Notes survivor: When darkness came

— Клери, я устала, — произнесла София. Я остановилась, опираясь на дерево и оглядываясь на ребенка. Девочка плелась за мной всю дорогу, и теперь ее бледное личико выглядело измученным и усталым. Могу поспорить, что я выглядела не лучше, если не хуже. Мы с Софией шагали уже третий день, питаясь лишь ягодами, которые смогли найти в лесу. Усталость и голодовка брали свое, и если я еще как-то боролась со своим состоянием, то голодному и уставшему ребенку было явно нехорошо. — София, детка, я понимаю, — вздохнула я, присев возле девочки и схватив ее за руки, — однако нам нужно идти вперед. У нас нет ни еды, ни нормального оружия. — Но у тебя ведь есть ножи, — девочка коснулась рукой моего жилета с карманами. — Ими много не повоюешь, — я слабо качнула головой. — Мы не можем долго оставаться в лесу. Я не знаю, как далеко мы от дороги, и когда найдем нашу группу. Поэтому нам нужно идти так долго, как можем. Подумай о своей маме, детка. Она ведь переживает за тебя, она ждет нас. — Хорошо, — кивнула София. — Я постараюсь идти дальше. — Вот и славно, — я поднялась на гудящие ноги и продолжила свой путь вперед. — Давай, отвлечемся каким-то разговором. Расскажи мне о себе. Следующие полчаса мы весьма бодро продвигались вперед под звонкий спокойный голос Софии. Я оказалась права, и за разговором дорога становилась не такой заметной. Идти было как-то веселее, даже голод немного притупился, что не могло не радовать. Девочка рассказывала о своей жизни, о школе, в которую ходила, о любимой подруге, которую давно не видела, и о любимых маминых пирожках, которые Кэрол пекла по выходным. Слушая ребенка, я невольно сравнивала ее жизнь со своей. Я ведь тоже когда-то ходила в школу, и у меня была любимая подруга, и моя мама тоже любила побаловать меня чем-то вкусным. Возможно, все дети такие, однако София понемногу напоминала мне меня саму, и мне начинало казаться, что это я, маленькая, сейчас шагаю по лесу. Голодная, испуганная, но отчаянно нуждающаяся в защите. Я чувствовала себя точно так же, однако у меня, в отличие от девочки, не было человека, на которого я могла положиться. Вот и приходилось мне, сцепив зубы и сжав кулаки, шагать вперед, вслушиваясь в шум леса. — Клери, а ты? — вклинился вдруг в мои мысли голос Софии. Я оглянулась на ребенка. — Расскажи о себе. — Ну, после твоей истории, моя может показаться тебе не такой интересной, — улыбнулась я. — На самом деле, в моей жизни не было ничего особенного. В чем-то даже я похожа на тебя. Я не могу сказать, что чем-то отличалась от других. — Я видела, как ты пользуешься ножами, — девочка скользнула взглядом по острому лезвию, зажатому у меня в руке. — Кто тебя научил? — Мой папа, — слабо улыбнулась я. — Он считал, что даже девочка должна уметь постоять за себя. Он учил меня драться, он учил меня обращаться с оружием, учил метать ножи. — Это немного странно, не находишь? — спросила София. — Он будто учил тебя выживать. — Ты так думаешь? — я хмыкнула. — Возможно. Хотя, он был просто охотником, выживание было частью его жизни. — Охотником? — переспросила София. — Как Диксон? Я на мгновение замерла, осмысливая то, что только что сказала девочка. А ведь и правда, Диксон — такой же охотник, как и мой отец. Он тоже сильный, ловкий, обучен выживать. И не знающий пощады. Почему-то раньше я об этом не задумывалась, не пыталась провести параллель между Дерилом и папой. И это весьма странно, потому что они поразительно похожи. Их единственное различие — это отношение к людям, отношение к окружающему миру. У моего отца была семья, была любимая жена и двое дорогих ему детей. У него была причина оставаться на этой земле, была причина любить и видеть яркие цвета. Дерил Диксон не такой. Он волк-одиночка, не позволяющий никому приблизиться к себе. Я мало знаю Дерила, точнее, не знаю о нем ничего. Мне известно лишь то, что из дорогих ему людей у него остался только брат, однако непонятно, жив ли Мерл, или же нет. Диксон говорит, что его брата не так легко убить, но верит ли он в это сам? Каждый день, когда я наблюдаю за ним, я вижу, что его вера понемногу исчезает, испаряется, как дым. И пусть охотник пытается выглядеть сильнее всех остальных, но ему тоже больно, как и мне, и Андреа, и тем, кто потерял своих близких. Вопрос в том, зачем Диксон пришел ко мне тогда? Зачем он оставил группу и пошел в мою