О голодной нечисти и праведном иконописце

Алексей Фёдорович сидит на своей маленькой деревянной табуреточке перед иконой, которую пишет, почти не отрываясь, уже третий день. Спина и поясница уже изрядно болят, следует отойти и отдохнуть, но иконописец старается закалять волю и соблазну отдохнуть пока не поддаётся. Лик Христа, уже приобрётший свои закономерные очертания, кажется, сейчас смотрит с состраданием. Карамазов, скрипя, встаёт с табуретки, охая от хруста костей. Он отходит чуть вдаль, смотрит, как икона смотрится со стороны. Из-под одноместной кровати, стоящей за ним, на него глядит два сияющих голубых глаза. Костлявая холодная рука хватает Алёшу за ногу, впиваясь в бледную от постоянного нахождения в пыльной комнатушке, ногу. Иконописец чуть вздрагивает и тут же печально вздыхает. —Я про тебя совсем забыл. Отпусти, я тебе молока налью. –Почти ласково говорит он, приковав взгляд к лапе нечистого, схватившей его. И лапа ослабляет хватку. Она опускается и царапает пол, намекая, что долго ждать не намерена. Алёша быстрым шагом уходит на кухню и возвращается с пакетом молока, небольшим стаканом ряженки, баночкой мёда и плиткой молочного шоколада. Из-под кровати вылезает нечистый. Пашка или Павел Фёдорович, как Алёша привык называть своего сожителя. Неясно, как он здесь взялся. Просто однажды сам собой завёлся, как паук в кладовке. Внешне это невысокий, с виду болезненный человек с тёмными, почти чёрными волосами. Иногда они аккуратно зачёсаны назад, но чаще — растрёпаны и беспорядочно лежат на лице нечисти. Павел Фёдорович глядит угрюмо своими слишком миловидными глазами для такого скверного создания, как он. Алёша протягивает нечисти молоко. Та разгрызает пакет с краю и в несколько секунд выпивает всё его содержимое, не упустив не капли. Следом во чрево беса отправляется мёд, шоколад и ряженка. Когда все банки, стаканы и упаковки уже пусты, Павел Фёдорович вытирает уголки губ, а потом вдруг поджимает их, злобно глядя на иконописца. —Всё пишешь и пишешь свои картинки. Этот мир уже ничего не спасёт, хоть молись, хоть проповедуй. Никчёмные вы создания. Способны только ненавидеть, разрушать и грешить. Я презираю каждого из вас каждой частичкой своего естества. А особенно презираю тебя, Карамазов, и тебе подобных, тешущих свой вымирающий род иллюзией того, что вы ещё можете что-то изменить. –Хрипло рычит Павел Фёдорович, а лик Христа на иконе начинает искажаться. Кожа его чернеет, глаза наливаются кровью. Алексей Фёдорович, видя это, кладёт руки на плечи нечисти. —Перестань. Я обещаю больше не забывать тебя кормить, хорошо? Если хочешь, ближе к вечеру я куплю тебе мяса. –Вкрадчиво говорит Алёша, гладя Павла Фёдоровича по плечам. Тот недовольно фыркает, но из рук чужих выбираться не спешит, слишком уж ему нравится, как они тепло дарят. —Хочу. Но знай, что гнева моего твои подачки не умерят. –Горделиво отвечает он. —А что же умерит? –Улыбается Алёша. Нечистый молчит несколько мгновений, а затем приподнимается с места и заглядывает в глаза иконописцу. Смотрит долго и внимательно, даже страшно становится. Павел Фёдорович борется с проявлением гордости, это видно по тому, как бегают его глаза. В конце концов, он немного опускает голову. Алёша сразу понимает этот жест. Он осторожно убирает волосы с лица нечистого и целует его в лоб, касаясь мягкими тёплыми губами холодной кожи.