Ода венефики.

Сегодня начнётся история длиною в жизнь. Меня зовут Рената Собриевская, я самая обычная девушка, которая проживает в северной столице своей страны и имеет непостоянный источник дохода. Моя деятельность для многих кажется безумной, для кого-то безрассудной, для других, напротив, самой несерьёзной и идиотской. Я являюсь специалистом в области эзотерических учений, в простонародье — ведьмой. Нет, в моём роду не было колдунов, шаманов, чернокнижников [а может, были, но я просто об этом не знаю], но способности однажды свалились на меня снежным комом и я положила жизнь на то, чтобы с этим разобраться. Глупо не пользоваться ими, а ещё глупее — не зарабатывать на том, что дала природа. Не знаю, виной тому мой дар, но в личной жизни у меня полный крах и неудача. Картинка не привлекает, но все тянутся на свет моей энергии, которую желают испить до дна, даже не заботясь о последствиях. И сейчас я решила, что больше благотворительностью заниматься не буду. Зачем? Будет лучше, если я направлю энергию в полезное, для себя, русло. Клиенты есть, но не так много, как хотелось бы. И снова моя вина в том, что я думаю о всех, кроме себя. Да, я поступаю эгоистично, зарабатывая на силе, но с другой стороны, вы видели мой ценник? Сейчас сходить подравнять кончики волос выйдет дороже, чем я оцениваю свою работу. Может, в этом загвоздка? Но бедные люди, им нужна помощь, ведь едва хватает на приличное существование... А я справлюсь. Я привыкла выкручиваться. Смогла тогда, смогу и сейчас. Наверное, нужно рассказать о своём детстве? Приготовьтесь узнать меня чуть ближе. У меня, как и у всех, были мама и папа. Вдобавок ещё старший брат, который являлся самой настоящей занозой в причинном месте. У отца был свой бизнес, причём весьма успешный, мама занималась нами, брат заканчивал школу и готовился поступать в медицинский институт. Всё по классике, да? Я даже могу сказать, что мы были счастливы. Папа, Роберт Геннадьевич Собриевский, серьёзный и грозный мужчина в своём кругу и милый, добрый, щедрый в семье — был самым лучшим. Мы были важнее всего для него и всё, что он делал, было только ради нашего благополучия. Каждый мужчина, женясь по большой любви, так поступает. По крайней мере, я так думаю. Мама, Элеонора Руслановна Собриевская, в девичьи — Ярская, до замужества занималась вокалом. Она жила музыкой, не представляла свою жизнь без неё и, когда мы с братом были маленькие, то не засыпали без колыбели в её исполнении. Матушка так виртуозно владела своим голосом, что слушая её, поневоле можно было впасть в гипноз и отдать ей абсолютно всё, лишь бы она не прекращала петь. Вот только жаль, что наш дед запрещал ей развиваться в этой сфере, отчего она выбрала жить в нищете, но заниматься любимым делом, чем быть под полной опекой, но плясать под чужую дудку. Наш отец ничего ей не запрещал, даже предложил обучаться, но она выбрала материнство и, нужно отдать ей должное, преуспела в этом деле. Нужно уделить внимание братцу и рассказать немного о нём, да? Дмитрий Робертович Собриевский — первенец, лев семьи, любимейший наследник, умный, порядочный и такой талантливый. Мечта любых родителей. Но вот только отец сильнее всего желал иметь дочку, поэтому к брату относился со всей строгостью и наделял его поистине мужскими качествами. Диме пошло это на пользу, он вырос не только красавцем, но ещё галантным, умным джентльменом. Он стал бы отличным врачом, вот только жаль, что судьба распорядилась иначе... Спустя двенадцать лет родилась я. Рената Робертовна Собриевская. Спасибо отцу, я чувствовала себя настоящей принцессой и росла в роскоши, не знала бед, но самое главное, что я была любима. Мама тоже любила меня, но только брата всё равно больше. Я думаю, что это связано с тем, что я была похожа на маму и поэтому отец души во мне не чаял, а брат, напротив — копия отца и потому мама отдавала предпочтение ему. Но ещё есть теория, что матери любят первенцев больше... Не знаю. У меня не было дефицита внимания, ко мне никто хуже не относился, но на уровне чувств я всё равно ощущала разницу. В отличие от брата-технаря, я была творческой личностью. Тут гены выбрали сторону матери, не поспоришь. Только выбрала я не музыку, а рисование. А ещё любила литературу, стихи, интересные рассказы... Моя фантазия уносила меня так далеко, что даже в реальной жизни любую ситуацию преувеличивала и приукрашала. Только в осознанном возрасте начала контролировать это и разделять свои иллюзии от реальных событий. Тут психиатр мог бы поставить диагноз, но я предпочитаю отнекиваться фразой: "Я художник, я так вижу!". Мне спокойно, ведь это действительно так. Сейчас можно задать весьма логичный вопрос — раз я художница, то почему зарабатываю с помощью гаданий, а