комнату? Поддержать… Назвать эгоисткой, как он сказал. Испытывать боль, это эгоизм? Тогда что же называется горем? И если уж я действительно эгоистка, то зачем же он остался? Остался, поддержал, не дал сойти с ума в тот момент, когда мне было тяжелее всего. И сделал он это тогда, когда его самого разрывала боль и страх за брата… — Клери, все хорошо? — голос Софии вырвал меня из раздумий. Я вздрогнула и тут же покраснела, вспоминая событий первой и последней ночи в ЦКЗ. Пытаясь согнать с лица краску, я потерла руками щеки и повернулась к девочке. Она стояла рядом со мной, вглядываясь в мои глаза и ожидая ответа на поставленный вопрос. — Да, — кивнула я. — Мой отец был таким же охотником, как и Дерил. — Ты с ним общалась даже больше, чем остальная группа, — девочка посмотрела себе под ноги, едва не зацепившись за ветку. — Он не пугает тебя? — Пугает? — я удивленно глянула на Софию. — Неужели Диксон такой страшный? — Ну, он всегда держался особняком, — ребенок пожал плечами. — Он почти никогда не разговаривал ни с кем кроме своего брата. Иногда еще и ругался с мистером Уолшем. Но когда вы с Риком появились в лагере, он словно изменился. Мне кажется, он доверяет и тебе, и ему. Он старается защитить тебя. — Ага, сдерживая себя, чтобы не пустить болт мне в лоб, — хмыкнула я, отодвинув ветку и проскользнув под елью. — У них с Риком что-то вроде уговора. Вот и таскается наш «мистер Диксон» со мной, как нянька. Никому не захочется схлопотать пулю в голову. В лесу постепенно темнело, и идти вперед становилось все сложнее. Остановившись возле разлапистого дерева, я коснулась рукой шершавого ствола и огляделась. Всюду, куда был обращен мой взор, я видела только одну картину — бесконечные ряды высоких деревьев в зеленом одеянии. Любой другой человек уже бы давно здесь заблудился окончательно и бесповоротно, однако знания, переданный мне отцом, еще не успели до конца выветриться из моей головы. Я, конечно, помнила далеко не все, однако ума оставлять на деревьях пометки у меня хватило. — Клери, уже темнеет, — произнесла София. — Мы пойдем дальше? — Нет, хватит с тебя, — покачала я головой. — Ты устала и хочешь есть, я не могу тащить тебя дальше. — Ты тоже устала, — девочка взяла меня за руку. — Со мной все хорошо, — я подняла голову и пригляделась к ветвистой кроне дерева. — Сейчас я подсажу тебя на ту ветку, полезешь на дерево. — А ты? — София подошла ко мне, наблюдая, как я сажусь на землю и сцепляю руки в замок. — Нужно найти хоть немного еды, — я пожала плечами. — Я попытаюсь поохотиться. Не все же учения отца я забыла. Убедившись, что девочка надежно устроилась на широкой ветке достаточно высоко от земли, я вытащила ножи и направилась вглубь леса, оставляя на деревьях глубоки зазубрины, чтобы можно было найти Софию. Далеко мне идти не пришлось — почти сразу же я наткнулась на небольшого оленя, безмятежно пьющего воду у ручья. Резко присев за кустом, я осторожно и тихо, как мышка, подвинулась чуть левее, чтобы мне открывался лучший вид. Лезвие в моей руке чуть подрагивало, а острые зубы впились в кожу на губах. Одно дело — убивать ходячих, второе — обучаться стрельбе по мишеням под чутким руководством отца, и совсем третье — убить невинное животное, когда оно ни о чем не подозревает. Я никогда не была вегетарианкой, и не состояла в обществе защиты животных, однако вот так просто убить живое существо, которое мне ничего не сделало — это было трудно. Олень дернулся, резко подняв голову, а я насторожилась вместе с ним, осознав, что звук исходит не от меня. Животное напугало что-то, что было по ту сторону ручья и смотрело на нас, выжидая момента. Я тоже выжидала, и мой момент настал именно сейчас. Серебряная молния сорвалась с пальцев, темным росчерком промелькнув между кустами и вонзившись в гибкую шею оленя. Животное дернулось в смертельной агонии, и рухнуло на землю, а над его головой пронесся следующий нож. Он попал прямо в открытый в громком рыке рот, пронзив затылок и пригвоздив ходячего к стволу молодого деревца. Выбравшись из своего укрытия, я убедилась, что олень мертв, после чего, морщась от прохладной воды, полезла за своим ножом. У меня и так слишком мало оружия, чтобы разбрасываться налево и направо. Олень, хоть и был небольшим, оказался довольно тяжелым, и пока я смогла оттащить его до дерева, на котором засела София, то совершенно выбилась из сил. — Мы будем есть его