Глаза широко раскрыты

Над «Пиццерией Фредди Фазбера» снова нависла ночь. Мало кто знает, когда в этом месте в последний раз был день, точно так же, как и мало кто знает, кто в последний раз видел детей, пропавших в ней уже десять лет тому назад. Это место было просто громадным ещё в восьмидесятых, со всеми этими детьми… И лишь хозяин заведения не готов так просто с ним расставаться. Найм охранников продолжается, и, несмотря на то что ресторан давным-давно уже закрыт, он далеко не заброшен. Шёл тысяча девятьсот девяносто седьмой год. И много для кого этот год был по-своему насыщенным. Тем не менее, Марк не мог сказать, как бы он описал последний прожитый им год. Он не верил в паранормальное, не считал творящееся в ресторане чем-то необычным и диковинным и ни на секунду не задумывался, что ходящие по ночам роботы способны на человеческое — или приближенное к таковому — мышление. Марк заканчивал свою первую неделю и держался бодрячком, хотя его это уже потихоньку начало утомлять. Только и нужно было закрывать перед плюшевыми мордами двери и отвечать на их примитивные тактики — просто и предсказуемо. Эти глупые роботы так сильно хотят добраться до простого эндоскелета, не правда ли? Очень забавно, что ради одной такой же, как они, железяки эти покрытые мехом мешки пружин и балок проделывают целый путь, который потом раз за разом повторяют. Именно так, у Марка было простое объяснение тому, что каждую ночь его пытаются убить четверо агрессивных роботов: они всего-то видят в нём обычный эндоскелет. Это объяснение впервые предложил ему владелец, когда Марк спросил, что конкретно пытаются сделать эти жестянки, когда, бродя по ночам, пытаются добраться до ночных охранников. Говоря о владельце, Марк встретился с ним году эдак в девяносто пятом, когда устроился работать сперва просто ночным охранником, позднее «дослужившись» до главы охранного отдела. Сам же владелец… Или, наверное, правильнее его называть генеральным директором, ведь он не просто заведует богом забытой забегаловкой, а управляет фактически целой компанией, дела которой, правда, сейчас идут очень даже не ахти. В общем, человек этот был на редкость добродушным и вполне приличным и представлял из себя хрупкого, относительно высокого веснушчатого мужчину, рыжие волосы и пушистая борода которого сочетались с фланелевой рубашкой и бежевыми брюками. На глазах у него красовались круглые очки, без единого блика являющие его голубые глаза. Марк же, однако, был мужчиной довольно крупным: широкие плечи, крепкие руки, твёрдая грудь и мощные ноги. Он также был высок, ростом чуть ли не выше, чем сам Фредди Фазбер. Смешно подумать, что при их с директором первом рукопожатии Марк чуть не сломал бедолаге руку. О нём, хозяине заведения, Марк также слышал ещё и то, что он когда-то периодически сам выходил к детям, наряжаясь в костюм жёлтого медведя, ещё тогда, когда пиццерия ещё работала. Из хороших знакомых Марк также мог выделить таких людей как Ким, менеджер, работавший с директором ещё с тихих семидесятых годов, когда Пиццерия Фредди Фазбера была только-только создана. Забавно, но с года её основания очень скоро пройдёт двадцать лет… Интересно, что Марк вообще выбрал такую работу. Это ведь буквально борьба за жизнь, работа, на которой его могут порвать на части, запихивая его в непредназначенный для людей каркас, куда его долго будут протаскивать, считая за эндоскелет, а от нечеловеческой силы роботов и пружин с балками, которыми полнится каркас, от Марка, в случае его поражения, осталась бы кучка фарша с противно пахнущими кишками, переломанными рёбрами и нервной системой, что станет служить каркасу новыми проводами для «эндоскелета». Единственной его частью, что увидела бы дневной свет, были бы его широко раскрытые глаза, выпучивающиеся из верхней части маски. Директор, увы, не говорит такое тем, кого на такую работу нанимает. Тем не менее, первая смена уже подходила к концу, а Марк всё больше уставал. И уставал, опять-таки, от предсказуемости жестянок. Фредди Фазбер, как обычно, шлялся где-то в тёмных коридорах, заяц стоял в левом коридоре, а птица, как всегда, «веселилась» на кухне. Интересно, что она там делает? Переворачивает тарелки? Когда Марк заходил на кухню после смены, он не замечал никаких изменений, как бы не пытался вглядеться. Жаль, нерабочая камера не позволяет узнать. Хотя, с другой стороны, эта самая камера спасала его от того, чтобы в очередной раз посмотреть на это чудо-юдо… Нет, не на саму Чику. Её ручной кекс был единственным, что по-настоящему пугало Марка в этом заведении. Хотя, кажется, время от времени неповоротливая пернатая его теряет где-то на кухне, так что, вероятно, это был ещё один несомненный плюс. А тем временем Бонни уже приближался к двери. Директор как-то говорил, что изначально именно ушастый должен был обладать высокой скоростью (что, в конце концов, логично, учитывая, насколько зайцы быстры), но в определённый момент инженеры компании поняли, что технологии в бородатых семидесятых ещё не дошли до такого. Робот, умеющий ходить? Вполне. Робот, умеющий бегать? Неее, не сейчас. И тем не менее, такого всё-таки изобрели спустя пару лет. Это был Фокси, лис-пират, вместо которого изначально директор задумывал бобра, позже — волка. В конце концов сошлись