не холста, красок и кистей? Вот почему... Мне было пять лет, когда Дима заканчивал школу. Несмотря на свои умственные способности, но завершал обучение он не с золотой медалью, а с тройками в аттестате. Надо признать, что при всём его воспитании и умении вести себя, имел конфликты с некоторыми учителями, которые специально занижали ему оценки. Родители не ругались и не стремились слепить из своих детей идеалов, наоборот, были за то, чтобы мы сами решали свои проблемы. И, если Дмитрий сказал, что их помощь не нужна, то они и не совались. Куда важнее, какие результаты он покажет на вступительных экзаменах, нежели в аттестате, который откроют один раз на приёмной комиссии. Мы собирались на выпускной вечер, где ему вручат книжку с итоговыми оценками и он больше не перешагнёт порог школьного здания. Отец и брат облачились в строгие, чёрные костюмы, мама в небесно-голубое платье с россыпью из мелких бриллиантов, которые напоминали звёзды, а меня нарядили в пышное нежно-фиолетовое платье с кружевами. Я ненавидела собирать волосы и, чтобы не слушать мои истерики, оставили лохматые и свободные волны на голове. — Ты ж моя маленькая ведьмочка, - протягивая руки, с весёлой улыбкой пролепетал отец. — Бу-у-у! Я ужасная и злая колду-у-унья! Счаз сделаю так, чтобы Димка не получил диплом и не поступил в свой и-и-институт! - уже располагаясь у отца на руках, я вытянула маленькие ручки и зловеще напрягла пальчики, устремляя грозный взор в сторону старшего брата. — Не диплом, а аттестат, Рената, - поправила меня мама. — Вот не поступлю и буду сидеть целыми днями с тобой, в наказание за твоё колдовство, - брат сделал настолько серьёзное лицо, что я поверила и моментально запротестовала: — Нет, нет, нет, я же пошутила! — ласковая отца рука гладила по спине, успокаивая. Его смех отзывался приятной вибрацией по телу и я взглянула на него, не понимая, почему он смеётся. — За всё в этой жизни нужно платить, малышка. А уж за колдовство — тем более. Но не переживай, твой брат настолько умный, что твои чары на него не подействуют, - губы опустились на мой висок и я обидчиво сложила ручки на груди, хмыкнув. — Значит, я слабая колдунья? - я поникшим голоском обратилась к отцу. — Не слабая, а маленькая. Твоя сила будет расти вместе с тобой, не переживай, Ринушка, — папа ласково называл меня "Ри" или "Ринушка", а мама же всегда называла полным именем. Мне так сильно нравилось сокращение, что я до сих пор предпочитаю, чтобы меня называли "Ри". — Хватит болтать, мы таким образом скоро опоздаем! А ну, быстрее на выход! — у меня было множество вопросов в голове, но мама резко оборвала нашу с отцом беседу. Тут я вспомнила, что забыла в своей комнате сумочку — дополнение к своему наряду. — Папа, отпусти, мне надо кое-что забрать в своей комнате! — я осторожно, но требовательно забила кулачком по мужскому плечу. — Иди, только не беги, иначе упадёшь, — отец мягко опустил меня на ноги и я тут же побежала в сторону своей комнаты. Конечно же, я упала по дороге, ведь платье было красивым, но таким неудобным! Чтобы не подвести родителей, я быстренько забежала в спальню и взяла сумочку, которая была уже полностью собрана, но тут кое-что заставило меня остановиться и замереть. Такое я слышала только по телевизору, когда брат и отец смотрели фильмы. Я ни с чем не перепутаю звук перестрелки... Понимая, что идти обратно никак нельзя, я бросила сумку на пол и выбежала на балкон, прячась за стеллажом. Там было маленькое пространство, даже кошка едва бы пролезла, но это же я — проныра, которая смогла бы залезть куда угодно, если бы захотела. Дверь не закрыла, даже не подумала об этом, и из-за сквозняка с грохотом раскрылось окно. Шум, который заставил плохих людей подняться и проверить, есть ли тут кто ещё. Меня закрывали банки, книги, прочие ненужные атрибуты, но если уронить стеллаж, то можно было с лёгкостью меня обнаружить, поэтому я пригнулась настолько низко, насколько это позволяли обстоятельства. Меня не должны заметить. И вот они зашли в мою комнату, мне стало очень страшно. Я прикрыла рот маленькими ладошками, боясь даже вздохнуть. Казалось, что сердце сейчас пробьёт грудную клетку и выпрыгнет, не позволив этим людям убить меня. — Эта мелкая сучка выпрыгнула в окно, - сказал мужчина, который первый вошёл на балкон. — Ты идиот? Она слишком мелкая, чтобы додуматься до такого, - второй подошёл к окну, проверил вероятность побега и зашёл обратно в комнату, вороша содержимое шкафа, судя по звукам — не оставил без внимания ещё и постель. — Даже, если сбежала, то сдохнет с голоду. Ничё и никого у неё больше нет. Забей, пошли, — махнул рукой первый и тоже вошёл внутрь спальни. — Твоя правда. Тварь сама сдохнет, - противный смех долго ещё стоял в ушах. Я