авантюрина, наверное, может встать только от воспоминания о том, как плотно губы смыкаются вокруг ствола, как тесно сжимается в спазме глотка, когда член толкается глубже. На самом-то деле Рацио настолько его заводит, что у него от одних поцелуев встать может, и именно поэтому в рабочее время Авантюрин соблюдает какую-никакую дистанцию, но, говоря начистоту, сам же все выстроенные стены ломает, и вполне способен, заперев дверь личного кабинета топ-менеджера на замок, усадить Рацио на диван и заняться с сотрудником Гильдии Эрудитов отнюдь не работой. Взгляд Авантюрина — внимательный, пристальный, — в сочетании с закушенной губой заставляет Рацио сдерживаться. Это внимание — хищное, опасное — проходится по краю слепого пятна; Авантюрину хочется прижаться как можно ближе, а ещё лучше — оседлать, сжать коленями бёдра и сесть сверху — плавно и до конца, чтобы прочувствовать как можно глубже внутри. Кровь в висках стучит практически слышимо. Рацио снова целует — коротко, но так чертовски многообещающе, — и выпрямляется, чтобы предоставить опору. Авантюрин с готовностью вновь упирается в его грудь затылком и старается расслабиться, прикрывает глаза, чтобы не отвлекаться на визуальную составляющую. Сейчас он концентрируется только на ощущениях: грудь Рацио приподнимается от мерного дыхания [она тёплая и надёжная], внутри скручивает желанием и отдаётся в самые потяжелевшие яйца, а в воздухе витает что-то, отдалённо напоминающее аромат бергамота. Авантюрину нравится чувствовать, как кончики правой руки Рацио скользят по плечу вниз, касаются предплечья, незаметным движением вдруг оказываются у самого бока и сжимают, оглаживают. — Вот так, — охрипло говорит Авантюрин и облизывает губы от лишней влаги. — Пока просто прикасайся ко мне. Я дам тебе знать, когда… когда можно будет. Авантюрин намеревается поймать этот момент, чтобы его выбросило в полёт буквально в секунду оргазма, чтобы растянуть это ощущение на как можно большее время. Это не пресловутый «собачий кайф», в котором подростки душат себя пакетами и кабелями, поспешно подрачивая на низкой и скрипучей кровати, это акт полного доверия своему партнёру, возможность без слов сказать «я тебе свою жизнь доверю, если потребуется». Рацио и так это знает. Рацио через плечо своего любовника наблюдает за тем, как тот расслабляется, закрыв глаза, и вновь опускает руки, чтобы обхватить плотным кольцом пальцев крепко стоящий член. Авантюрин запретил ему прикасаться ниже пояса, так что в распоряжении Рацио только вся верхняя часть его тела. Рацио наклоняет голову и прихватывает зубами тонкую кожу прямо за ухом Авантюрина, отчего того аж подбрасывает на месте. — Ты охренел, что ли? — шипит Авантюрин от боли и морщится. — Проверяю шоковые точки. Я должен знать, что смогу привести тебя в чувство. В качестве извинения Рацио лижет то же место, заласкивает влажно, при этом не убирает рук от боков и продолжает оглаживать. Он чувствует, как Авантюрин постепенно вновь начинает расслабляться под ладонями, как его дыхание становится из глубокого поверхностным, как он негромко постанывает, пока ритмично водит ладонью по всей длине члена. Рацио касается губами его шеи, лижет и окончательно расслабляет, позволяет привыкать к этому непрекращающемуся контакту. Это чувствуется правильно, так, как и должно. Авантюрин сам губу прикусывает, отпускает и несдержанно стонет. Он не обделяет вниманием головку, трёт подушечкой пальца под ней и задевает уздечку, затем щёчки оглаживает. Он дрочит себе почти что грубо, так, как привык, чтобы достигнуть скорой и первичной разрядки. Авантюрин любовник требовательный, темпераментный, и, чёрт возьми, если выпадает возможность, то он готов как минимум на два захода, чтобы насытиться на ближайшее время сполна. Авантюрин напрягает бёдра, расслабляет их почти сразу и подстраивается под излюбленный ритм, с каждым движением рукой ощущая, как нужная грань становится всё ближе. Он теперь уже стонет громко и неприкрыто, чувствует, как подрагивает прижимающийся к спине Рацио, и не скрывает довольной усмешки, потому что Рацио всегда так реагирует на его голос. Сейчас легко представить, как Рацио мог бы ввести в него пару пальцев, развести их внутри ножницами и неторопливо, как следует растянуть, потому что Авантюрину нравится чувство заполненности, и даже после крышесносного