Glaube an Liebe

      – Ничего не знаю! Нет платы – нет комнаты!       – Но, фрау Херцманн, повторюсь...       – Вы оплатили аренду до вчерашнего дня включительно! Если до полуночи не поступит нужная сумма ещё минимум на сутки, чтоб духу вашего больше здесь не было!       – Но у меня – ребёнок!..       – Раньше надо было думать, гер Винтерфельд! И не оправдывайтесь наличием ребёнка! Я отлично знаю, что он – приёмный! Вот и отправьте его обратно в приют, а сами убирайтесь отсюда! Да ни один отец ни за что бы не допустил такой ситуации!..       Десятилетний Бертиль, слышавший эти крики аж через три стены, сжался в уголке комнатки, где сквозь плохо закрытую дверцу балкона сильно сифонило осенним дыханием. То, что его опять упомянули в споре с домохозяйкой, сильно огорчало мальчика. Но ещё сильнее он жалел приёмного отца. По одной простой причине: мальчик сильно обожал того.       Да, именно так. Бертиль слишком хорошо помнил, как этот высокий сухощавый мужчина когда-то появился в общей игровой комнате приюта для сирот и после осмотра ребятишек всех возрастов почему-то остановил выбор именно на нём. Бертиль не считал себя шибко уникальным, особенно если вспомнить, что тогда он, ещё четырёхлетний пацан, мог передвигаться на допотопной инвалидной коляске: с детства был какой-то порок у ног, из-за чего они сильно кривились. Нормально ходить мальчишка не мог и часто падал при ходьбе, а бегать вовсе не умел. Но его новый отец оказался волшебником. Или, как неумело отшучивался сам тот, "всего лишь хорошим инженером-кибернетиком". Бертиль был сильно благодарен отцу за то, что тот помог вживить ему в ноги некие импланты, а после многочисленных операций и реабилитаций мальчик даже познал уникальную радость от простого бега. Умный не по годам, Бертиль сам заинтересовался техникой, много раз читал и перечитывал многочисленные тематические журналы, которые были свалены в коробках по всем углам их однокомнатной квартирки: отец всё свободное от работы время уделял его образованию, поэтому Бертиль рано научился не только читать, писать и считать, но и понимать сложные формулы.       Но, увы, ничто не вечно. Полгода назад его отец потерял работу и никак не мог устроиться на любое новое место. По этой причине долго не удавалось оплачивать их прежнюю квартиру, и пришлось её продать. С тех пор Бертиль с отцом переезжали уже четвёртый раз, ни в одной съёмной комнате не задерживаясь дольше, чем на две-три недели. Средств уже едва хватало на еду, и Бертиль отлично знал: отец нарочно недоедает, оставляя ему побольше пищи. Ради развития детского организма, по словам того. Однако парнишка ещё живя в приюте привык подолгу голодать, и сам тайком подсовывал отцу хотя бы один либо два куска, дабы его единственный близкий человек не умер от голода. Так и жили, пока сегодня не нагрянула хозяйка коттеджа, где им повезло снять за мизерный взнос комнатку на неделю. Требовался взнос ещё хотя бы на сутки, но на сей раз отец Бертиля не хотел отдавать последние деньги, отложенные на еду, и попытался договориться об отсрочке хотя бы до утра. Удастся ли?       Спор в коридоре утих спустя томительно долгие четверть часа. Конечно же, Бертиль хорошо слышал крики домохозяйки, поэтому об итогах спора уже знал. Но всё равно его опекун, войдя в комнату, недолго постоял на пороге, а потом со вздохом подсел к мальчику слева и приобнял за плечи.       – Ну, что, Берти? – с грустной улыбкой констатировал мужчина. – Опять выселяют нас. Не хочет она ждать, когда я заработаю хоть десять евро.       – Когда мы уходим? – с ходу уточнил Бертиль, готовый начать собираться в эту же минуту.       – У нас есть час. Вполне хватит собраться.       – А куда мы пойдём?       Его приёмный отец с задумчивым вздохом почесал переносицу, как часто делал при серьёзных размышлениях. Потом потрепал парнишку по светлым волосам:       – Пока на вокзал. Ты там посидишь погреешься, а я хотя бы уборщиком поработаю. Заработаю немного нам на еду.       – Папа, а может, уедем куда-нибудь далеко?       – Ты так сильно этого хочешь? – Винтерфельд с лёгкой улыбкой поглядел на своего приёмыша, не впервые предлагавшего эту идею. – А куда?       – Куда угодно! – видя расположенность опекуна к разговору, Бертиль оживился, заговорил скороговоркой: – Очень-очень далеко, в другой город или, может, село! Где всегда тепло, хорошо и много всякой еды! Где мы сами сможем заниматься производством пищи и твоих любимых механизмов, и ни от кого не будем зависеть!       – Ни от кого, говоришь?.. – снова вздохнул мужчина, задумавшись о чём-то.       Мальчик примолк, дабы не мешать тому размышлять, ибо давно уяснил: нежданный разговор подчас обрывает необходимые мысли. Тишина и его живое тепло поневоле уводили мысленно его опекуна куда-то вдаль, помогали отвлечься от многого лишнего. Винтерфельд смог полностью погрузиться в размышления, граничащие с воспоминаниями. Последние вовсе уводили в юность и детство, эти счастливые годы, когда из всех тревог были лишь опасения явиться домой с ободранными коленками и запачканными одеждами, ведь тогда могла заругать мама или же бабуля. Бабуля по линии матери, любившая часто вспоминать свои годы и...       – Знаешь, Биби, – отстранённо начал Винтерфельд, назвав мальчика укороченным именем¹, как часто бывало в минуты их уникальных близости и доверия. – Думаю, нам есть, к кому поехать.       – Правда?! – оживился тот, отчего серо-зелёные глаза радостно сверкнули. – Куда же?       – Моя бабуля когда-то рассказывала, что у неё есть родственники в России, – вспоминая полузабытые монологи престарелой фрау Грюнвельт, медленно заговорил мужчина. – Можно попробовать навести справки, чтобы узнать, о ком она говорила.       – А это делается бесплатно? – вспомнил о более насущных требованиях Бертиль.       Инженер замер. Вопрос мальчугана застал несколько врасплох, ведь он как раз вспоминал рассказы бабули об её прошлом. Помотал головой, избавляясь от тревожных мыслей, из-за чего его отросшие чёрные волосы растрепались, пригладил те ладонью.       – Берти, дай папе немного подумать, а сам собирай пока вещи, – посоветовал он ребёнку.       – Хорошо.       Спустя примерно полчаса, когда Бертиль закончил возиться со своими вещами и собрал в кучу отцовские, Винтерфельд наметил первые ориентиры благодаря сохранившимся в памяти обрывкам бабкиных рассказов. Поэтому, когда мальчуган подсел к нему и сообщил, что собрал их вещи, смог поведать о том, что им предстоит.       – Итак, Берти, слушай и запоминай, – заговорил он, плавно поглаживая приёмыша по волосам на затылке. – Сегодня поступим, как я ранее говорил. Ты переночуешь на вокзале, а я подработаю немного уборщиком. Завтра утром или же днём мы выезжаем в Россию. Если я правильно помню бабулины рассказы, её родственники должны жить в деревне Ромашкино – вроде она так называется. Туда нам и надо добраться.       – А это далеко? – осведомился Бертиль у него.       – Я точно не знаю. Нужна большая подробная карта.       – Может, в твоём телефоне удастся найти через WAP-модем² по интернету?       – Ох, мать моя компрессия! – Винтерфельд хлопнул себя по лбу, затем выудил из кармана брюк несколько обтрёпанный, но ещё рабочий Sony Ericsson³. – Конечно же, как я сразу не подумал! Молодец, Биби! Твоя идея нам сильно поможет. Ну-ка, давай посмотрим...