Ради чего

Сигма поводит плечами, будто ему неожиданно стало зябко от случайного дуновения сквозняка. Смешно, стены тюрьмы Мерсо не пропустят даже, вероятно, взрывную волну от ядерной боеголовки. Но это не то, что бы действительно хотелось проверять. Этот странный человек почти вальсирует по белому полу коридора, рассматривает обстановку с (не)поддельным интересом, наблюдает за ним, медленно сокращая расстояние. - Что ты... - Сигма боязливо отшатывается, стоит чужим проворным пальцам дотронуться до белой пряди его волос. События последних нескольких дней значительно потрепали нервную систему, вынудили реагировать на каждый выпад в свою сторону с повышенной осторожностью. - Что ты делаешь? Дазай Осаму, его напарник на ближайшее время и чистейшая катастрофа в одном лице, лишь мягко касается гладкого локона большим пальцем. На мгновение видно, что напускное веселье в его взгляде меркнет и уступает место чему-то топкому, тянущему, почти скорбящему, не глаза - губящее душу болото. Становится немного неловко, словно это зрелище было не для чужих. Не проходит и секунды, как Дазай вновь беззаботно улыбается и выпускает прядь из цепкой хватки, та лёгкой лентой возвращается на место. - Цвет твоих волос напомнил мне об одном человеке, только и всего! - пожав плечами, Осаму разворачивается на пятках, в игривой манере двигается дальше по коридору. Сама беззаботность, молодой повеса, а не заключённый. Сигма стоит на месте всего минуту. Мнется в нерешительности, пока та голодной собакой кусает пальцы. Прописано ли это в книге или нет, он был хорошим управляющим. Он защищал свой дом, он умел подобрать подход к каждому из клиентов, воплотить их страстные желания, идентифицировать каждую толику эмоций. И то, что он успел прочесть по лицу мужчины... - Вы скучаете по этому человеку, - не вопрос - утверждение вырывается быстрее, чем срабатывает мозг. Сигма смотрит, как останавливается Осаму, уже жалея о том, что произнёс. Не зря этого человека посадили вместе с демоном-Достоевским, мужчина явно не менее опасен, а он!... Молчание длится всего несколько секунд, но по ощущениям их двоих уже успел покрыть слой вековой пыли. - Ах, кто бы не скучал по нему?! По его восхищенному взгляду, по милой улыбке! - Дазай театрально возводит руки к небу, которое должно бы быть где-то там, вверху, за толстыми слоями бетона и стали. - Уверен, будь он здесь, обязательно бы говорил "Я верю в Вас, Дазай-сан!", "Вы такой умный, Дазай-сан!". Атмосфера становится ещё более странной. Осаму заключает лицо в чашу из собственных ладоней и продолжает разыгрывать театр одного актёра. Вот Ацуши-кун благодарит наставника(серьезно, Дазай чей-то наставник?!) за мудрый совет, вот, смущаясь, признается, что тот ему нравится и получает в ответ взаимность. Все это больше похоже на детский сад. Или плохую репетицию. Сигму осеняет внезапно, вспышкой, взрывом: - Разве ты не боишься, что Достоевский сыграет на слабости к этому человеку? По лицу Дазая пробегает колкая холодная тень. - Этого не произойдёт, ведь мы выиграем, - голос мужчины не меняется даже на тон, только по спине вновь бегут непрошенные мурашки. Человек перед Сигмой не полон решимости, нет, он уже скрутил руки собственной судьбе, чтобы та вдруг не выкинула неожиданный фортель. - Так что вперёд, Сигма-кун, давай быстрее сбежим из этого места. Не могу больше выносить их завтраки! Дазай без колебаний следует дальше, мурлыкая себе под нос незатейливую песенку. Ничего не остаётся, кроме как следовать за этим безумцем? гением? к выходу, а быть может и к собственной гибели. Ведь что остается после? Встреча с Достоевским и Гоголем один на один. Жуткий расклад, если хотите знать. Однако нужно признать, что толика какого-то странного успокоения поселяется в груди нежным ростком, дарит крупицу надежды. Дазаю Осаму есть, чем дорожить и есть, к кому вернуться. Вероятно, впервые в жизни. За это стоит побороться даже с самим дьяволом.