сырым? — ужаснулась девочка, раздвинув ветки дерева. — А ты хочешь? — я задрала голову и ухмыльнулась. — Нет, конечно! — отмахнулась София. — Ну, раз уж ты так просишь, то я его пожарю. Найдя подходящие камни, я уселась под деревом, опираясь спиной на шершавый ствол, после чего, глубоко вздохнув, принялась чиркать камни друг о друга. Добывание огня никогда не было моим любимым предметом изучения, поэтому я приготовилась к долгому сидению под деревом, и к вполне реальной возможности есть оленя сырым, однако небеса были к нам благосклонны, и не прошло и получаса, как возле меня уже облизывал сухие ветки небольшой костерок. Довольно ухмыльнувшись, я подошла к оленю и присела возле него, с задумчивым видом изучая покрытое короткой шерстью тело. — В чем дело? — спросила София с дерева. — Я не знаю, как правильно освежевать тушу, — немного виновато произнесла я. — Никогда этим раньше не занималась, а отец подобному не учил. — Может, просто отрезать кусок мяса? — предположила девочка, с видимым отвращением. Я беспомощно глянула на нее, понимая, что ей это доставляет не больше удовольствия, чем мне самой. Вот был бы тут Дерил, он бы ни секунды не колебался, а сразу бы разделал оленя, развел костер и накормил бы всех. А еще… Уж он-то точно не стал бы блуждать по лесу три дня, а смог бы найти выход к дороге. Он бы помог нам, защитил бы. Но его тут нет. Мы с Софией здесь вдвоем, и я отвечаю за малышку. Собственной жизнью отвечаю. Я обещала спасти ее, я не могу вот так все бросить и сдаться на полпути. София надеется на меня, я не могу подвести ее. Решительно вздохнув, я приблизила нож к округлому бедру и, закусив губу, резко погрузила нож в мертвую плоть. Теплая кровь хлынула на руки, от чего я поморщилась, однако, скрепя сердце, продолжила свое дело. Нам нужно идти вперед, а чтобы были силы, нужно хоть немного поесть. И, раз уж ягоды не помогают, придется что-то делать, а не просто скулить о том, что я выбилась из сил и не могу заставить себя идти вперед. Спустя несколько минут мясо уже весело жарилось на костре, нанизанное на тонкие веточки. Я сходила к ручью, чтобы помыть руки от крови и грязи, а так же набрать немного воды во флягу. Когда я вернулась, мясо уже было почти готово и, обжигая пальцы, я сняла его с костра. Запах жареной оленины был куда приятней запаха крови и мертвечины, поэтому я несколько секунд просто стояла под деревом, наполняя легкие вкусным ароматом. — Эй, я тоже кушать хочу, — обиженная мордашка Софии вновь промелькнула между ветками. — Сейчас, — улыбнулась я и, прицепив мясо к поясу, принялась забираться на дерево. Ветки находились весьма высоковато над землей, и мне пришлось изрядно попотеть, чтобы залезть наверх. Сломав себе все ногти и расцарапав руки в кровь, я таки смогла залезть на чертово дерево. Устроившись поудобней на широкой разлапистой ветке, я передала одну из веток с мясом Софии. — Прости, оно не соленое и без приправ, но есть можно, — немного виновато произнесла я. — Все хорошо, Клер, спасибо, — улыбнулась девочка. — Ты и так многое для меня делаешь. — Брось, детка, я ничего такого не сделала, — отмахнулась я, откусив немного мяса. Не смотря на то, что оно было несоленым, изголодавшийся организм требовал своего, поэтому я чуть не урчала, жадно глотая горячие кусочки. — Ты могла и не бежать за мной, — тихо произнесла девочка. Я перестала жевать, с удивлением глядя на нее. София опустила голову, спрятав глаза за плотной завесой волос. Худенькие плечи поникли, а тонкие ручки дрожали. — Если бы ты осталась на дороге, то тебе бы не пришлось блуждать по лесу и драться с ходячими. Остальные бы защитили тебя. Ты могла бы не рисковать собой. — Детка, не говори так, — я мягко улыбнулась и потрепала девочку по волосам. — Я пошла за тобой, потому что сама так захотела. Это был мой выбор, мое решение. Я пообещала себе, что буду защищать группу, и я буду это делать. Я никогда не позволю никому обидеть тебя. А ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку и защиту. — Зачем тебе это? — София внимательно посмотрела на меня. — Я ведь тебе чужая, ты не обязана меня спасать. — Детка, у нас было мало времени на общение, но я уже привыкла к вам всем. Я считаю вас своей новой семьей, а семью не бросают. — Семью? — девочка улыбнулась. — Конечно, детка, — я вернула девочке улыбку. — А сейчас давай, доедай и ложись спать. Завтра нам предстоит трудный путь…