боялась выйти, вдруг они ещё не ушли? Но за окном стемнело и я всё-таки решилась. Они были неправы, у меня остался единственный родной человек — дедушка. А вдруг они его тоже убили? Я не хотела верить, что родители мертвы, но что-то внутри уже знало, что это так. Маленький мозг долго сопротивлялся и не хотел принимать правду. Но вот, я дошла до прихожей и там лежало три трупа. Три... Брата тоже не стало. За что? Почему так? У него только начиналась жизнь, впереди грандиозное и перспективное будущее, а теперь он лежал на полу, истекая кровью... Он не успел даже получить аттестат... Дима не заслуживает такого конца!.. Несмотря на свой возраст, я понимала, что пытаться их трясти бесполезно. Слёзы обжигали щёки, щипали кожу, делая её красной. Что делать дальше? Я слышала о том, что есть дедушка, но мы даже друг друга никогда не видели. Он знал о моём существовании? Я не боялась улицы, холода и голода, но боялась его. Мужчина, не пощадивший свою дочь, будет лучше относиться к внучке? Собственно, опасения со временем подтвердились. Не пощадил. Ярский Руслан Григорьевич был жёстким, даже жестоким, хитрым и беспринципным человеком. В ту ночь соседи вызвали [тогда ещё] милицию и установили родственную связь с дедом. До сих пор помню тот хладнокровный и безучастный взгляд, осматривающий моих родных. А когда наши глаза встретились... Его холод выморозил мою душу. Меня долго опрашивали, заставляли рассказывать всё в мельчайших деталях, я думала, что этот допрос никогда не закончится. Когда видела нового человека, то раздражённо выдыхала и едва сдерживала слёзы, потому что понимала, что придётся описывать всё заново. Я устала, я потеряла родителей и брата, я не хочу ничего рассказывать! Не хочу даже вспоминать произошедшее! Но я не капризничала и не плакала, потому что ощущала взгляд деда, который испытующе наблюдал за мной. При нём нельзя показывать свою слабость. Я ощущала, что иначе это плохо кончится. Плохо для меня. Маленький зверь внутри давал сигналы о том, что рядом с ним опасно. Рядом с ним нужно вести себя осторожно. Но ребёнок внутри протестовал, он спорил со зверем, он верил, что родной человек никогда-никогда не обидит его! Вот только в тот момент детство закончилось. Милиция ушла, Ярский решал вопрос по телефону. Я сидела, держа осанку и ожидая своего приговора. Длительное ожидание утомило меня и я провалилась во тьму, в тишину и ничего не слышала, не чувствовала, ни о чём не думала. Но спокойствие продлилось недолго, грубая рука трясла меня за плечо, заставив вернуться в сознание. Я подняла красные глаза на деда и нахмурилась, отчего в злых мужских глазах заплясали черти, а неприятный рот скривился в подобие улыбки. — Твои близкие сдохли, а ты дрыхнешь. Хорошо горе, а! — усмехнулся он, а неприятно стало мне, — Я не буду с тобой сюсюкаться и скажу, как оно есть: твоих родственников убили конкуренты отца. Бизнес есть — точнее, был — а вести его не умёл. На принципах далеко не уедешь, запомни, девочка, — он почесал затылок и пожевал губы, а затем продолжил: — Ты мне не нужна, у меня нет на тебя времени. Так и быть, на улицу не выгоню, опеку оформлю. Но как только тебе стукнет восемнадцать, то про меня забудь, поняла?! — он со злостью дёрнул меня за руку и я от неожиданности пискнула, кивая. Знал бы он, что я его уже сейчас хотела забыть. — Будешь жить тут. Плевать мне на то, вернутся сюда убийцы или нет. И что ты там чувствуешь, мне тоже похер. Потом делай с домом, что хочешь, я на эту халупу претендовать не стану. Приставлю к тебе человека, который будет закупать продукты и проверять, жива ты ещё или нет. Во всём остальном полагайся только на себя, слышала?! — он ещё раз дёрнул меня, а я снова кивнула. С тех пор деда я не видела, слышала только, что он умер ровно через месяц, как только мне исполнилось восемнадцать. Дом родителей остался моим, а вот бизнес и деньги, что были на счетах родителей, забрал Руслан почти сразу после трагедии. Пыталась узнать хоть что-то об убийце родителей и брата, но ничего не нашла. Единственный конкурент, который мог заказать убийство, был убит в тот же год. Иногда я думаю, мог ли дед таким образом разделаться с тварью, что так безжалостно расправилась с целой семьёй? Мысль кажется абсурдной, но я хотела в это верить. Сейчас я ничего не смогу узнать. Может показаться странным, но я не хочу жить прошлым и уж тем более — копаться в нём. Та трагедия очень сильно изменила меня, мою жизнь, слёзы не воскресят папу, маму и брата, а вот энергию потратят знатно. До десяти лет я каждый день садилась за холст, пыталась рисовать, но ничего не получалось. И в последнюю свою попытку я пришла к одной мысли — прошлая я умерла, похоронив вместе с собой и талант. Художницы Ренаты больше нет.