на пиратском капитане. И тем не менее, Марк бросил быстрый взгляд на монитор, чтобы удостовериться, что искатель сокровищ до сих пор в своей бухте. Марк также не забыл закрыть дверь прямо перед лицом у другого товарища, надоедливого зайца, сующего свой плюшевый нос не в свои дела. Пока дверь держалась закрытой, а заяц, недоумевая, всё ещё пытался пройти в неё, Марк решил найти на камерах ещё одного проказника, косолапого медведя, что очень умело прятался в тенях. Жаль, выдавало Фредди то, что он, к его сожалению, не мог скрыть никак — белый свет в глазах. По нему Марк мог совершенно легко определить, где прячется медведь, и со своим-то вниманием точно знал, что белые глаза Фазбера не пропустит нигде, как бы старательно бурый ни прятался. А вот и он — в обеденном зале, мелькает в дальнем углу комнаты. Отлично, теперь важно фиксировать внимание именно на этой камере. Марк не мог назвать причину ясно, но знал, что Фредди не двигается именно тогда, когда на него смотрят. Может, не любит слишком частое внимание? Поэтому в правилах есть пункт «не трогать Фредди»? Забавно, но, видимо, главный маскот заведения не очень любит внимание. Возможно, он, как и прочие звёзды концертов, устал от внимания публики? Марку нравилось думать об этих роботах в таком ключе. Они казались живее, когда думалось, что они не принимают ванну уже двадцать лет, что раздражаются по ночам, что просто хотят засунуть в нужный костюм один непослушный эндоскелет, который почему-то уселся в кресле охранного офиса… Это забавно и в то же время жутковато. Неужели искусственный интеллект уже дошёл до того, чтобы настолько хорошо осознавать ситуацию? А что будет через пять, десять лет? Роботы начнут рисовать? Вести с тобой осознанный диалог, как личность с личностью? Это звучит одновременно и увлекательно, и немного жутко. Тем не менее, Марк распахнул левую дверь. Не было смысла держать её закрытой, особенно когда энергия постоянно на исходе. В здании был генератор, заряд которого с каждым использованием электроники постоянно расходовался. Что ещё больше усложняло ситуацию, вентилятор было просто невозможно отключить, лишь выдернув провод, вставленный в разъём под столом, к которому также был подключён и монитор с дверьми. Это означало, что Марк не мог выключить вентилятор, и на него в том числе расходовалась энергия. Однако он уже давно научился экономить энергию аккуратно и бережно, и сейчас у него было пятьдесят шесть процентов. Это не очень высокий результат, но достаточно хороший для полшестого утра. Он держится бодрячком, совсем скоро его смена подойдёт к такому ожидаемому концу. Следующей у дверей охранного офиса появилась Чика. Бросившись к левой двери и едва заслышав протяжный всхлип неповоротливой птицы, Марк захлопнул дверь прямо у неё перед клювом. Теперь он мог даже не подсвечивать коридоры: Марк был уверен, что слышал тяжёлые шаги так отчетливо, что среагировал быстрее любого эндоскелета. На самом деле это было вызвано также и очень сильным нежеланием сталкиваться с её кексом, чтоб его… Прождав некоторое время и убедившись, что Чика ушла, Марк наконец отворил дверь. Марк снова бросил взгляд на монитор: Фредди не тронулся. Это хорошо, значит, теперь ему нужно найти Бонни и убедиться, что надоедливый заяц не предпринимает очередную попытку подкрасться к его левой двери. Уж что-что, а это Бонни умел делать бесшумно. Камера 2A, левый коридор… Бонни отсутствует. Хотя, если бы он уже был за дверью, Марк бы это и так понял, но что-то всё-таки заставило его переключить камеру на 2B. И то, что он там увидел… В обычное время камера 2B была обычным видом на конец коридора, там, где он уходил в левую же дверь. На камере, опять-таки, в обычное время красовался список правил ресторана, правил, которые Марк запомнил наизусть. Вместо них сейчас там красовалась какая-то газета, текст на которой был едва разборчив, но Марк точно мог увидеть, что заголовок вещал об инциденте с пропавшими детьми, судя по всему, пострадавшими в том самом инциденте, который случился здесь десять лет тому назад. Другой видной деталью был плакат с изображением Фредди Фазбера, который… Сейчас тоже немного отличался. Медведь на плакате больше не был бурым, он был… Жёлтым. Отчётливо жёлтым, цвет Марк мог разобрать легко даже в потёмках и почти чёрно-белом цвете камеры. И, несмотря на это, медведь был отчётливо жёлтым. У Марка не было времени обдумывать это, потому что следующее же, что он услышал, едва завидев плакат — это… Детский смех. Да и не столько смех, сколько лёгкая насмешка. Самое пугающее для Марка здесь было то, что он не мог определить его источника. Он не издавался из монитора, не раздавался эхом по всему зданию, не звучал даже где-то за его спиной, как это обычно бывает в каких-нибудь фильмах ужасов, нет. Этот смех звучал прямо у него в голове. Прямо у Марка в ушах. Сердце учащённо забилось. Он зажмурил глаза, закрыл лицо рукой, отвернулся от монитора, ожидая, пока паника пройдёт и пока сердце наконец встанет на своё место. Недолгим было это ожидание, однако для Марка эти пять секунд прошли, казалось, как целая вечность. Теперь он будет знать одно — кекс Чики был более не единственной вещью в этом месте, которая бы действительно его устрашала. Глаза Марка широко раскрыты. Шесть утра.