секса тот не спешит слазить с партнёра, а некоторое время прижимается к нему, чтобы опадающий член ненадолго задержался внутри, сжимаемый кольцом мышц. — Веритас… Авантюрин выстанывает имя любовника и касается собственных губ кончиком языка. Он уже скоро, и сейчас ему как никогда нужны правильные прикосновения. Рацио понимает всё сразу. Он скользит ладонями от бёдер по бокам вверх, любовно оглаживает и сжимает, давая постоянно чувствовать контакт. После он ладонями перебирается на плечи, слегка массирует их, чтобы не дёргать резким прикосновением к шее, касается загривка и на пару секунд вплетает пальцы в волосы, чтобы дать почувствовать и привыкнуть. Только после этого Рацио опускает ладони по обе стороны шеи Авантюрина и касается пальцами дёрнувшегося от сглатывания кадыка. Рацио на пробу сжимает горло пальцами, и Авантюрин тут же выдаёт приглушённый, протяжный стон, сглатывает с некоторым затруднением, и рукой только интенсивнее двигает. Рацио несколько секунд удерживает хватку, а потом расслабляет пальцы и располагает их по обе стороны от кадыка, ведёт немного в стороны, чтобы вновь найти эти точки, в которых ощутимо бьётся пульс. Сейчас пульс чувствуется гораздо лучше, чем до этого. Авантюрин предельно заведён, возбуждён, он несильно бьёт затылком об грудь Рацио и вновь устраивается, как бы без слов поторапливая его. Рацио не сжимает пальцы, хотя рефлексы говорят ему сделать именно это. Для удушения достаточно силы в четыреста грамм на квадратный сантиметр. Десять секунд — и человек без сознания, полностью в твоей власти. Рацио растирает большими пальцами две точки в основании черепа. Такое движение обычно расслабляет и приносит это расслабление не только в тело, но и в голову. У Авантюрина от ощущений мелкие волоски на загривке дыбом становятся, он ёрзает, но усилием воли заставляет себя сидеть на месте. Раз. Рацио плавно надавливает на точки пульса и принимается считать. Два. Три. Авантюрин может дышать, потому что гортань остаётся не пережатой, но кислород всё равно плохо поступает в голову — Рацио уверенно передавливает артерии, мешая кровотоку, но не сбивая сердечного ритма. Авантюрин приоткрывает глаза и не сразу понимает, открыл их или всё-таки нет — перед глазами уже начали появляться тёмные пятна. Пять. Шесть. У Авантюрина саднит где-то в районе яремной впадины, прямо под стыком ключиц, вновь немеет кончик языка и немного притупливается слух. Если бы сейчас кто-то его ударил, то он даже удара бы не почувствовал, потому что болевые рецепторы как будто отключаются за ненадобностью, а сам он постепенно проваливается. Хочется вдохнуть, чтобы затем выстонать вполне конкретное имя. Потом просто хочется вдохнуть. Он с трудом соображает, делает ли вообще хоть какой-то вдох, и плотнее смыкает кольцо пальцев вокруг члена. Девять. Де… Авантюрин едва ли чувствует, как спускает в собственную ладонь до того, как улетает. Пальцы становятся влажными и скользкими, из горла вырывается не то стон, не то всхлип, но на это восхитительно наплевать, потому что само ощущение непередаваемого чистейшего кайфа растягивается на добрых и самых охуенных полчаса в последние пару недель его жизни. На самом же деле проходит секунд пять, если не меньше. Рацио практически тут же, стоило любовнику кончить, ослабляет давление и оглаживает кончиками пальцев шею. Если Авантюрин не начнёт приходить в себя, то придётся приводить его в чувство насильно. В тот момент, когда уже можно начинать волноваться, Авантюрин вполне осознанно выстанывает что-то вроде «нечто», слегка качает головой и вытирает ладонь о простынь. Авантюрин всё ещё двигается как в воде, так что Рацио принимает всё на себя. Он устраивает партнёра удобнее, обнимает и жмётся губами к щеке, внимательно следит за тем, чтобы тот не забывал дышать и приходил в себя. Разомлевший после яркого оргазма Авантюрин разворачивается для удобства и прижимается к нему теснее, трётся щекой о плечо и удовлетворённо выдыхает. Ощущение, наверное, можно сравнить разве что с маленькой смертью и последующим воскрешением, но Авантюрин не озвучивает этого вслух, чтобы лишним не разрушить момента. Рацио умеет быть осторожным. И знает, как именно Авантюрин любит трахаться [любит долго, со вкусом, и с пальцами под челюстью или на горле]. А вот Авантюрин в этот раз не пересёк грань разумного.